Николай Мальцев - Зарубки памяти на скрижалях истории. Алгоритмы и ребусы русофобии Запада

• Название: Зарубки памяти на скрижалях истории. Алгоритмы и ребусы русофобии Запада
• Автор: Николай Мальцев
• Жанр: История
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-906861-93-1

Мало кто знает, что во времена, предшествующие царствованию Петра I, на Руси был свой календарь и свое древнерусское летоисчисление. Но в 7208 г. царь своим указом выкинул из древнерусского календаря 5508 лет и ввел христианское летоисчисление по западноевропейскому образцу. По логике здравого смысла, не может быть такого, чтобы предыдущее летоисчисление в 5508 лет имело место в реальной истории, но не имело под собой никаких исторических фактов.

Современной наукой, к примеру, признается, что цивилизация Египта – одна из самых древних человеческих цивилизаций. Однако древнеегипетский календарь практически на два тысячелетия «моложе» древнерусского календаря. К большому сожалению там, где начинается официальная, признанная наукой история Древней Руси и русского народа, там здравый смысл не работает. Чтобы исправить ситуацию Н. Мальцев предлагает читателю не подлинник реставрированной истории, но ее авторскую реконструкцию.

---

Отложенное наказание

Я продолжил учебу и даже не догадывался, что нахожусь под незримым оком какого-то тайного осведомителя среди моих сокурсников. Зимнюю экзаменационную сессию, несмотря на повышенное внимание экзаменаторов к моей персоне «вора» и «хулигана», я с блеском сдал на хорошие и отличные оценки. Но, видимо, от судьбы не уйдешь. Не было мне на роду написано стать химиком-технологом. В феврале 1962 года на занятиях по физкультуре мы должны были пробежать 10 километров на лыжах с выставлением оценок. Ещё со школы я имел второй разряд по лыжам и не сомневался, что получу пятерку. Так бы и случилось, но или я запутался, опередив всех своих сокурсников, или какая-то непреодолимая сила подсознания вмешалась в мою судьбу, но я срезал часть дистанции примерно один километр трассы.

Когда до меня окончательно дошло, что я натворил, было поздно что-то менять. Я замедлил гонку, буквально полз по трассе со скоростью ниже пешехода, ожидая, когда меня догонят мои сокурсники. Пропустив 5–6 сокурсников вперед, я финишировал вслед за ними, надеясь, что никто не доложит преподавателю физкультуры о моем проступке. Надежды были напрасны. Возвращаясь с трассы в техникум, неизвестный до сих пор для меня осведомитель шепнул на ухо преподавателю о моем проступке. Когда мы сдали лыжное снаряжение и заменили спортивную одежду на повседневную, преподаватель физкультуры объявил, что результат прохождения десятикилометровой дистанции для студента Мальцева ликвидируется, а ему выставляется неудовлетворительная оценка по физкультуре за умышленный обман и срезание дистанции. Я выразил готовность пересдать экзамен и пробежать эту лыжную дистанцию с любой очередной студенческой группой. Все мои пожелания были сходу отвергнуты. Преподаватель был неумолим. До меня ещё не доходило, что все наши преподаватели получили негласный приказ директора школы, чтобы найти предлог для моего отчисления.

Уже через несколько часов меня вызвали к директору техникума, который объявил приказ о моем отчислении с правом восстановления через год на второй курс, в январе 1963 года, при условии моей работы на пороховом заводе (п/я 33) города Котовска и получении положительной характеристики с места работы. При этом директор категорически приказал мне прибыть за получением документов об отчислении вместе с родителями. Он также сообщил, что на пороховой завод уже дано уведомление о принятии меня на работу. Попросил не терять времени и побыстрее привести родителей для передачи мне документов (аттестата зрелости и ведомости с экзаменационными оценками за три сессии) в их присутствии. Дальнейшее посещение занятий мне было запрещено. Вышел от директора я ошеломленным, слабо соображая, что произошло. Переживал я не за себя, а за родителей. Для них это отчисление станет громом среди ясного неба и приведет их в шоковое состояние беды и горя.

Другого выхода не было, и я с тяжелым сердцем и душевной болью отправился в деревню сообщить о своем исключении из техникума. Как мог подготовил родителей, чтобы смягчить их боль от моего сообщения. Уговорил мать не ездить в Котовск и не унижаться просьбами о снисхождении. За документами мы отправились вместе с отцом. С отцом я тоже договорился не просить директора техникума об отмене его решения, потому что к этому времени осознал, что его решение бесповоротно и окончательно. При встрече с директором отец не выдержал молчания и обратил его внимание на экзаменационную ведомость, где были выставлены отличные и хорошие оценки по всем предметам, кроме двойки по физкультуре. Абсурдность ситуации с этой двойкой по физкультуре была очевидной. Она вообще не должна быть внесена в ведомость по всем нормам того времени. Это была просто издевка со стороны директора. В школьные годы я самостоятельно занимался физкультурой. Имел собственную штангу, набор гантелей, коньки, лыжи и даже соорудил приличный турник на задворках огорода. По бегу на дистанции 3 километра и на дистанции 800 метров показывал уровень 2 разряда, а по лыжам официально имел документально подтвержденный 3 разряд.

Я без напряжения на турнике исполнял выход силой, делал многие упражнения 2–3 разряда сложности; мог подтягиваться до пятидесяти раз и даже по несколько раз мог подтянуться на одной правой или левой руке. При собственном весе в 67 килограмм легко выталкивал одной правой рукой штангу такого же веса. Физкультуру и спорт я любил и занимался в школьные годы физическими упражнениями добровольно в свободное время. Скажу по совести, что по физкультуре я входил в пятерку или даже тройку лучших спортсменов нашей студенческой группы. И конечно, двойка по физкультуре как основная причина для моего исключения выглядела как изощренное издевательство. Тем не менее жаловаться я никому не собирался. Какой-то внутренний инстинкт подсказывал, что сопротивляться судьбе не надо. Тем более, что пороховой завод – это не тюрьма. Да и работа на заводе оторвет меня от деревенской кампании собутыльников и мелких воров, что даст возможность вернуться в техникум. Выслушав приказ директора о причине моего отчисления, отец заметил, что эту двойку сын готов в любое время исправить, так как ещё в средней школе участвовал в межрайонных школьных соревнованиях по лыжам и на дистанции 10 километров получил 3 спортивный разряд, что соответствует пятибалльной оценке по требованиям физической подготовки студентов техникума.

Но директор техникума был неумолим. Лишь значительно позже я догадался о коварстве его замысла. В техникуме меня могли восстановить только с января 1963 года, а в ноябре 1962 года я подлежал призыву на срочную службу в ряды ВС СССР. Не будучи студентом, я терял право на отсрочку и подлежал призыву на общих основаниях. Таким образом, исключая меня на год из состава студентов техникума, директор автоматически загонял меня на срочную службу в полной уверенности, что я уже никогда не вернусь в число студентов вверенного ему техникума. Так и случилось впоследствии. Когда я оформился через отдел кадров рабочим порохового завода в должности химика-аппаратчика, получил комнату в заводском общежитии и прописку в городе Котовске, так сразу же получил повестку из военкомата о постановке на учет и прохождении медкомиссии. Уверен, что слаженная машина моего скорого вызова в военкомат сработала с помощью звонка директора техникума.

В военкомате после прохождения комиссии меня как бы случайно приписали к службе в Военно-Морском Флоте. Она отличалась от службы в рядах Советской Армии тем, что продолжалась не три, а четыре года. Я думаю, что и к флотской четырехлетней службе меня «приговорил» директор техникума. Возражать тоже было бесполезно. Фактически моя работа на заводе с марта по ноябрь 1962 года стала периодом ожидания призыва в ВМФ на четырехлетнюю срочную службу. По вредности производства рабочие смены продолжались по шесть часов в день. Мой же рабочий день как подростка продолжался только четыре часа. С работой я справлялся безупречно и успел за это время повысить свою квалификацию с 3 на 4 разряд. Моя зарплата от этого значительно повысилась. Насколько помню, это были просто бешеные деньги для недавнего деревенского жителя. Моя получка была раза в полтора больше получек моих родителей. Такова была разница между городом и деревней. Меня, как и других рабочих вредного цеха, снабжали бесплатным молоком, а в заводской столовой было прекрасное питание, не хуже, чем в иных советских ресторанах. Блюда были представлены широким ассортиментом и стоили буквально копейки. Стоит отметить, что это был период хрущевского коммунизма. Хлеб во всех органах общепита был бесплатным, и его каждый человек брал столько, сколько ему необходимо.

Напомню, что такой хлебный коммунистический беспредел происходил во всех городах и весях бескрайних просторов СССР. Эта щедрость была нелепа и не подготовлена. Немудрено, что через этот коммунистический перегиб вскоре все хлебные резервы страны разбазарили и скормили скоту, а хлеб стали покупать заграницей, чего никогда не было в царские времена и даже во времена Великой отечественной войны и сталинской эпохи. В реальности под прикрытием идеи коммунизма в широком масштабе был осуществлен злой умысел подрыва зерновой базы Советского Союза. Работа на заводе не тяготила меня и как пора ожидания призыва на военную службу вполне меня устраивала. Но в будущем я не видел себя рабочим и не собирался возвращаться на пороховой завод даже в каком-либо ином качестве. Я охладел и к техникуму, и к химии вообще, а значит, и к своей будущей специальности. Когда я освоил навыки работы, то мне стало скучно.

Ко мне все рабочие порохового цеха относились ласково и дружелюбно, а бывший выпускник техникума, откуда я был с треском изгнан, проникся ко мне искренним участием и заботой. Он показал всю технологическую цепочку производства пороха, которую он контролировал, и объяснил собственные функциональные обязанности. Обязанности были очень простые. Зная химию и технологию производства пороха, даже я, недоучившийся студент, легко бы с ними справился. Он приглашал меня в гости, с гордостью показывал свою однокомнатную квартиру, расхваливал телевизор последней марки и всячески демонстрировал свое финансовое благополучие, чтобы убедить меня вернуться после срочной службы в техникум и завершить получение образования химика-технолога. Однако за время полуторагодового обучения я получил опыт накопления знаний и приобрел уверенность в своих силах. Комплекс неполноценности моего школьного образования исчез и растворился. Подспудно я уже не хотел продолжать обучение в техникуме. Зачем терять ещё полтора года времени, если после службы я могу спокойно поступить в институт и получить высшее образование? Во время моей заводской работы все было хорошо, кроме чувства одиночества.