Валерий Сергеев - Прощёный понедельник. Рассказы психиатра

• Название: Прощёный понедельник. Рассказы психиатра
• Автор: Валерий Сергеев
• Жанр: Русское современное

Вошедшие в книгу истории по праву можно назвать рассказами психиатра. Опираясь на свой тридцатилетний врачебный опыт, автор показывает читателю, какая тонкая грань отделяет наше здоровье от психического расстройства. Он предлагает нам задуматься: легко ли изменить себя и свою судьбу? Каково это – покаяться в собственных грехах и простить других?..

---

А я вынужден признать, что, несмотря на определенные зачатки добра, негативная составляющая моей противоречивой и кипучей натуры всегда преобладала… И ничего я не мог с этим поделать: правильность мне была отвратительна, а «кривизна» — притягательна. Видимо, оттого, что криминал всегда предполагает возможность «пощекотать» нервы. И не стоит пенять на чье-то дурное влияние – ведь я сам выбирал себе друзей и сам совершал неблаговидные поступки. Однако Господь меня берег, и несколько раз я чудом избежал тюрьмы: заводились уголовные дела, меня допрашивали и «прессовали» следователи, но как-то всё обходилось…

Через столько лет, уже самому верится с трудом, что когда мы переодевались в гражданскую одежду и убегали в «самоход», то совершали серьезные преступления. Иногда избивали людей… Просто так — для потехи, ни за что… Угоняли машины, чтобы немного покататься и бросить. Если не хватало вина, то не церемонясь «брали» его в магазине и, разумеется, бесплатно. Расчет на безнаказанность был гениально прост: нас невозможно было опознать из-за двуликости. В расположении части мы слыли «серыми мышками», зато «на воле» становились дерзкими и самодовольными циниками, причём у нас всегда имелось «железобетонное алиби» — казарма.

Но вот в какой-то момент у меня произошёл серьезный внутренний разлад, душевный конфликт, что-то весьма похожее на «шизофрению». И вновь тому причиной – стихи. Тот тихий паренек из училища – возможно, самая знаменательная встреча в моей судьбе. С помощью поэзии он умудрился открыть мне совершенно иной мир. После чего у меня и началось «раздвоение личности»: два человека стали жить во мне – «хороший» и «плохой». До этого я вообще никак не идентифицировал себя. Просто в этом не было нужды. «Чертёнок» уверенно доминировал, а маленький «Ангелок» только тихонько поскуливал и постанывал. Иногда в чудные вечера или ночи, проведенные за чтением, «маленький хорошист» тоже начинал торжествовать, видя, что сумел разбудить во мне что-то человеческое и достойное уважения… В общем, потерял я привычную целостность, начались во мне разные «интеллигентские» метания и сомнения. Вероятно, это Ангел-Хранитель не найдя более действенного способа, взялся за мое перевоспитание, побуждая читать стихи. Такую двойственную жизнь я считал мучительной и неправильной, но ничего не мог с собой поделать…

Внешне выгляжу солидно,
Но в душе мечусь и маюсь…
Признаюсь вам, хоть и стыдно:
В жизни я — двуликий Янус!
Во все тяжкие пускаясь,
Совесть прячу в долгий ящик,
Сам себя порой пугаюсь:
То пророк я, то – обманщик!
Разом – грешник и святоша,
Миротворец и задира,
Иногда бомжа ничтожней,
Но порой – владыка Мира!
А когда в сердца прохожих
Купидон вонзает стрелы,
Я тотчас врастаю в кожу
И Ромео, и Отелло…
То спасаю, то караю,
То я счастлив, то мне плохо…
Чью же роль для вас играю:
Трагика иль скомороха?..

Когда мне определяли последние по счету, двадцать пятые сутки гауптвахты, командир части сказал: «Дальше по закону только дисциплинарный батальон: ты и Устав – не совместимы…» Да я уже и сам всё прекрасно понимал… Вскоре по одному из эпизодов наших разбойных нападений было заведено очередное уголовное дело, и это вынудило меня срочно написать рапорт об отправке в Афганистан…

Человеческая память сильнее времени… Жизнь не раз пыталась меня «поджарить», поэтому и «корочка» получилась — будь здоров! Толще, чем у других. Молоденьким пацаном я попал на страшную чужую войну и был вынужден стрелять, потому что в меня самого стреляли… Да, хлебнул я там лиха, натерпелся страха и побывал во многих переделках, но за широкой спиной ни у кого не прятался. Только и в этом пекле не молился, а «глушил» технический спирт и душманскую водку — арак. Я считал, что глупо надеяться на какую-то Высшую справедливость, когда, если верить своим глазам и ушам, её в природе вовсе не существует. А примеров тому я видел массу…

Так однажды, прочёсывая местность, наш молоденький лейтенант по счастливой случайности заметил на тропе «растяжку» и осторожно перешагнул через неё. Но тут в бронежилет взводного, опять же не причинив ему какого-либо вреда, «цокнула» пуля снайпера, что, согласитесь, тоже большая удача. Однако парня при этом сильно качнуло назад, он споткнулся и упал на ту самую мину, которая разорвала его в клочья. А ведь всего через три дня он планировал лететь в свой родной Смоленск для того, чтобы жениться… Вот вы говорите: «На всё Божья воля!» Но коль Господь всевидящ и всесилен, следовательно, сам этого захотел?..

В Афгане я перестал «задумываться» и «пускать сопли». Война научила меня преодолевать препятствия, держать удары и добиваться своего. Ну, а когда чего-то не додали, в чём-то обделили, то… брать самому! По максимуму! И никого ни о чём не нужно просить, тем более — дважды. Даже Бога: ведь он сам прекрасно знает всё то, что ты только ещё собираешься ему сказать. Вот так-то, господа.

Ну, а если незаслуженно обидели, то вернись и заслужи! Помню, при зачистке какого-то кишлака, худой и оборванный афганский подросток с криком: «Аллах Ахбар!», метнул в нас нож и попал в горло моему дружку, который через несколько минут скончался от потери крови. Мы привязали того парнишку к столбу, допросили и… как курёнку, свернули голову набок… На войне, как на войне…

Но был один случай… поступок, который, в последующей мирной жизни, я так и не смог объяснить. Что тогда мной двигало, что «выключило» самый великий из человеческих инстинктов — инстинкт самосохранения? Не знаю до сих пор. Как-то при отходе нашей разведгруппы, сержант приказал заминировать за собой все тропы. Сапёр доложил: «Готово, командир, я поставил шесть «растяжек»! Но тут выяснилось, что из ущелья не вышел один наш боец… Сейчас бы я так ни за что не поступил, а тогда… помчался за ним не разбирая дороги, нашёл его воющим в какой-то вонючей расщелине, и в кромешной тьме притащил на себе в расположение. Заметьте: на минах не подорвался. Судьба вновь берегла меня для чего-то более важного…

Глава 2. Хорошо сидим!

«Не бойтесь того, что ваша жизнь должна окончиться, бойтесь того, что она так и не начнётся».

Д. Ньюмен

…По пути домой Юрий вспомнил, что давно не виделся с армейским дружком Игорем, по прозвищу Седой. Познакомились они в Афганистане, когда, по воле судеб, оба оказались под Кандагаром. Там, в ходе одной из «операций», у Игорька заклинило автомат и пришлось отстреливаться от атакующих душман сигнальными ракетами. После этого темно-русые пряди и даже ресницы бесшабашного и неунывающего Игорька покрылись серебристым инеем. Сейчас друг служил в МЧС начальником кинологической группы и холостяковал в однокомнатной, оставшейся ему от тетки, квартирке, в трех кварталах от Юркиного элитного дома. Седой был неоднозначной и весьма любопытной личностью, полной достоинства и самоуважения. Когда он чувствовал на себе внимание окружающих, то вел себя излишне церемонно, так держатся порой августейшие особы при общении с простым людом… Однако при всей внешней напыщенности, человек он был неплохой, доброжелательный и готовый помочь товарищу.

Игорек был не один. Сегодня он дискутировал на тесной кухне со своим школьным приятелем Володькой. Юрий хорошо знал лысоватого с упругим «пивным» животиком Владимира, который работал фельдшером на «скорой». Мешковатая рубашка и штаны служили ему чем-то вроде свободной второй шкурки, а рыхлое тело выглядело «начинкой» этой просторной одежды. В отличие от Игоря, Володя был женат и воспитывал трех дочерей. Очень начитанный мужик, но слишком затюканный своей тёщей и сварливой супругой. Видимо, это и сделало его ярым женоненавистником. Несмотря на всю внешнюю непохожесть, двух этих людей объединяла многолетняя мужская дружба.

– Привет, орёлики! – произнес Юрий и пожал протянутые руки. – Вот и я нарисовался – не сотрешь!

– Так и подмывает ответить тебе: «Здравствуй, дятел!», – парировал хозяин дома, – да только воспитание не позволяет. Поэтому присаживайтесь, сударь, к столу и отобедайте с нами… – Не сочтите за труд взять себе чистую кружечку, – кивнул он в сторону настенного шкафчика, – нынче человеческое общение стало непозволительной роскошью… А машину, как обычно, оставишь на ночь под моими окнами. Я пригляжу.