Михаэль Бабель - С закрытыми глазами, или Неповиновение

• Название: С закрытыми глазами, или Неповиновение
• Автор: Михаэль Бабель
• Жанр: Русское современное

И я пошёл по Вселенной. Праздничная ночь! В Иерусалиме Пурим. Луна, огромная и яркая, стелет мне царскую светлую дорогу. Звёзды – искрящиеся глаза стражников – следят за шагающей частицей Вселенной, подмигивают, бодрят, охраняют. Я не из закутка в кэгэбэшне, из которого одна дорога – только на кладбище. Я из Вселенной, в которую вселён. Я во Вселенной останусь вечно. А если это только кажется? И нет Тебя. Б-же, упаси… То что я проиграл в кэгэбэшнях? А если Ты есть! Сколько выиграл во Вселенной!

---

Потом была вечерняя молитва. Все одиннадцать, что были в камере, встали на молитву. Кто был в кипе – в кипе, кто без кипы – надели кипу, три кипы сделали из газеты.

Потом пели допоздна.

Я пошёл спать первым – завтра утром суд.

А перед сном пошёл за перегородочку побрызгать. Нехитрое устройство – дырка в полу и два следа ног. Потом смотрю на ручки кранов – не как дома. А думаю своё. Повернул верхнюю. И тихо хихикнул. Оказалось, там, где стоишь и брызгаешь, там и душ. Тогда повернул нижнюю – шумно зажурчала вода в дырке. Не слышно, чтó в камере. Тихо хихикал и вытирал бумагой лицо и голову. Люблю посмеяться над собой, иногда до упаду. Вытер глаза от слез. Потом вышел. Все сидят притихшие.

Один парень спрашивает сочувственно:

– Плакал?

– Нет, – говорю, – открыл верхний кран.

Было только мгновение перед взрывом смеха, которого эта тюрьма никогда не слышала.

Дольше всех смеялся я.

Твой ход, товарищ кэгэбэ.

Глава вторая

Вертухай привёл меня и усадил на лавке у входа напротив судьи. По прямой линии между нами стоял здоровяк на случай моего нападения на судью. Другой здоровяк стоял у двери – не дать мне уйти после нападения. На столе у прокуроров увидел мою книгу «Суд».

В комнате, кроме судьи и здоровяков, ещё девять мужчин и женщин со стороны кэгэбэ, все в белых рубашках. Не слабо.

Я закрыл глаза.

Немногочисленных пришедших меня поддержать не впустили, сидят в коридоре напротив двери, бродят по зданию в поисках меня. Среди них один чекист, он стоял «свидетелем», когда ногами били меня по яйцам возле кнессета. Тщетно ожидал – я не ответил. Рассказывают, он обижен на меня, что описал его.

Остальные чекисты тоже будут играть роль обиженных? А что чекистскому руководству делать с описанными чекистами? Скрыть в далёкой Австралии? Не слишком ли накладно – этакая орава!

Если так пойдёт дальше, то чекисты ещё будут носить мне передачи. И укоризненно качать пальцем: ша-лишь, баловник!

Не отвертишься, товарищ кэгэбэ. Не состряпать на меня ещё одно обвинение? О клевете на хороших людей. Да ещё иск на пару миллиончиков.

А вместе с чекистом пришёл один мудак, для объективности, мол, и таким недостойным, вроде меня, надо помогать. Это для него «причесал» такую мысль: Его предупредили, что общается со стукачом, но он продолжал, чтобы не быть на подозрении у тайной полиции.

Я ещё расшевелю его к показаниям против меня, для объективности, мол, таким недостойным, вроде меня, причитается.

А для всех мудаков причесал такую мысль: Не говори, что не был мудаком там, если уже дважды мудак здесь.

А для не русскоговорящих мудаков причесал такую: Скажи мне, кто твой мудак, и я скажу, кто ты.

Судья говорила издалека, прокурорша говорила в противоположную от меня сторону, говорили очень интеллигентно, тихо. Я их не слышал и не хотел слышать. Но вопрос судьи ко мне услышал: «Вы Михаэль Бабель?» Я молчал с закрытыми глазами. Потом услышал ещё вопрос: «У вас есть адвокат?»

Наверное, уснул. Чувствую, меня тянут за руку. Тянуть мог только мой вертухай. Шепчет мне радостно, что сегодняшнее дело оказалось пустым.

Не раз было со мной и от других слышал, что вертухаи под грохот замков и дверей говорят тихо: «Мы вас любим». От страха за свою вертухайскую жизнь? Но говорят так только те, у кого еврейские глаза.

Вертухай ведёт в отдел, где требуется моя подпись о явке в суд, назначенный через месяц, и о гарантии в тысячу пятьсот шекелей. Крысоподобная швыряет мне бумагу на подпись. Я читаю и подумываю, но она уже кричит: «Ты подписываешь или нет?» И тянет руки забрать бумагу. Она спешит загнать меня на месяц в заключение до суда. Её крысиные глазки полны желания рвать меня крысиным ртом. «Ну!» – кричит она. И я подписываю.

Получаю протокол суда. Не заглянув в бумаги, засовываю их в карман.

Долгая процедура выхода.

Прошу дать новое постановление, то самое. Отвечают, что оно у прокурора.

Первое ощущение после отсидки дня или года – одно: идёшь арестантом среди людей. Я ещё не как все – подальше от них, в конец автобуса.

Так какой ход записал товарищ кэгэбэ?

Стиль и грамматика на совести суда. Хотел продолжить: «а враньё на совести кэгэбэшных прокуроров». Смешно стало.

Протокол

Прокуратура: <…> судья решил, что обвиняемый будет приведён по постановлению о приводе 24 часа перед заседанием. <…> обвиняемый не был готов внести любую сумму денег, которые будут гарантировать его явку, и тоже осветил, что он не готов прибыть в суд сам, а только в сопровождении полиции. <…> Я предлагаю суду тетрадь, которая написана обвиняемым, и жалобу охраны суда, не избежать назначения общественного защитника обвиняемому, говорится о проступке, который налицо, не обязывает классификации защитника, и также послать обвиняемого, на проверку у районного психиатра, я попрошу, чтобы суд осветил обвиняемому последствия неявки в суд.

Суд: Суд объясняет обвиняемому его обязанность прибыть в суд на заседания, и если не придёт сам, не будет выхода, как задержать его и доставить с помощью полиции.

Обвиняемый сидит и его глаза закрыты и не реагирует.

Постановление: В свете вышесказанных обстоятельств, общественной защите назначить защитника обвиняемому. На этой стадии, так как состояние обвиняемого неизвестно, и видно, что он не намерен участвовать в психиатрической проверке, я не указываю на эту проверку. Вопрос способности обвиняемого быть судимым, вторично поднимется после назначения ему защитника. Заседание откладывается на 9.10.05. в 10.00.

Суд: Разъяснено обвиняемому в дополнительный раз, что ему явиться на заседание.

Обвиняемый не реагирует на вопрос суда, есть ли у него что-нибудь сказать по вопросу условий его освобождения от ареста.

Постановление: Обвиняемый будет освобождён от ареста, за подписью о собственной гарантии в 1500 шекелей, и обязательстве явиться на следующее заседание. Дано сегодня 15.9.2005 в присутствии сторон. Судья <>.

(Так!)

Отдел государственного контролёра в ответ на мою жалобу, что «шьют» мне дела, известил, что обсудит жалобу с теми, на кого жалуюсь. Только прежде я должен составить письмо по-другому, потом оказалось, должен дослать ещё какую-то бумагу, потом выяснилось, должен сообщить ещё какой-то номер. А время идёт и идёт. Я жду и жду. Наконец, звоню:

– Моё последнее письмо получили?

– Да, да, – как-то рассеянно отвечает женщина.

– А почему не извещаете о получении? – немножко возмущаюсь я.

Растерянно что-то мямлит и говорит:

– Обязательно пришлём.

И присылают ответ: так как уже есть обвинение, госконтролёр не может в это дело вмешиваться.

Согласованность полная в кэгэбэ.

А люди знают то, что нужно знать.

Один из них знает, что я угрожал оружием, и теперь ему понятно, что было покушение на меня. Он немолод, держится солидно, говорит вполголоса и его не повышает, возглавляет конференции, еженедельники, присуждение художественных премий, визиты за границу. Мелкоте я не позвонил бы, но такому!

Поздравил его с Новым годом и сказал:

– Я веду расследование по моему делу, а вы знаете обо мне то, чего даже я не знаю, – угроза оружием.

– Я этого не говорил, – ответил он в своей приятной манере, – о несдаче оружия сказал.

– А кто вам это сказал?

– Не помню, – резко и несолидно отрезал он.

– Но разве можно говорить то, чего не знаете? – задал риторический вопрос излишне горячо не потому, что это коснулось меня.

Огорчает, когда о человеке, заведомо думают не хорошее, а о государстве – хорошее. В кэгэбэшнях государство – идол. Мнение гомососной общественности в кэгэбэшнях: покушение – это разборки между нехорошими людьми.

Я не ждал ответа.

– Всего хорошего, – сказал я вежливо.

– Всего хорошего, – сказал он вежливо…

Прочёл мои книги тихий человек, которому грустно, чтó творится в государстве, и при встрече честно сказал:

– Просто не верится, – он искал слова, но не искал моих глаз, – чтобы ни за что? Но ведь что-то было?

– Как же! – отвечаю с сожалением за милейшего человека – угрозы полицейским, прокурорам, гражданам.

– Были угрозы? – спросил он как бы невзначай.

– Конечно, нет! – я рассмеялся не вполне естественно.

А он грустно улыбнулся…

Я решил больше так не отвечать, ведь человек всё равно останется при своём, если подумал такое даже после прочитанного.

И только так решил, как тут же звонит один из крайних справа, заслуженный человек. Давно знал его мнение, что здесь не кэгэбэшня, а что-то другое нехорошее, но что здесь не убивают. Поговорили вокруг да около меня, и когда в разговоре дошло до заветного «за что», я ответил: «Морду хотел набить одному». Он помолчал, оценивая серьёзность преступления и свою позицию относительно меня. А я подумал о том, что он подумал…