Альманах - Альманах всемирного остроумия № 3

• Название: Альманах всемирного остроумия № 3
• Автор: Альманах
• Жанр: Прочий юмор
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-85689-142-2

Предлагаем вниманию читателя новый сборник исторических анекдотов, курьёзных, забавных и попросту примечательных историй из жизни русских и зарубежных государей, политических деятелей, видных представителей культуры и простых обывателей прошлого и позапрошлого веков, от которых мы отделены целыми эпохами.

---

Князь Никита (Трубецкой) был с грехом пополам. Лопухиным, мужу и жене, урезали языки и в Сибирь сослали их по его милости; а когда воротили их из ссылки, то он из первых прибежал к немым с поздравлением о возвращении. По его же милости и Апраксина, фельдмаршала, паралич разбил. В Семилетнюю войну и он был главнокомандующим. Оттуда (за что, то их дело) перевезли его в Подзорный дворец, что у Трех Рук, и там был над ним кригерат[3], а презусом[4] в нем был князь Никита. Содержался Апраксин под присмотром капрала. Елизавета Петровна (такая добрая, что однажды, завидев гурт быков и на её вопрос, куда гнали, услышав, что гнали на бойню, велела воротить его на царскосельские свои луга, а деньги за весь гурт выдала из Кабинета), едучи в Петербург, заметила как-то Апраксина на крыльце Подзорного дворца и приказала немедля кончить его дело, и если не окажется ничего нового, то объявить ему тотчас и без доклада ей монаршую милость. Презус надоумил асессоров, что когда на допросе он скажет им «приступить к последнему», то это и будет значить объявить монаршую милость. «Что ж, господа, приступить бы к последнему?» Старик от этих слов затрясся, подумал, что станут пытать его, и скоро умер.

* * *

Шувалов, заспорив однажды с Ломоносовым, сказал сердито: «Мы отставим тебя от Академии». – «Нет, – возразил великий человек: – разве что Академию отставите от меня».

* * *

Действительный тайный советник князь Иван Васильевич Одоевский, любимец Елизаветы, почитался в числе первейших лжецов. Остроумный сын его, Николай Иванович (умер в 1798 г.), шутя говорил, что отец его на исповеди отвечал: «и на тех лгах, иже аз не знах».

* * *

Шут И. А. Балакирев

Иван Емельянович Балакирев, сын бедного дворянина, был сперва стряпчим в Хутынском монастыре близ Новгорода, а потом, вытребованный в 1718 году, наравне с другими дворянами, в Петербург на службу, определен «к инженерному учению». В столице он случайно познакомился с царским любимцем камергером Монсом, понравился ему своим веселым характером, балагурством и находчивостью и сделался его домашним человеком. Монс, уже владевший тогда сердцем императрицы Екатерины I, доставил Балакиреву место камер-лакея, поручал ему выведывать и выслушивать придворные новости и разговоры и при его содействии продавал разным лицам свои услуги и заступничество. Прикинувшись шутом, бывший стряпчий сумел обратить на себя внимание Петра Великого и получил право острить и дурачиться в его присутствии. Однако Балакиреву недолго пришлось пользоваться выгодами своего нового положения. Арестованный в 1724 году вместе с Монсом, он подвергся пытке и за «разные плутовства» наказан нещадно батогами и сослан в Рогервик в крепостные работы. По вступлении на престол Екатерины I Балакирев был возвращен из ссылки и определен в Преображенский полк солдатом. Несмотря на все старания и хлопоты, он только в царствование Анны Ивановны попал снова ко двору и получил звание придворного шута. Наученный горьким опытом, Балакирев вел себя очень осторожно и заботился более всего о том, чтобы обеспечить себя на черный день. Анна Ивановна, по-видимому, благоволила к нему; по крайней мере когда в 1732 году Балакирев женился на дочери посадского Морозова и не получил обещанных ему в приданое 2000 руб… императрица приказала немедленно и не принимая никаких отговорок «доправить» эти деньги с Морозова и отдать их Балакиреву. В другой раз он вздумал разыграть лотерею, и Анна Ивановна усердно хлопотала о раздаче билетов. «При сем посылаю вам, – писала она в Москву С.А. Салтыкову, – бумажку: Балакирев лошадь проигрывает в лот, и ты изволь в Москве приказать, чтоб подписались, кто хочет и сколько кто хочет, и ты пожалуй подпиши, а у нас все пишут». Здесь будет кстати заметить, что многочисленные анекдоты о Балакиреве, изданные несколько раз и во множестве экземпляров, большею частью выдуманы или заимствованы из польских книжек подобного же содержания. Ни один из современных Петру Великому писателей, рассказывая о царских забавах, даже не упоминает имени Балакирева.

* * *

Остроумный шут Балакирев, поражая бояр и чиновников насмешками и проказами, нередко осмеливался и государю делать сильные замечания и останавливать его в излишествах хитрыми выдумками, за что часто подвергался его гневу и собственной своей ссылке, но по своей к нему преданности не щадил самого себя.

Однажды случилось ему везти государя в одноколке. Вдруг лошадь остановилась посреди лужи для известной надобности. Шут, недовольный остановкою, ударил ее н примолвил, искоса поглядывая на соседа: «Точь- в-точь Петр Алексеевич!» – «Кто?» – спросил государь. «Да эта кляча», – отвечал хладнокровно Балакирев. «Почему так?» – закричал Петр, вспыхнув от гнева, да так… «Мало ли в этой луже дряни; а она все еще подбавляет ее; мало ли у Данилыча всякого богатства, а ты всё еще пичкаешь», – сказал Балакирев.

* * *

Однажды государь спорил о чем-то несправедливо и потребовал мнения Балакирева; он дал резкий и грубый ответ, за что Петр приказал его посадить на гауптвахту, но, узнав потом, что. Балакирев сделал справедливый, хотя грубый ответ, приказал немедленно его освободить. После того государь обратился опять к Балакиреву, требуя его мнения о другом деле. Балакирев вместо ответа, обратившись к стоявшим подле него государевым пажам, сказал им: «Голубчики мои, ведите меня поскорее на гауптвахту».

* * *

– Знаешь ли ты, Алексеич! – сказал однажды Балакирев государю при многих чиновниках, – какая разница между колесом и стряпчим, то есть вечным приказным?

– Большая разница, – сказал, засмеявшись, государь, – но ежели ты знаешь какую-нибудь особенную, так скажи, и я буду ее знать.

– А вот видишь какая: одно криво, а другое кругло, однако это не диво; а то диво, что они как два братца родные друг на друга походят.

– Ты заврался, Балакирев, – сказал государь, – никакого сходства между стряпчим и колесом быть не может.

– Есть, дядюшка, да и самое большое.

– Какое же это?

– И то и другое надобно почаще смазывать…

* * *

Один из камергеров был очень близорук и всячески старался скрывать этот недостаток. Балакирев беспрестанно трунил над ним, за что однажды получил пощечину, и решился непременно отплатить за обиду.

Однажды во время вечерней прогулки императрицы по набережной Фонтанки Балакирев увидел на противоположном берегу, в окне одного дома, белого пуделя.

– Видите ли вы, господин камергер, этот дом? – спросил Балакирев.

– Вижу, – отвечал камергер.

– А видите ли открытое окно на втором этаже?

– Вижу.

– Но подержу пари, что вы не видите женщины, сидящей у окна, в белом платке на шее.

– Нет, вижу, – возразил камергер.

Всеобщий хохот удовлетворил мщению Балакирева.

* * *

В одну из ассамблей Балакирев наговорил много лишнего, хотя и справедливого. Государь, желая остановить его и вместе с тем наградить, приказал, как бы в наказание, по установленному порядку ассамблей, подать Кубок Большого Орла.

– Помилуй, государь! – вскричал Балакирев, упав на колена.

– Пей, говорят тебе! – сказал Петр как бы с гневом.

Балакирев выпил и, стоя на коленах, сказал умоляющим голосом:

– Великий государь! Чувствую вину свою, чувствую милостивое твое наказание, но знаю, что заслуживаю двойного, нежели то, которое перенес. Совесть меня мучит! Повели подать другого орла, да побольше; а то хоть и такую парочку!

* * *

По окончании с Персиею войны многие из придворных, желая посмеяться над Балакиревым, спрашивали его: что он там сидел, с кем знаком и чем он там занимался. Шут всё отмалчивался. Вот однажды в присутствии государя и многих вельмож один из придворных спросил его: «Да знаешь ли ты, какой у персиян язык?»

– И очень знаю, – отвечал Балакирев.

Все вельможи удивились. Даже и государь изумился. Но Балакирев только и твердит, что «знаю».

– Ну а какой же он7 – спросил шутя Меншиков.

– Да такой красной, как и у тебя, Алексаша, – отвечал шут.

Вельможи все засмеялись, и Балакирев был доволен тем, что верх остался на его стороне.

* * *

Один придворный спросил Балакирева:

– Не знаешь ли ты, отчего у меня болят зубы?

– Оттого, – отвечал шут, – что ты их беспрестанно колотишь языком.

Придворный был точно страшный говорун и должен был перенести насмешку Балакирева без возражений.

* * *

Некогда одна бедная вдова заслуженного чиновника долгое время ходила в Сенат с прошением о пансионе за службу се мужа, но ей отказывали известий поговоркой: «Приди, матушка, завтра». Наконец она прибегнула к Балакиреву, и тот взялся ей помочь.

На другой день, нарядив её в черное платье и налепив на оное бумажные билетцы с надписью «приди завтра», в сем наряде поставил ее в проходе, где должно проходить государю. И вот приезжает Петр Великий, всходит на крыльцо, видит сию женщину, спрашивает: «Что это значит?» Балакирев отвечал: «Завтра узнаешь, Алексеевич, об этом!» – «Сейчас хочу!» – вскричал Петр. «Да ведь мало ли мы хотим, да не все так делается, а ты взойди прежде в присутствие и спроси секретаря; коли он не скажет тебе „завтра“, как ты тотчас же узнаешь, что это значит».