Дмитрий Богданов - Справедливость как основное начало гражданско-правовой ответственности в российском и зарубежном праве. Монография

• Название: Справедливость как основное начало гражданско-правовой ответственности в российском и зарубежном праве. Монография
• Автор: Дмитрий Богданов
• Жанр: Юриспруденция

На основе анализа отечественного и иностранного права исследуются вопросы, посвященные справедливости как основному началу гражданско-правовой ответственности. Рассматриваются проблемы развития договорной, преддоговорной и деликтной ответственности с позиций корректирующей, дистрибутивной и ретрибутивной справедливости. Отдельное внимание уделяется проблеме философско-правового обоснования справедливости в гражданском праве. Для научных работников, судей, преподавателей, аспирантов, студентов, а также практикующих юристов.

---

Истоки эмотивизма восходит к этической концепции Дэвида Юма, который считал критерием этики человеческие страсти60. Также эмотивизм связан с «интуитивизмом» Джорджа Мура, который в своих «Принципах этики»61 сделал, по мнению А. Макинтайра, банальный и апокалипсический вывод, что категория «благо» есть имя простого неидентифицируемого свойства, не имеющего природного характера. Вещи становятся «благом» на основании «интуиций», которые невозможно ни доказать, ни опровергнуть62.

В связи с этим можно вновь указать на рассмотренный выше вэлферистский экономико-правовой подход, являющийся, по сути, эмотивистским. Поскольку Парето-эффективность связана не с объективной ценностью благ, а их субъективной оценкой. Таким образом, например, отдельный контрагент становится мерилом ценности, допустим, товаров, что приводит к невозможности объективной оценки справедливости и эквивалентности отношений. Эмотивистской является и заложенная в суть экономико-правового подхода концепция рационального выбора.

Как отмечает А. Макинтайр, эмотивизм опирается на утверждение, что все попытки в прошлом или настоящем обеспечить рациональное оправдание объективности морали кончились провалом. Это вердикт целой истории моральной философии63. По своей сути, эмотивизм стал закономерным итогом кризиса моральной философии основанной на проекте Просвещения. Это был провал попыток рационального обоснования морали.

Так, именно с позиций «чистого разума» пробовал обосновать мораль Иммануил Кант в своих работах «Основоположения к метафизике нравов» и «Критика практического разума». Деонтологическая (основанная на идее долга) этика Канта базируется на общеизвестном категорическом императиве «поступай только согласно такой максиме, руководствуясь которой, ты в это же время можешь пожелать, чтобы она стала всеобщим законом». При этом по отношению к другому человеку «поступай так, чтобы ты всегда относился к человечеству и в своем лице, и в лице всякого другого так же, как к цели, и никогда не относился бы к нему только как к средству»64.

Иммануил Кант, по сути, понимал мораль как набор рациональных максим, т. е. полагал, что правила морали могут быть рационализированы, как и правила арифметики, а ее источником является «чистый» не эмпирический разум. Поэтому такие максимы, как «всегда говори правду»; «всегда выполняй обещания»; «всегда исполняй обязательства»; «не совершай суицид» и т. п., являются универсальными и соответствуют категорическому императиву.

Однако, как отмечает А. Макинтайр, «Кант был вынужден использовать печально известные плохие аргументы, кульминационным моментом которых было его утверждение, что любой человек, обращающийся к максиме “убей себя, когда перспективы боли превышают перспективы счастья”, непоследователен, поскольку такое желание противоречит жизненному импульсу, заложенному во всех нас. Это было бы равносильно утверждению, что любой человек, обращающийся к максиме “всегда ходи в парикмахерскую”, непоследователен, потому что такое желание “противоречит импульсу роста волос, заложенному в нас”». В итоге А. Макинтайр заключает, что кантовский тест оправдывает аморальные и тривиальные максимы в некоторых случаях даже более убедительно, чем моральные максимы, поддерживаемые Кантом65.

В отсутствие внешнего, надличностного этического критерия можно легко сформулировать универсальную и неопровержимую максиму «пусть все, кроме меня, будут средствами». Очевидный провал кантовской моральной философии стал основанием для последующих попыток рационального обоснования этики. Так, Сёрен Кьеркегор обосновывал, что основанием морали является выбор между этической и эстетической формой бытия66, однако, как верно отмечает А. Макинтайр, речь идет о фундаментальном выборе в отсутствие критерия для такого выбора. Такой критерий в виде объективного и внеличностного стандарта в данном учении также отсутствует.

В связи с этим можно вспомнить строки из стихотворения Владимира Маяковского: «Крошка сын к отцу пришел, и спросила кроха, что такое хорошо, а что такое плохо». В стихотворении крошка сын получил ответ у отца – и вырос хорошим человеком. Он передаст своим сыновьям и внукам этический опыт поколений. Но у С. Кьеркегора крошка ответ не получит, кроха сам будет осуществлять фундаментальный выбор между нравственным и безнравственным планом бытия в отсутствии критериев для такого выбора. Поэтому С. Кьеркегор на роль «папы» не годится.

В результате через идею Д. Юма приходим к выводу, что источником этики является не разум, а наши страсти. Через позицию Дж. Мура об интуитивном понимании этики моральная философия пришла к указанной выше концепции эмотивизма, своего рода этическому эпилогу эпохи Модерна. «Проект обеспечения рационального обоснования морали решительно провалился. А поэтому мораль нашей предшествующей культуры и, следовательно, нашей собственной культуры лишена какой-либо публичной, общей рациональной основы или обоснования»67.

В связи с этим вызывают интерес выводы Г. А. Голубевой, что «современный позитивизм. считает, что в категориях морали нет никакого разумного смысла, они служат лишь для выражения эмоций (этиков данной философской школы называют эмотивистами). Никакого критерия истинности в категориях морали нет. Суждение “убийство – зло” не является ни истинным, ни ложным. Сторонники подобной позиции исходят из того, что человек в своих отношениях с другими людьми волен руководствоваться своими сугубо личными соображениями, никто не смеет обвинить его в безнравственности, ибо в сфере морали нет ничего абсолютного, все условно, относительно. Фактически подобная позиция оправдывает аморализм одиночки, создает своеобразный культ сильной личности, ставит ее по ту сторону добра и зла»68.

Человек по ту сторону добра и зла, человек как самостоятельный источник моральных ценностей, сам решающий для себя, что справедливо и несправедливо. Истина проистекает из убеждений человека о том, что есть истина, как считает экзистенциалист Жан Поль Сартр69. В таких утверждениях звучит неприкрытая, болезненная мания величия человечка, мнящего себя «сверхчеловеком», поставить себя на место Творца. В этих утверждениях угадывается влияние Фридриха Ницше, чья моральная философия стала эпитафией для проекта Просвещения, дополнившая наш гуманистический бестиарий или зоопарк клеткой, в которую был помещен ubermensh (сверхчеловек).

Аласдер Макинтайр указывает, что «историческим достижением Ницше было более отчетливое, чем любым другим философом – определенно более отчетливое, чем у его аналогов в англосаксонском эмотивизме и европейском экзистенциализме, – понимание не только того, что казавшееся апелляцией к объективности оказалось на самом деле выражением субъективной воли, но и понимание природы проблем, которые встают при этом перед моральной философией»70.

Фридрих Ницше в своей работе «Веселая наука» с иронией проводит уничтожающую критику всем основным этическим концепциям модерна, не исключая и утилитаризм. Он замечает, что, если мораль представляет собой не что иное, как выражение воли, моя мораль может быть только тем, что создает моя воля. Ницше отбрасывает фикции и призывает заняться «очищением наших мнений и оценок и созиданием новых собственных скрижалей – и не будем больше корпеть над “моральной ценностью наших поступков”! Да, друзья мои! Пробил час отвращения ко всей моральной болтовне одних в адрес других! Моральное судопроизводство должно быть оскорблением нашему вкусу! Предоставим эту болтовню и этот дурной вкус тем, кому нечего больше и делать, как волочить прошлое пядь за пядью сквозь времена, и кто сам никогда не есть настоящее, многим, стало быть, очень многим! Мы же хотим стать тем, что мы есть, – новыми, неповторимыми, несравнимыми, полагающими себе собственные законы, себя-самих-творящими! И для этого должны мы стать лучшими выучениками и открывателями всего законного и необходимого в мире: мы должны быть физиками, чтобы смочь быть творцами в названном смысле…»71.

Действительно, эпитафия всей моральной философии модерна. Сверхчеловек отменяет рабскую мораль и становится сам источником нравственных предписаний, созидая новые собственные скрижали. Сам для себя. И таких источников столько же, сколько и «сверхчеловеков». Данный этический апокалипсис А. Макинтайр объясняет тем, что в секулярную эпоху модерна произошел отказ от аристотелевско-томистического понимания этики. «В основе ее лежат структура, которую Аристотель анализирует в “Никомаховой этике”. В рамках этой телеологической схемы существует противопоставление человека-как-он-есть и человека-каким-он-мог-бы-быть-если-бы-он-понимал-свою существенную природу. Этика – это наука, которая позволяет людям понять, как они совершают переход от первого состояния ко второму. Мы имеем, таким образом, тройственную схему, в которой человеческая природа-как-она-есть (человеческая природа в ее необлагороженном состоянии) исходно противоречит предписаниям этики и должна быть преобразована в человеческую-природу-какой-она-должна-быть-если-бы-она-была-реализована-в цели с помощью практического разума и опыта»72.