Никита Иванов - Общественная опасность деяния как онтологическая основа криминализации. Монография

• Название: Общественная опасность деяния как онтологическая основа криминализации. Монография
• Автор: Никита Иванов
• Жанр: Юриспруденция

Монография посвящена метафизическим аспектам общественной опасности, которые представлены через абсолютные ценности, нуждающиеся в охране уголовно-правовыми средствами. В работе предложено понятие абсолютных ценностей, а также дан алгоритм, необходимый для признания деяния преступным. Законодательство приведено по состоянию на ноябрь 2015 г. Монография предназначена для научных и практических работников, преподавателей, аспирантов и студентов юридических вузов. Представляется, однако, что основной адресат монографии – законодатель.

---

В этом же ценностно-полезном плане рассматривал ценности и Т. Гоббс, который в своем произведении «Левиафан» обосновал понимание ценности как того, что является результатом потребностей человека и что имеет экономическую сущность. В такой трактовке обращает на себя внимание то обстоятельство, что Т. Гоббс обратил свои взоры на человека, провозгласив, по сути дела, именно его ценностью: «Стоимость, или ценность, человека, подобно всем другим вещам, есть его цена, т. е. она составляет столько, сколько можно дать за пользование его силой, и поэтому является вещью не абсолютной, а зависящей от нужды в нем и оценки другого»[47]. Отдавая человеку необходимую дань в аксиологическом аспекте, Т. Гоббс, однако, считал, что человек – ценность относительная, подверженная оценке со стороны других людей, аксиологические воззрения которых могут быть совершенно разнообразны: «Пусть люди (как это большинство и делает) ценят самих себя как угодно высоко, их истинная цена не выше той, в которую их оценивают другие»[48]. Позиция Т. Гоббса хотя и является антрополого-экономической, но с непременным оттенком субъективизма.

Дж. Локк, будучи приверженцем экономического понимания ценностей, считал, что последняя имеет обязательные свойства полезности, которая чаще всего выражается в стоимости[49]. Таким образом, польза, как и в былые времена, оказывается альфой и омегой понимания ценности и в эпоху Просвещения.

Немецкая классическая философия дала миру таких блестящих мыслителей, как Иммануил Кант и Георг Вильгельм Фридрих Гегель.

И. Кант, противопоставляя сферу нравственности сфере необходимости, считал, что ценности обусловлены целями, которые могут быть объективными и субъективными. В связи с тем, что цели подразделяются на объективные и субъективные, И. Кант, связывая с ними ценности, полагал, что последние могут быть относительными и абсолютными. Если оцениваемый предмет соотносится с субъективными целями, тогда он представляет собой относительную ценность или «ценность для нас». Абсолютная ценность в системе И. Канта соотносится с целями объективными, в качестве которых выступают люди, разумные существа, и в этом контексте они являются «целями сами по себе, существование которых само по себе есть цель, и эта цель не может быть заменена никакой другой целью, для которой они должны бы служить только средством»[50]. Таким образом, человек в системе И. Канта становится абсолютной ценностью. Связывая категорию ценности с понятием культуры, И. Кант выводил свой категорический императив с его всеобщей максимой, утверждая, что именно такая ценность, как человек, подчиняющийся нравственной максиме, имеет принципиальное значение для оценок. Принцип долженствования в системе Канта играл первостепенное значение.

Гегель, придерживаясь экономических взглядов, связывал ценность в своей «Философии права» с потребностями, которые находят выражение в стоимости, ничего нового не привнося по сравнению с Локком и не рассматривая ценность как самостоятельную категорию. Вместе с тем, рассуждая о потребностном и стоимостном характере ценности, Гегель настаивал на ее важнейшем свойстве – полезности, значимости или годности относительно потребностей человека. Таким образом, значимость, полезность для человека выделяются при характеристике ценностей и в немецкой классической философии.

В дальнейшем развитие взглядов на ценность ничем не отличалось от уже пройденных этапов, за исключением отдельных нюансов, где ценности делились либо на «мир средств», либо на «мир целей», т. е. рассматривались или как предметные сущности, или как идеи в своих различных воплощениях. Поэтому не считаю необходимым рассматривать представленные в литературе взгляды по обсуждаемому вопросу, тем более что предлагаемое исследование не является классически аксиологическим. Замечу лишь, что авторы, независимо от причастности к предметной или идеальной концепции ценностей, постоянно выделяли такое ее свойство, как полезность, значимость, которые рассматривались чаще всего по отношению к субъекту, но порой наделялись и трансцендентными свойствами. Многие исследователи ценностей, а представители баденской (фрайбургской) школы практически все (Лотце, Виндельбанд, Риккерт и др.), связывали ценности не только со значимостью, но и с идеей долженствования, исходя из концепции Канта, заключенной в его категорическом императиве «поступай так, чтобы максима твоей воли могла бы быть всеобщим законом». В таком контексте в качестве ценности выступали поступки человека, имеющие нравственный флер и сам человек, как производитель своих поступков. И даже в том случае, когда исследователи полагали в качестве ценностей некие идеалы, как, например, Красота, Благо, Удовольствие и т. д., они имплицитно или явно подразумевали человека, без интенций которого все идеальные образы оказываются невостребованными даже в том случае, если их рассматривать как объективные свойства бытия или трансцедентные субстанции. Кроме того, ценности рассматриваются исследователями как культурная парадигма, вне которой ценностные предметы или явления немыслимы. Современный исследователь ценностей Алекс Михэлос так выразил ценностно-культурную парадигму: «Концепция культуры и есть концепция ценности»[51].

В русской традиции ценности прямо ориентированы на личность, что отличает ее от зарубежного аксиологического взгляда, где личность выступала через идеалы и трансцедентные состояния имплицитно. Так, В. Г. Белинский понимал под ценностью достоинство человека, утверждая, что «красота возвышает нравственные достоинства»[52]. Его позиции придерживались, хотя и с утилитарных позиций, Н. Г. Чернышевский, Ф. М. Достоевский и другие русские мыслители. Ф. М. Достоевский был оригинален в определении ценностей в том смысле, что как будто критиковал идеализацию человека как ценности, поскольку в человеке сосредоточены демонические начала, тяготеющие к аморализму и саморазрушению. Но в человеке сосредоточены и Божественные начала, которые воплощаются в милосердие, сострадание, любовь. В этом единстве, полагал Ф. М. Достоевский, нет ничего дороже и страшнее человека и вместе с тем, окончательно определял гениальный писатель, именно человек является абсолютной ценностью, что очевидно в известной антитезе Раскольникова: я человек или тварь дрожащая?

Русские философы Н. Бердяев, Вл. Соловьев отрицали антропоцентрическое понимание ценности, отдавая предпочтение любви, основанной на религиозных посылках. Будучи созерцателями, русские философы объявляли ценностью Божественное бытие, которое направляет пути мира и человека в сторону добра. Религиозный флер, впрочем, всегда был характерен для русских мыслителей. Даже, оставаясь на позициях антропоцентризма, как, например, Белинский, они рассматривали человека сквозь призму его Божественного промысла, как воплощение Божественных идеалов добра и любви. В таком контексте рассматривал человека как ценность Н. О. Лосский, считавший, что «личность есть центральный онтологический элемент мира: основное бытие есть субстанциальный деятель, т. е. или потенция личности, или действительная личность»[53]. Исходя из теории персонализма, Лосский считал, что ценность всегда связана с субъектом в том смысле, что она должна иметь для него значение. В таком контексте ценность обладает свойствами субъективизма. Однако ее нельзя сводить только к субъективности. «Как познаваемость мира предполагает сознание, но из этого вовсе не следует, будто познаваемая истина сполна обусловлена сознанием, так и ценностный характер мира предполагает наличие субъектов, но из этого вовсе не следует, будто ценности сполна обусловлены бытием субъектов»[54]. Таким образом, ценность носит объективно-субъективный характер, поскольку существует вне зависимости от познающего субъекта, но оценивается именно им. Подразделяя ценности на абсолютные и относительные, Лосский считал, что абсолютная ценность есть все то, что носит само в себе характер добра и само по себе является добром для любого человека. Таковым добром выступает, например, «Божественная абсолютная полнота бытия»[55]. В то же время человек, как носитель психоматериального царства бытия, как индивидуум, наделенный нормативной идеей, согласно которой он есть член Царства Божия, «есть абсолютная самоценность, потенциально всеобъемлющая. Таким образом, все деятели, т. е. весь первозданный мир, сотворенный Богом, состоит из существ, которые суть не средства для каких-нибудь целей и ценностей, а самоценности абсолютные и притом даже потенциально всеобъемлющие»[56]. Все остальные виды бытия, как производные от личности, Лосский относил также к ценностям, но ценностям производным, которые суть «бытие в его значении для осуществления абсолютной полноты бытия или удаления от нее»[57]. В этом плане Лосский разделял концепцию ценностей немецкого философа В. Штерна, который выделял Strahlwerte или лучевые ценности. В философской системе Штерна только личности являются самоценностями. Но личность есть такое целое, которое заключает в себе множество потенций, которые проявляются в различных фазах существования: работа, исполнение долга, несения нравственного бремени и т. п. Личность как абсолютная самоценность, излучает свою палитру составляющих единиц на все свое делание, и эти лучевые ценности также представляют собой ценности, но не собственно абсолютные, а производные от абсолютной. К таким ценностям Штерн относил нравственность, здоровье, право и т. п[58]. Таким образом, Лосский, несмотря на клерикальность своей концепции, в качестве абсолютной ценности выделял человека. Что касается так называемых лучевых ценностей, к которым русский философ, вслед за Штерном, относил нравственность и здоровье, то, пожалуй, эти ценности также можно причислить к разряду абсолютных, но истекающие или эманирующие из самоценности «человек», а потому являющиеся производными. Причисление этих лучевых ценностей к разряду абсолютных обусловлено, во-первых, тем, что они истекают из абсолютной ценности и как таковые относительными быть не могут. Во-вторых, определяя относительные ценности, Лосский подчеркивал, что они характеризуются как релятивные, имеющие характер добра для одних субъектов и представляющих зло для других. А лучевые ценности, как и абсолютная ценность «человек», отличаются всеобъемлющим характером.