Александр Чучаев - Государственные преступления в уголовном праве России в XX веке. Историко-правовые очерки

• Название: Государственные преступления в уголовном праве России в XX веке. Историко-правовые очерки
• Автор: Александр Чучаев
• Жанр: Юриспруденция

В работе дается анализ некодифицированного уголовного законодательства начала XX в., регулирующего ответственность за государственные преступления, рассматриваются вопросы уголовной ответственности за указанные деяния по Уголовным кодексам РСФСР 1922, 1926 и 1960 гг. Для студентов, аспирантов, преподавателей юридических высших учебных заведений, а также для всех, кто интересуется историей уголовного права.

---

В ст. 59 УК РСФСР описаны два деяния: 1) сношение с иностранными государствами или их отдельными представителями с целью склонения их к вооруженному вмешательству в дела Республики, объявлению ей войны или организации военной экспедиции; 2) способствование иностранным государствам уже после объявления им войны или посылки экспедиции, в чем бы это способствование ни выражалось.

По мнению А.А. Пионтковского, «первая часть является по своим объективным свойствам подстрекательством иностранного государства к указанным в статье действиям. Следовательно, она не подходит под обрисовку изменнической контрреволюции, данной во второй части ст. 57.

…Это подстрекательство может быть по смыслу статьи совершено как путем непосредственного сношения с отдельными представителями иностранного государства, так и путем обращения к целому государству (например, воззвание по радио)»[90].

Второе деяние, предусмотренное ст. 59 УК РСФСР, по сути, представляет собой частный случай изменнической контрреволюции, указанной в ч. 2 ст. 57 УК РСФСР. Разница между деяниями заключается лишь в том, что первое предполагает оказание помощи воюющей с Республикой международной буржуазии, а не борющейся международной буржуазии, не признающей коммунистической системы собственности, приходящей на смену капитализму.

Обращает на себя внимание описание субъективных признаков преступления, предусмотренного ст. 59 УК РСФСР. В отличие от других статей о контрреволюционных преступлениях в ней не говорится о контрреволюционной цели, а указывается на более конкретные специальные цели – склонение: а) к вооруженному вмешательству в дела Республики; б) к объявлению ей войны; в) к организации военной экспедиции. Это обстоятельство можно, пожалуй, объяснить тем, что указанные цели являются составляющими более общей цели – контрреволюционной, а склонение к вооруженному вмешательству, по сути, есть не что иное как посягательство на диктатуру пролетариата.

Статья 66 УК РСФСР определяет изменническое преступление как «участие в шпионаже всякого рода, выражающееся в передаче, сообщении, или похищении, или собирании сведений, имеющих характер государственной тайны, в особенности военных, иностранным державам или контрреволюционным организациям в контрреволюционных целях или за вознаграждение…».

С. Турло отмечает, что «66 статья Уголовного кодекса определяет участие в шпионаже весьма узко: оно признается лишь тогда, когда проделан длительный процесс шпионской деятельности, не предусмотренной Кодексом. Кодекс предусматривает не полное участие в шпионаже, а лишь некоторые его виды на особых ступенях их развития. Этим Уголовный кодекс упускает многие моменты подготовительной деятельности шпионства. Уголовный кодекс требует, чтобы органы розыска доказали бы преступность шпиона не иначе как в той стадии его деятельности, когда он совершил весь процесс подготовки и достиг главной своей цели, а, следовательно, и менее уязвим. … Благодаря этому часть шпионов может ускользнуть от возмездия Уголовного кодекса вследствие его неполноты»[91]. Автор предлагал выделить стадии шпионской деятельности. Первая из них состоит в изучении лиц, которые по своему служебному или иному положению способны оказать содействие; вторая – подготовка, «подталкивание» последнего к совершению преступления. «Всякий шпион искусственно толкает, прежде всего, намеченного им кандидата в пособники или укрыватели на какие-либо преступные деяния, которые постепенно засасывают человека, а боязнь ответственности за таковые толкает на дальнейшее. Преступление одного гарантирует тайну преступления другого»[92].

Указанные стадии действительно в ст. 66 УК РСФСР не оговорены специально, вероятно, это и не вызывалось необходимостью[93]. Они характеризуют предварительную преступную деятельность. В статье сформулирован усеченный состав преступления, для окончания рассматриваемого деяния не требуется фактической передачи или сообщения упоминаемых в норме сведений, достаточно совершения описанных деяний. Кроме того, приготовительные действия, судя по тексту закона, также частично охватываются ст. 66 УК РСФСР.

Собираемые сведения должны носить характер государственной тайны. «Под государственной тайной буржуазные юристы понимали те сведения, которые известны лишь только определенному кругу должностных лиц и распространение которых за пределы этого круга противоречит желаниям власти … у нас к этому определению нужно сделать одну поправку: государственной тайной являются сведения, известные лишь определенному кругу должностных или партийных лиц и которые не должны выходить за пределы этого круга»[94].

Содержание ст. 66 УК РСФСР частично пересекается с содержанием ст. 61 УК РСФСР (содействие организации, оказывающей помощь международной буржуазии) и ст. 68 УК РСФСР (пособничество контрреволюционным преступлениям).

Статья 213 УК РСФСР предусматривает специальный вид шпионажа, выделенный законодателем по объекту и субъекту преступления. Объектом данного преступления, как и всякого другого воинского преступления, согласно ст. 200 УК РСФСР выступает установленный законом порядок несения военной службы и выполнения вооруженными силами республики своего назначения. Субъект преступления охарактеризован с использованием негативных признаков: воинскими признаются преступления, которые не могут быть совершены гражданами, не состоящими на военной или морской службе.

Указанная статья гласит: «Военный шпионаж, т. е. агентурное обслуживание неприятельской армии путем собирания и передачи неприятелю всякого рода сведений, осведомленность в коих может способствовать неприятелю в его враждебных действиях против Республики».

С. Турло обращает внимание на то, что в законе говорится о неприятельской армии, что предполагает состояние войны. Между тем шпионаж совершается и в мирное время, следовательно, более точным было бы использование термина «иностранной армии». Кроме того, необоснованно сужен характер совершаемых деяний и предмета преступления. Сведения должны обладать особым свойством – их знание может способствовать неприятелю в его враждебных действиях. Автор пишет: «При определении шпионажа следует исходить не из качества сведений, добываемых шпионами, а из образа их действий. Не объект и степень воздействия, а род самого действия определяет шпиона. Независимо от содержания сведений, если они были добыты тайно или под вымышленным предлогом, для передачи кому бы то ни было без согласия соответствующих органов государства трудящихся, налицо уже шпионская деятельность»[95]. При таком подходе деяние фактически теряет законодательные рамки; в качестве преступного может быть признано любое действие, направленное, например, на выявление недостатков в работе организации, без согласия последней.

Уже говорилось, что преступления, предусмотренные ст. 67 и 71 УК РСФСР, не «вписываются» в рассмотренную систему контрреволюционных преступлений, как бы стоят особняком. Строго говоря, они не являются таковыми, так как первое охватывает действия, направленные против пролетариата до того, как он завоевал классовое господство, установил советскую власть и организовал рабоче-крестьянское государство, а второе является преступлением против интересов правосудия[96].

В первоначальной редакции ст. 67 УК РСФСР выглядела таким образом: «Активные действия и активная борьба против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственных должностях при царском строе…». 10 июля 1923 г. формулировка статьи была изменена, она приобрела следующий вид: «Активные действия или активная борьба против рабочего класса и революционного движения, проявленные на ответственных или особо секретных (агентура) должностях при царском строе…»[97].

Криминообразующим признаком выступает специальный субъект преступления – лицо, занимавшее ответственные или особо секретные должности. Каких-либо законодательных указаний на этот счет не было, поэтому признание должности таковой относилось к прерогативе суда. К числу названных лиц причислялась, например, агентура бывших охранных отделений.

Надо иметь в виду, что указанная характеристика относится лишь к исполнителю преступления, в других ролях может выступать любое лицо. В связи с этим вряд ли можно согласиться с А.А. Пионтковским, распространявшим указанную характеристику субъекта и в отношении подстрекателя к совершению преступления[98].

Применительно к данному преступлению принципиальное значение имеет вопрос о давности. Согласно примечанию 2 к ст. 33 УК РСФСР (в ред. от 10 июля 1923 г.) высшая мера наказания подлежит обязательной замене по выбору суда наказаниями, указанными в п. «а» и «б» ст. 32 УК РСФСР (изгнание из пределов РСФСР на срок или бессрочно, лишение свободы со строгой изоляцией или без таковой), если со времени совершения преступления прошло не менее пяти лет. Со времени совершения деяний, указанных в ст. 67 УК РСФСР, этот срок уже истек, поэтому, казалось бы, применение высшей меры наказания в принципе невозможно. Более того, логичен был бы вывод о несоответствии санкции статьи указанным положениям. Однако в примечании 3 к ст. 33 УК РСФСР было закреплено изъятие из общего правила: «по преступлениям, предусмотренным ст. 67 … применение давности в каждом случае предоставляется усмотрению суда».