Елена Хисматулина - Неяркое солнце в лёгком миноре

• Название: Неяркое солнце в лёгком миноре
• Автор: Елена Хисматулина
• Жанр: Русское современное

Книга «Неяркое солнце в лёгком миноре» – сборник повестей, написанных в жанре современной прозы. Главный герой произведений автора – время, знакомое читателям, прожившим девяностые, встретившим кризисы двухтысячных и продолжающим жить сегодня. Читатель, следуя за повествованием, вдруг осознает, что не отделяет себя от происходящего, что знает и понимает написанное так, будто события происходили с ним самим. Это время проглядывает где-то на втором плане. Наше непростое время в лёгком миноре.

---

Шеф знал о моей дружбе с Виктором Андреевичем. Мнения своего не выражал, не препятствовал общению, но сам уже довольно давно вышел из тесного контакта с ним. Причин я не знала, да и не хотела о них задумываться. Меня устраивала роль единственного по-настоящему приближенного к Виктору Андреевичу человека…

А тут мой внезапно проявившийся, очень хиленький и неустойчивый «авторитет» вдруг приподнял меня над ситуацией, и я увидела приказ о повышении оклада чуть не втрое. С двух с половиной взлет был поистине стремительным. Мало кто в конторе получал столько же. Конечно, Виктор Андреевич не в счет.

Не веря своим глазам, я помчалась поделиться радостью.

– За что такие деньги? Смогла уговорить шефа? – недобрые глаза Виктора Андреевича пренебрежительно скользнули по мне, и он снова углубился в чтение какой-то несущественной бумажки. Я видела, что на листе текст занял не более полстраницы.

– Как уговорить? – я еще не осознала происходящее и отказывалась верить в подтекст сказанного.

– Ну не знаю как. Просто так зарплаты не повышают. Меня он оценил, получается, чуть не вровень с тобой и считает, что платит на сегодня больше, чем я работаю. А ты вдруг из секретарши выскочила на космический уровень. Вот я и пытаюсь понять – как.

Слезы тут же наполнили мои глаза. Я не стала отвечать, хотя с его стороны это было несправедливо. Он знал, что я работаю в два раза больше, что умею теперь многое. Договоры готовлю не хуже юриста, помогаю шефу во всех делах, как помощник веду свою серию заседаний. Шеф поручает мне организацию работы нескольких подразделений, и мне приходится глубоко вникать в их деятельность. Получается, что пока я зарабатывала в три раза меньше, я годилась в собеседники, вернее в пассивные слушатели. Меня можно было просить подготовить документы, отпечатать объявления для дочери, договориться, чтобы нотариус приехал в контору, а не Виктор Андреевич к нему. Я делала это честно, не ожидая награды, даже не думая о ней. Но и подобного отношения я не ждала.

С этого дня я перестала заходить в кабинет Виктора Андреевича. Знала, что теперь слушателем назначена женщина из кадров. Симпатичная, строгая, будто бы немногословная. Она всегда улыбалась мне, когда встречала в коридоре. Но улыбка была неприятной, словно ей было известно обо мне что-то пикантно-неприличное. Я здоровалась, но и только.

Через некоторое время по конторе поползли сплетни. Я узнала о них случайно, но когда зажала в углу одного из распространителей, выяснилось, что источником грязных разговоров является Виктор Андреевич. Его новая слушательница с удовольствием оглашает домыслы обо мне во всех отделах. Я ждала вечера, чтобы перед концом рабочего дня высказать все Виктору Андреевичу и не дать никому возможности тут же обсудить нашу стычку. То, что будет бой, я знала. Я шла на защиту чести и достоинства. Но ситуация меня опередила.

Около шести Виктора Андреевича вызвал в кабинет шеф. Буквально сразу мебель заходила ходуном. Высказывания Виктора Андреевича сложно было не услышать – голос разносил стены.

– Мне, юристу экстра-класса, Вы скрепя сердце выделяете смешную по нынешним временам зарплату, а этой девке поднимаете ставку чуть не вровень с моей. Может быть, мне теперь варить ей кофе? Или лучше в короткой юбчонке крутить здесь задом, чтобы заслужить повышенный оклад? У меня дочь сидит на работе по восемь часов, потом приходит и занимается сыном. И за это получает копейки. Но честно заработанные копейки! Может, подскажете, каким чудесным образом ей заработать больше? Если, конечно, это прилично.

Дверь внезапно распахнулась. Тяжелой решительной походкой вышел шеф и в полный голос, настолько свирепо, что я вжалась в кресло, коротко и ясно рявкнул:

– Вон!

Виктор Андреевич, как пес, которому со всей силы сапогом пнули в бок, скалясь, но далеко стороной обходя шефа, вышел из приемной. Я в ужасе смотрела на начальника.

– Не переживай, справимся, – только и ответил он на мой немой вопрос и тут же захлопнул за собой дверь кабинета.

Слезы полились горькие, горячие и злые. Я ненавидела Виктора Андреевича за его предательство. За что он облил меня грязью, извалял в дерьме, выставил на растерзание толпы? Никогда в жизни я не позволяла себе ничего того, в чем сейчас подозревалась. Я была честнее, чище, преданнее, чем он мог думать. Я поглощала его семейные тайны, хранила, как скупой рыцарь, и оберегала от посягательств непосвященных. Видя определенные возрастные изменения в его характере, старалась быть снисходительной, тактичной, понимающей. Я защищала его. Да, защищала, когда шеф, уже не таясь, стал открыто высказываться о слишком вольготном отношении Виктора Андреевича к дисциплине, о его явном отсиживании положенных часов без всякого видимого результата в работе. Оказывается, я была удобна, используема какое-то время, но и только.

И еще меня поразило то обстоятельство, что в разговоре с шефом он словно на пьедестал невинности, скромности, обездоленности выставил свою дочь Аллу, которая буквально неделей раньше довела отца до сердечного приступа. Я очень отчетливо вспомнила сейчас эту историю…

* * *

Виктор Андреевич пригласил меня к себе и попросил принести холодной воды. Я захватила стакан, прибежала тут же, и первое, на что обратила внимание, – на пепельницу на подоконнике. Он никогда не убирал ее со стола, потому что курил беспрестанно.

Виктор Андреевич поймал мой взгляд.

– Бросить вот приходится. Вчера «скорую» вызывали. Врач сказал, что если хочу пожить еще, с этим делом надо заканчивать, причем сразу и бесповоротно.

– Почему «скорую»? Что случилось?

– Справили день рождения Максимке.

– То есть как справили?

– А вот так. У него день рождения был вчера, в воскресенье, значит. А в пятницу мать его в садике забыла.

Я оторопела:

– Алла забыла ребенка?

– Да, Алла забыла ребенка. Я приехал домой, сели ужинать – звонок: «Ребенка забирать собираетесь?» Я жене – беги, потом будем выяснять, что случилось. Она в садик, я на телефон. На работе дочери нет, дома нет. На работе сказали, что вообще сегодня не приходила. Куда бежать. Может, машина сбила, по больницам, по моргам звонить надо. У меня сразу сердце заколотило. Тут жена с Максимкой возвращается. Ребенок рыдает навзрыд. Дома у них ночевал какой-то дядя. Вечером что-то отмечали, утром, понимаю, не протрезвев до конца, Алка засунула его в садик, а сама дальше гулять.

– Да разве у нее это бывало?

– Не бывало. Но видимо, когда-то в любой дом беда приходит. Жена села на телефон. Обзвонила, что могла. Ребенок успокоился, уснул. Мы его с Женькой – младшим нашим – оставили. Сами поехали к дочери. Свет в окне горит. В дверь звонили, стучали, никто не открывает. Я ключом запасным сунулся – а дверь изнутри заперта. Вышли из дома – в окнах света уже нет. Такая обида меня взяла, сказать невозможно. Думаю, всю жизнь на них положили с матерью. То один фертеля выкидывает, то вторая ум потеряла. Один Женька человеком растет. В субботу прождали весь день, думали, совесть в ней проснется. Так и не появилась. Жена торт испекла, салатов наготовила. Ребенок ведь не виноват, что у него мать – шмонделка.

– Виктор Андреевич, нельзя так. Вы нашли ее или так и не видели до сих пор?

– Как не видели? Пришла вчера, сыну день рождения праздновать. Он, дурачок, матери на шею повесился, заревел, а сказать не может, что сердечком своим детским тоже все переживал, понимал, как взрослый. Ждал ее – змею, до ночи ждал. А она только в воскресенье появилась. Села за стол, как ни в чем не бывало. Глаза бесстыжие, сидит с вызовом – ну что вы мне сделаете, мол. Выяснять при ребенке будете, ему день рождения портить?

Я терпел, пока за столом сидели, и потом, когда Максимка подарки свои разбирал, играл на ковре. Тут соседский мальчишка позвал во двор. Мы разрешаем – у нас двор старый, все друг друга знают, старухи на скамейках пост несут. Ушел. Тут и началось.

Дальше Виктор Андреевич не мог спокойно рассказывать. Решительно схватил с подоконника пепельницу, закурил. Я робко попыталась напомнить про врача.

– Да нахрена мне эта жизнь, если дочь отца на весь двор отматерила.

– Как отматерила? – я отказывалась верить в услышанное.

Виктор Андреевич помолчал, глотая и в очередной раз переживая обиду.

– Как мужик, грязный неотесанный мужик…

Оказалось, Алла первой не выдержала напряжения. Сорвалась, потребовала объяснить, что все смотрят на нее, как на прокаженную. Мать попыталась остановить, чтобы в праздничный день не разразился скандал. Но Алка требовала ответа от отца, и Виктор Андреевич поддался на провокацию.

После серии жестких откровенных обвинений в адрес дочери Алка взвилась, как огонь, вылетела на балкон. За ней вышел Женька, пытаясь удержать сестру от ответных действий. Алка открыто закурила. Родители впервые видели, чтобы дочь курила. Алка поняла, что и этого мало, и смачно плюнула рядом с собой на чистый, только утром постеленный половик.