Илья Алексеев - Антихрист

• Название: Антихрист
• Автор: Илья Алексеев
• Жанр: Эротика

Мы все знакомы с историей Христа, но кто знает, как сложилась судьба Антихриста? Ведь он родился в тот же день, но Библия о том умалчивает. Однако теперь история готова приоткрыть тайны забытого прошлого. Так кто же такой все же Антихрист? Бог, повелитель демонов или обычный человек, потерявшийся в вечности? Пора ответить на все эти вопросы.

---

Я понимал: жить вот так дальше было невозможно. У меня оказалось достаточно времени, чтобы накопить денег на самый захудалый домик где-то на окраине деревни. Тем более запас благодарности Наины стал подходить к концу, это чувствовалось в ее голосе, улыбке. Я стал бояться спать рядом с ней, потому что все ждал, когда она меня заколет ночью. Прошло чуть больше года, когда мною было окончательно решено уйти. Не было ни капли сожаления в расставании с нею, а вот с городом оказалось невыносимо тяжело прощаться. Столько лет провел здесь и вот вынужден покинуть его. Перед отходом я зашел во двор дома, в котором жила Ребекка, чтобы попрощаться с нею, Азарием и малюткой. Встав, я кинул последний взгляд на их могилки и направился в путь. Их дом и кузня так и остались пустовать, никто ни разу туда не возвратился. Ни старший, ни младшая за все время не прислали и известия о себе. Обидно.

8

Уже через пару дней я благополучно добрался до какой-то деревеньки в десять домов. Свободных из них не оказалось, поэтому мне пришлось проситься на ночлег, чтобы приютили хотя бы на ночь. Конечно, не в первый дом удачно получилось попасть, но мир не без добрых людей. Каких-то планов на будущее не строил, да и что там можно построить из гнилых досок моей жизни. Меня к себе пустила одна очень пожилая дама, которая умерла в ту же ночь, словно ждала моего прихода. Никто о правах после ее смерти не заявил, поэтому я решил остаться жить там, а милую женщину похоронил на заднем дворе. Вскоре нашел работу в поле, как и все, выращивая пшеницу. Работа большого удовольствия не доставляла, а вот скуку убивала. Однако она самая все же частенько наведывалась ко мне по одиноким вечерам. Надо сказать, что местные на меня еще долго смотрели косо. Хотя я был со всеми знаком и многих смог убедить в своей доброте, но даже после дести лет, которые там прожил, оставались те, кто недоверчиво глядел в мою сторону. Уж довольно странные обстоятельства предрекли мое появление в сей деревне: две смерти. Умерла уже очень старая супружеская пара, да и еще старушка, приютившая меня, также умерла, да и еще в первую ночь моего появления, поэтому и пошли тогда нехорошие сплетни, отголосок которых гулко стоял у всех в ушах, даже после стольких мирных лет. Многие все не переставали твердить, что я есть нечистая сила и со мной старались излишних связей не иметь. Конечно, такое отношение ко мне не могло не коробить, но ради добрых отношений с ними пришлось проглатывать сию горькую пилюлю недоверия.

Столько лет пребывания на одном месте, в котором тебя не очень-то и любят, утомляет. Вот и я устал, поэтому решил покинуть на несколько дней деревню, возвратившись в город, в котором 10 лет назад оставил Наину. Мне не составило труда найти тот самый дом. Остановившись стал вглядываться в окна, но, видимо, никого не было внутри. Хотелось верить, что у нее все хорошо, и она нашла достойного мужа. Эх, так и не решился тогда постучать в дверь. Дальше я направился к кузне, которая продолжала пустовать. На меня нагрянули теплые воспоминания, как ковали со старшим, однако тут же колючее чувство вспомнившейся ссоры с ним сдавило изнутри так же, как когда-то давили виноград с младшей, затем вновь мрачность прощания с ней, когда отдавал ее замуж. Потом я посетил задний дворик, на котором покоилась Ревекка, Азарий и их самый маленький сыночек. На меня опять нахлынули воспоминания, и я расплакался от досады, что их сейчас нет рядом. Уже темнело, поэтому мною было решено переночевать в давно заброшенном доме старшего. Они оставили почти все вещи. Тут осталось все так же, как я помню. Видно было, что собирались в спешке. Я оставил почти не тронутым дом в знак памяти о былом. Переночевав, рано по утру направился дальше, в родной город. Солнце поднялось невысоко, однако уже припекало мою спину. С собой у меня еще оставался кувшин воды и булка хлеба, которые купил на местном рынке за цену в три раза превышающую цену 10-летней давности. Обычно хлеба доставлялись из моих родных краев и стоили очень дешево, а столь резкое повышение стоимости взволновало меня, ибо являлось лакмусовой бумажкой событий, что происходили там, куда я держал путь. На сердце стало тревожно. Всю дорогу надеялся на лучшее, но случилось худшее, чего даже не мог предположить.

Уже на подходе к городу был виден черный дым. Из-за горы еще не было видно, что горит, поэтому я сохранял надежду на лучшее. Поднялся на гору и ужаснулся: весь город пылает огнями войны. Тогда я побежал туда, где все было охвачено огнем, совершенно не понимая зачем. Добравшись, открыл для себя страшную картину: ворота в город повалены, знакомые улицы обезображены полуразрушенными домами и усеяны трупами, сегодня не было дождя, но дороги размыты, в воздухе стоит резкий запах крови и гнили, ни одного живого человека не видать, рынок охвачен огнем. Осторожно ступая между убитыми, чтобы случаем не наступить на убитого. Не помню как, но в горе трупов случайно нашел старшенького. Он лежал с открытым ртом, смотря в небеса, словно ожидая помощи, которая так и не явилась. Невольно по моему лицу потекли слезы. Я опустился над ним на колени, прикрыл рукой его глаза, поцеловал в лоб и, уткнувшись головой в израненную грудь, зарыдал навзрыд. Позади меня послышался гул. Мне однажды приходилось слышать его. К городу шел Римский Легион. Видимо здесь произошло восстание. На улицы высыпался народ вооруженный мечами и в самодельных доспехах. Они, не слыша моих молитв остановить сие безумие, шли по телам братьев, сестер, отцов и матерей, словно под гипнозом. Вдруг и меня охватила всеобщая ненависть. Во мне проснулось самое благородное из человеческих пороков – желание отомстить за убитого сына. Взяв из рук убитого старшего меч, пошел за толпой, как завороженный. Ошибочно считать, что не было страха в моей груди, был да такой силы, что хотелось бежать, однако желание мести и даже патриотизм, вдруг пробудившийся во мне, оказались сильнее. Первые линии столкнулись, и воздух заполнился криками боли. Быстро стройные ряды римских воинов перемешались с восставшими. Вот и до меня добежал один. Совсем еще молодой мальчишка. В глазах его читался страх перед смертью, он не хотел умирать молодым. Ему всего было лет пятнадцать или шестнадцать, на мой взгляд, когда я одним ударом меча по его горлу прервал короткую жизнь мальчугана. Однако тогда не придал сему значения, но теперь с ужасом вспоминаю тот взгляд. За ним на меня кинулся еще один, которого проткнул мечом насквозь через щит. Глупец был уверен, что может спастись от моего удара. С каждой минутой количество нападавших увеличивалось в геометрической прогрессии. Одних рвал голыми руками, других разрубал на куски, уповаясь их криками. Я так сильно опьянел от крови, что в меньшей степени задумывался о причинах этой бойни, а как оказалось позже ими были борьба за свободу и жизнь. Как эпично вышло. Куда мне то со своей жаждой мести людям, которые его, наверняка, не убивали. Когда начинается битва, время словно теряется в толпе воюющих сторон. Если бы остановили мгновение, подошли к одному из солдат и спросили его: «Который час?», хотя бы и приблизительно, тот произнес, что какой час бы сейчас ни был, то он не хочет продолжать бой. Время ломается с каждой новой жертвой. Клинок об клинок бьется и звенит. Сначала звуки коробят слух, угнетают, однако вскоре привыкаешь к ним, как и к тому, что вокруг тебя гибнут люди, падая и укладываясь стопочками, но стоит закончится войне, как бывшие кузнецы войны вдруг осознают себя ее рабами. К сожалению, не все расстаются с рабским повиновением страшной и ужасной. На этой почве люди даже с ума сходят.

Битва продолжалась целую вечность, она была передо мной, сзади, слева и справа, она съела меня, как огромный монстр, но переварить себя я упорно не давался. И когда он поперхнется и отступит, то единственный шанс спастись, лишь бегством, ведь стоит ему зализать свои раны, как его вечный голод заурчит с новой силой и не утихнет, пока хотя бы один человек будет жив. Чей-то клинок мне подло вонзился в спину, пронзив мое тело насквозь. Я обернулся, дабы глянуть в глаза тому трусу, что так подло решил расправиться со мной, и увидел молодые глаза, наполненные страхом и недоумением. Он совершенно не понимал зачем его пригнали сюда, заставляют убивать собственный народ и почему пронзенный насквозь враг стоит спокойно с дыркой в теле, глядя спокойно в его глаза. У него, наверное, и жены то еще не было. Я повалился на землю без сил. На моих глазах тому мальчишке отсекли голову. Жалко его. Меня больше не трогали, даже не наступили ни разу. Может от того, что бой уже затихал, или мы побеждали, ведь в ином случае меня бы уже закололи. Однако, не о том были мои мысли тогда. Я смотрел на хмурое небо и недоумевал, чего же оно сердится, хотя скорее грустит. С каждой минутой мне становилось сложнее дышать (да-да, когда для тебя кончается бой, то чувство времени, хотя и в искаженном виде к тебе возвращается). Я был ранен в живот, а для тех времен ранение смертельное. Мне кажется, что пролежал там вечность, но никто даже не думал убирать убитых и помогать раненным. Все поле было усеяно мертвыми и раненными. Со всех сторон слышались стоны еще живых мальчишек. Мною было решено пробовать встать самому, ведь я понимал, что никто на помощь не придет. Мои попытки оказались мало эффективными, однако я не сдавался. Стиснув зубы, корчась и крича от боли, я все же смог встать. Оглядевшись вокруг я лишь убедился в поле, которое война усеяла трупами. Ни одного человека стоящего прямо над всеми. Словно воевали не две стороны, а три, причем последняя являлась невидимой и похоже, что она победила в сражении. Однако вскоре стали появляться люди, они стали оттаскивать всех погибших за город, где для них уже были вырыты ямы еще до начала битвы. Люди в них скидывались стопками по 20—30 человек, хотя сама землянка высотой не превышала 2 метров, в ширину не больше 3, а в длину изредка превышала все те же 2 метра.