Анатолий Музис - Когда реки потекут вспять. Из рассказов геолога

• Название: Когда реки потекут вспять. Из рассказов геолога
• Автор: Анатолий Музис
• Жанр: Прочие приключения

«Сибирь исключительно многоводна. Ее воды идут через тайгу, через тундры, в край стужи, к Северному Ледовитому океану и почти не служат нам. Надо эту историческую нецелесообразность исправить!.. Поднятая плотиной вода Оби пойдет обратно на юг и поступит в Аральское море, которое поднимется на один метр и из горько-соленого станет пресным. Из Аральского моря могучий поток сибирских вод поступит в Каспийское море. Водохранилище, созданное подпором Оби, может быть усилено водами Енисея». (из газет)

---

Яков Родионович выждал немного и поднялся наверх. Чтобы не отставать, залез на полок и Иван. Жара стояла одуряющая. Михеич уже лежал ничком, окуная голову в таз с холодной водой. Яков Родионович взялся за пихтовый веник.

Пихтовый веник

– Погодь, начальник. Давай я тебя попарю! – поднялся Михеич.

– Ну, попарь!

– Студент! Помогай!

Веселый азарт захватил Ивана. Вдвоем они хлестали начальника, а Михеич поучал:

– Да не так, ты! Не так! Бьешь, будто зло держишь. А ты смотри, как я! Кончиком, кончиком… И легонько, чтобы ласково…

Наконец Яков Родионович поднялся.

– Спасибо! Хватит! Так и кожу снимете.

– Ложись, студент! Твоя очередь! – командовал Михеич.

– Я сам…

– Не бойся! Не оторвем… Эка ты паря какой… Красивый… Девки небось по тебе сохнут.

– Я женат.

– Ну и шо? Разве женатому запрещается?

– Не запрещается, а не рекомендуется.

– Что так?

– Хочу, чтобы семья у меня была крепкая.

– Это ты хорошо сказал, – Михеич опустился на пол и присел на корточки. – Крепкая семья это хорошо! У меня тоже могла быть семья. В двадцать девятом как раз и жениться надумал. И девку приглядел. Статная была девка. Да и я не такой как сейчас… Не получилось. Ни тогда, ни после.

Нет, не мог он забыть того, что было и что было и что «не получилось». Не мог он забыть и того, что получилось.

А Иван не понимал Михеича. Ну, было!.. Ну, не получилось!.. Так ведь все в прошлом. А жизнь она вот она, сегодня, и жизнь хорошая, веселая, полная задора и перспектив. Смотри вперед, что без толку оглядываться?

А Яков Родионович понимал. Не может смотреть вперед тот, у кого глаза на затылке. И не объяснить ему. И не помочь. Надо только постараться, чтобы не сбился он окончательно: не спился, не ушел в разбой, чтобы работа приносила ему пусть маленькую, но радость!

Потом они сидели в предбаннике, глотали прохладный воздух, запивали его квасом.

– Бельишко под баню кинем, – сказал Ивану Яков Родионович. – Хозяева помоются, тогда замочим, а завтра постираем.

– Ладно, – сказал Иван и взглянул при этом на сподники Михеича. Они висели над ними на веревке и вроде были много светлее.

Тем временем Михеич по быстрому оделся и вышел. Неодолимая сила влекла его. Вчера пришли поздно, затемно, устали, промокли. Потом выпили. Сладковатая на вкус медовуха казалась слабенькой, а вот, поди ж ты, свалила. А с утра баня. И только сейчас он смог оторваться от своих спутников, от зоркого взгляда хозяина, и посмотреть на заимку. Она напоминала ему то далекое детство, тот хутор, на котором он вырос. Такой же добротный, обширный, огороженный почти таким же забором. Лес был, правда, совсем не таким, только с одной стороны хутора, а с другой простиралось обширное поле. Летом на нем желтея переливалась рожь, а зимой оно простиралось безмолвным белым покрывалом, за краем которого скрывалась невидимая глазу деревня. Только дымки морозным безветренным утром поднимались за белым полем. А здесь вокруг лес, мало сказать лес – тайга, глухая, полная своих шорохов и загадок. Но люди живут, как и у того поля. Как и там пашут для себя, держат скотину для себя, промышляют белку и соболя, хоть и на продажу, а по сути тоже для себя. И вот это «для себя» делало заимку Пимушиных близкой его сердцу и родной.

Впрочем, так ли? Хозяин косится на него. Здесь господствовали законы, которых не было на его хуторе. Старая вера. Он перекрестился тремя перстами и сразу поймал на себе косой взгляд хозяина. У староверов крест двуперстный. И курить у них нельзя. И есть из их посуды нельзя. И воду не колодезным ведром не бери. И не заматерись… А как высказаться не выматерившись?.. Яков Родионович и Иван были вовсе из другого мира. Но их принимали. Верно. А он, Михеич, – другое дело. В их глазах он был вероотступником.

Михеич неожиданно остро почувствовал, что на заимке он не пришелся. И все-таки она была ему близка.

Вот спят они втроем бок о бок на одной земле. Только смотрят Яков Родионович и Иван куда-то вперед. Начальник рассказывает, поверить трудно. Хотят повернуть реки вспять! Воды Енисея переправить в Обь, а оттуда вверх по течению, через засушливые пустыни Приаралья в Каспийское море. Сказка, конечно, но заманчиво!

А Иван-студент слушает начальника раскрыв рот. Верит каждому слову. Может быть и правда все это. Может быть так оно и будет. Ведь учат людей в институтах. Не зря, наверное.

Вот вышли они к заимке Пимушиных. Пахнуло на Матвея знакомым, давно забытым. Хутор в тайге, по сибирски – заимка! Крепкое хозяйство, хотя и не сравнить с ухваткинским. Оно и понятно! Природа не та! Сеют на маленьких полянках на водоразделе, где посуше. Да и то, только для себя. И чтобы скотину прокормить: три лошади, коров штук восемь. Зимой промышляют охотой. Заимка поставлена добротно. Дома теплые. Амбары и сараи вековые. Только как же они живут здесь, в отрыве от людей?

Живут в старой вере.

И этим тоже напомнили они отцовский дом. Там веру держали прочно. За годы скитаний, годы проведенные на руднике образа святых угодников потускнели в памяти. Не помогли они тогда, в двадцать девятом, ни отцу, ни братьям, ни ему, Матвею. И трудно было теперь сказать, верил он в бога или нет? Но сейчас прежнее поднялось откуда-то из глубины, из тех пластов души, что отложились еще в глубоком детстве. Их не затронул плуг преобразований. Но у Пимушиных Бог был хотя и тот же, но вера иная. И Михеич на заимке «не пришелся». Во-первых, он сходу нехорошо показался пристрастием к медовухе; во-вторых, много курил, и, хотя уходил курить за амбар и даже за ограду, не мог укрыться от косых взглядов хозяев; в-третьих, он был иного направления в вере. Яков Родионович и Ванюха – безбожники, люди другого мира. Можно не принимать этот мир, но он – реальность. Глупо не считаться с реальностью. А он, Михеич, другое дело. Он отступник в глазах Пимушиных. А давно известно: безбожников карает бог, а отступников – люди! И карают жестче и беспощадней, чем извечного врага!

И Михеичу стало страшно. Безбожники оказались ближе ему, чем Пимушины. Он будет держаться поближе к начальнику, к Ивану и вздохнет с облегчением, только когда они покинут заимку.

Нет, к прошлому возврата нет! Нельзя жить на мертвом острове в океане жизни. Верить в бога можно, но нельзя доводить эту веру до абсурда. Новый мир, новые люди. Жить с ними можно. И все же: «Пойти еще в тайгу золотишко помыть? А там, глядишь, может и колхозы распустят».

Он зашел за амбар. Здесь, в тишине и безветрии, укрытый бревенчатой стеной от хозяйских глаз, он чувствовал себя свободнее.

Достал кисет, свернул цигарку. Затянулся с наслаждением.

И вдруг, за спиной:

– Покурим?

Вздрогнув от неожиданности, он оглянулся. Влас. Стоит, ноги широко. Как на палубе. Улыбается.

– А ты куришь?

– Курю.

– А отец увидит?

– Да он знает.

– И что?

– А ничего. Я здесь уже отрезанный ломоть.

– Ну, закури.

Оторвал клочок от газеты, насыпал махорки.

– Где научился?

– На флоте. Семь лет служил. В Японию плавал.

– Позвали или сам пошел?

– Сам.

– Наш Родионыч больше похож на кержака, чем ты.

– Похож, не значит, что кержак.

– И то верно, он другой веры.

И тут за амбар завернули Яков Родионович с Иваном.

– А я ищу тебя, – сказал Анин Михеичу. – Думал, куда запропастился?

– Мы тут от ветру укрылись.

– Знаем мы, от какого «ветру»… И ты, Влас! Не боишься, отец заметит?

– Я потихоньку.

– Он в армии еще пристрастился. Теперь и отец не отучит, – сказал Михеич.

– На флоте… – поправил его Влас.

– Вон ты какой!? – протянул Анин. – А я все к тебе присматриваюсь. Вижу, не похож на других, а в чем – не определю.

Влас засмеялся.

– Здесь еще дедушкин дух силен. А я… я и вовсе на корабле комсоргом был.

– Послушай, комсорг! – вдруг живо сказал Яков Родионович. – Пойдем с нами проводником. Очень нужно.

– Отца нужно спросить, – серьезно сказал Влас. – А я что…

– С отцом поговорим, – пообещал Яков Родионович. – Поговорим!

А Иван подумал с удивлением: «Надо же! Анин просит…».

Но долго думать ему не пришлось.

– Вот что, – сказал ему Яков Родионович. – Пройди-ка с Матвеичем вокруг заимки. Задайте пару шурфов. А я тем временем, попробую насчет Власа…

Заимка располагалась на высоком обнаженном угоре. Когда-то все здесь выгорело, а теперь земля разделана, стоит сжатый хлеб в копнах, пустой, очевидно летний дощатый балаган, в стороне видна пасека.

Иван выбрал место для шурфа на самом краю поля. Худолеев не спеша снял дернину, под которой обнажилась мокрая глинистая земля. Но и ее оказалось немного, сантиметров двадцать, и обнажился песок, как и в тех шурфах, что они копали, когда шли к заимке. Но тогда Матвеич копал быстро, споро, Иван тогда смотрел на него и удивлялся мастерству и сноровке. А сейчас Худолеев едва ковырял лопатой. Прошло уже с полчаса, а он углубился не более чем на пол метра.