Татьяна Норкина - Пять синхронных срезов (механизм разрушения). Книга первая

• Название: Пять синхронных срезов (механизм разрушения). Книга первая
• Автор: Татьяна Норкина
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-9908869-7-1

Первая из пяти книг воспоминаний о Москве рубежа семидесятых-восьмидесятых годов – правдивое и ценное историческое свидетельство, основанное на прекрасной памяти автора, на письмах-документах. Экскурсы в более далёкое прошлое и в будущее, т. е. в сегодняшний день, придают повествованию своеобразную объёмность и глубину.

О нашем прошлом, таком давнем-недавнем, рассказано ярко, талантливо, с обжигающим пристрастием. Автор вспоминает, как мы жили, о чём думали, какие книги читали. Студенческая жизнь в столице, вдали от родительского дома показана правдиво, подробно, с любовью. Пять книг, а перед читателем пока первая, есть достойный панегирик пушному клеточному звероводству – утерянной, никому не нужной сегодня отрасли сельского хозяйства – а была она престижной; эта трудная работа была нужна государству и сравнительно хорошо оплачивалась.

Столпом советского звероводства судьбе угодно было назначить хрупкую женщину – Елену Дмитриевну Ильину, доктора биологических наук, профессора, и она блестяще справилась с этой задачей. Пусть вся страна сегодня читает-вспоминает, какая Елена Дмитриевна была. Сильная человечная добрая умная волевая живая строгая простая! Справедливая.

«Четвёртая группа – привилегированная», – говорили иногда про нас, но мы не гордились, со всеми группами дружили; ревниво любили свой курс и свою академию. Об этом я и решила написать.

«Я взялась описывать ту жизнь, как мы её тогда жили-проживали, и, разумеется, как думали. Я хочу сегодня попытаться понять: что мы всей страной потеряли, где неправильно свернули». (Из письма).

Книга в жанре мемуарной беллетристики – попытка преодоления разнообразных стереотипов – будет интересна абсолютно всем.

---

Экзаменационная комиссия то по одному, то по два человека то и дело уходит и возвращается, и, наконец, все они уходят, и остаётся лишь Наталья Александровна. Мы этого момента давно ждём и начинаем громко, на весь класс, разговаривать и сверять ответы.

По счастью, всё у нас сходится; Наталья Александровна не препятствует нам, она доброжелательно слушает наши разговоры и молча смотрит на нас своими весёлыми умными глазами. Наша учительница очень молодая, она учила нас всего два года. Наконец, мне всё надоедает, я устаю и прошу разрешения сходить в столовую (это можно). Я иду в совхозную столовую, не столько пообедать, сколько отдохнуть: прогуляться и сменить впечатления. Затем я всё проверяю последний раз, отвечаю на все вопросы одноклассников, и мы, посовещавшись, решаем сдавать работы.

Мы оживлённо обступаем Наталью Александровну, кто-то спрашивает, а правильно ли он написал так-то. Она держит стопку наших контрольных листочков двумя руками и тихонько перебирает их задумчиво своими красивыми недеревенскими пальцами, нам она улыбается и ничего не говорит: ждёт, когда мы разойдёмся. Всем надо быстро идти домой: в день экзамена никто ничего больше не учит, а в огороде у нас у всех полно работы. Уже вечером в тот же день мы узнаём результаты: мы все трое получаем пятёрки, много четвёрок, и, разумеется, ни одной двойки. Меня всё это радует: я люблю справедливость.

Потому что я, как впоследствии выяснилось, Весы.

* * *

Мне всего 16 лет, но где надо – я уже хитренькая. Можно только удивляться – когда я этому научилась, быть хитренькой. Кажется, меня не учили этому ни в школе, ни, тем более, дома.

Всё дело в том, что последний год, в десятом классе, химию нам преподавал наш классный руководитель Н.В. Савченко. Кроме химии он мог преподавать астрономию, физику, природоведение, черчение, географию, биологию, и что-то ещё. Ну, конечно, рисование пропустила! Это был его самый любимый предмет! Короче, всё мог преподавать, кроме физры и математики. Это задевало мои интересы – химию учитель не знал. Но великая сила – инерция. Валентина Васильевна научила нас понимать химию, и мы с Катей Семерухиной стали разбираться сами, как могли. Она даже чуть лучше меня этот предмет знала, хотя я тоже была не промах. Мы сидели на первом ряду, что вдоль окон. Катя сидела сзади меня на последней парте с Серёжкой Иващенко, а я на предпоследней с Вовкой Леденёвым. И вот она раньше меня замечала ошибки на доске, тыкала ручкой в бок или в спину, наклонялась и громко шептала:

– Танька, скажи Николаю Владимировичу, у него опять углерод трёхвалентный.

Или пятивалентный…

* * *

Я вижу себя в гостях у Катерины дома; мы окончили школу три года назад. На зимних каникулах я пошла покататься на лыжах в лес, и уже возвращаюсь домой, как вдруг вспоминаю, что она живёт вот в этом новом доме на новой улице и приглашала меня как-нибудь зайти к ней в гости. Мы рассматриваем школьные фотографии. Вот мы вчетвером в химкабинете сидим на своих местах, все улыбаемся. Неожиданно я всё вспомнила:

– Смотри, как хорошо видно, что ты за моей партой сидела и всё время ручкой меня в спину или в бок тыкала… Почему сама не говорила Николе про его ошибки?!

Моя школьная подруга немного смущена:

– А тебе вечно было больше всех надо!

Да, помню, гордо подумала я тогда. Больше всех!

* * *

Перед экзаменом по химии приснился сон: мне достался билет № 5, а в нём вопрос «Неорганические кислоты, их строение, свойства, получение, применение». На самом деле в пятом билете и был этот вопрос. Мне как бы подсказка – на что обратить внимание. Я, конечно, обратила на кислоты внимание (и без того всё от зубов отскакивало), но на экзамене я вытаскиваю совсем другой билет, кажется, № 23. Странно, а сон?! …Чуть больше, чем через месяц, на вступительном экзамене в Москве, я вытащу пятый билет, и в нём первый вопрос: неорганические кислоты.

Так вот, на выпускном экзамене мне достались лёгкие вопросы: теория электролитической диссоциации, анилин. Лабораторную работу я не выполняла, решила какую-то задачу. До сих пор помню формулу анилина: бензольное кольцо, в котором один атом водорода замещён аминогруппой. Я шпоры не писала в школе и не пользовалась ими. Знала я всё хорошо, кроме физических свойств анилина (наш учитель сам себя считал хорошим учителем, но в десятом классе у нас была всего одна лабораторная работа по химии), я в глаза не видела анилин и даже приблизительно не представляла себе, что это такое. А тупо зубрить я не умею, пусть от меня не требуют выше моих сил.

На меня вовремя снизошло прозрение: если я не знаю, то он и подавно не знает! Но у преподавателя на столе лежат все наши учебники химии, и он постоянно их листает. Экзамен проходил в физкабинете, там установили ещё две доски, и мы должны были весь ответ писать на доске, чтобы учитель внимательно по учебникам проверял, то ли мы пишем. На доске, поставленной на две или даже три табуретки и опирающейся на белую фанерную выкрашенную стену физической лаборатории, прямо напротив учительского стола, я специально (мы говорили: спецом) рисую огромные, как фугасные бомбы, биполярные молекулы воды, где нужно, ставлю внутри плюсы, а где нужно – минусы; все формулы и реакции получения и химических свойств анилина (уже в самом углу доски; тесно, непонятно, но безупречно правильно), и просто ангельским голосочком говорю:

– Николай Владимирович, на доске места не хватило, я не стала писать физические свойства анилина, я устно скажу.

Он хмуро, важнецки кивает. Проговорила я быстро, не давая ему опомниться. Ни одного дополнительного вопроса. Я вижу себя, как я выхожу с экзамена: открываю дверь и буквально сталкиваюсь с Катериной Золотарёвой, она стоит перед дверью. Какая она нарядная и торжественная, вся белая-белая, просто сияющая: огромные красивые банты, воротнички, фартук. Как будто на мне не белые, в клубе взятые банты, и не белый фартук; но я себя со стороны не вижу! Я постараниваюсь и даю ей дорогу зайти, но заходит не она, а кто-то другой, я закрываю за собой дверь и требовательно громко спрашиваю у подруги:

– Физические свойства анилина, быстро!

Можно подумать, они мне прямо сейчас понадобятся!

Катя в одно касание достаёт из большого кармана своего белого с накрахмаленными кружевами фартука нужную шпору и сразу же начинает вычитывать из неё физические свойства анилина. Мы отходим от двери к окну (это такое окно, из которого почти ничего не видно: ни школьного крыльца – оно закрыто бетонной плитой-козырьком, ни улицы – молоденькие тополёчки всё же выпустили листики; единственное, что хорошо видно – у себя ли в кабинете завуч Валентина Фёдоровна) и усаживаемся вдвоём на широкий деревянный низкий белый подоконник. Она вдохновляется и совсем отрывается от шпаргалки, рассказывает мне много интересного.

Оказалось, что я ответила всё правильно, только наоборот. На растворимое я сказала – нерастворимое, на летучее – нелетучее, на белое – чёрное… Я довольнёхонька, я так и знала, что не знаю физические свойства анилина. Получила я 5. Если бы я не схитрила и не обставила свой ответ тактически безупречно верно, то что бы он мне поставил?! Посмел бы четвёрку поставить?! Не знаю. Уж обидел бы точно: я знала всё-таки немного не всё. Объясняй потом ему же возвратно, что он не проводил лабораторные работы!.. Но я сумела увернуться.

* * *

Насколько лабораторные работы трудны для учителя (говорят, в старой школе спиртовка летала по классу как ракета), настолько полезны для учеников.

Ну разве можно забыть Li – литий, химический элемент № 3, в ядре всего три протона, которые с трудом удерживают на второй орбите единственный электрон, поэтому литий – активнейший щелочной металл, одновалентный, разумеется, очень нестойкий, который бурно реагирует даже с кислородом, содержащимся в воздухе, и в шкафу в лаборатории у Валентины Васильевны хранится тщательно и надёжно завёрнутым в несколько слоёв толстой фольги. Мы с Катей Семерухиной в химкабинете в старой школе сидим на третьей парте в первом ряду, что у стены. Учительница обходит ряды, и каждый отделяет специальным шпателем ровно столько лития, сколько велено: со спичечную головку, не больше. Этот литий тотчас же надо поместить в фаянсовый тигель. По дороге он превращается в окисл, в результате в фаянсовом тигле лежит крохотное маковое зёрнышко; ждёт, что ученики с ним дальше будут делать.

Какой это класс? Скорее всего, восьмой. Нас 40 человек! Валентина Васильевна прошла уже два ряда и заходит на наш. Буквально над каждой партой она наклоняется, тихонько повторяет: «Со спичечную головку!», смотрит: сколько берут. Когда она поставила на нашу парту картонную коробку с замотанным как в шубу куском лития, под фольгой и в надёжной тёмно-коричневой оболочке окисла, она решила посмотреть, а что же у неё в классе делается, подняла голову и делает кому-то на том ряду у окна справедливое строгое замечание. Учительница, т. о., посчитала нас с Катей надёжными и дисциплинированными ученицами; меня – ошибочно. Я сидела с краю, а Катя у стены, и мне удобнее, конечно, было брать литий. Я не могла не проверить: неужели и правда больше нельзя отколупнуть, и начнётся бурная реакция?!