Елена Ковалёва - Записки Школозавры. Книга 1. Серые, зелёные, оранжевый. Фантастико-социальный роман

• Название: Записки Школозавры. Книга 1. Серые, зелёные, оранжевый. Фантастико-социальный роман
• Автор: Елена Ковалёва
• Жанр: Русское фэнтези

«Записки Школозавры» – роман, размещенный в Интернете. Читателю предстоит узнать, что происходит в «очень закрытой школе» со слов Лили Тубы, как она себя называет, и ее соавтора «Одного человека».

---

Глава 9. Часть 2. Музыка, которой не было

*

Читатели уже знают, что во время ночного приключения Лиля сломала руку, причём, не тогда, когда спускалась впервые в жизни по простыням с третьего этажа, а тогда, когда неудачно упала, заглядывая в окно конференц-зала, расположенное на первом этаже интерната. Проведя ночь в холле второго этажа, путешественницы Батяня, Катюха и Лиля, как и предполагали, без труда пробрались на свой этаж, дождавшись, когда ночная открыла дверь. Не смотря на множество происшествий, интернат существовал в своём обычном режиме уже более десяти лет. Всё здесь было хорошо организовано, начиная с закрытой на ключ двери центрального входа, которую открывали персоналу по звонку. Дети, признанные комиссией из трех специалистов смежных областей, умственно отсталыми, не имели права выходить из здания школы без сопровождения воспитателя или медсестры и обязаны были передвигаться по зданию школы бесшумным строем, а если предстоял выход на улицу, это требовало специального разрешения завуча или директора, в связи с чем, некоторые воспитатели, чтобы избежать лишних формальностей, вовсе не водили детей на прогулку.

Медсестра обычно сопровождала детей на обследование в городские поликлиники, а воспитатель – на церковные службы, экскурсии и просто на территорию школы. За каждой группой, как в детском саду, была закреплена территория с огородом и зоной отдыха. Дети, прожившие в «закрытой школе» много лет, находили лазейки, правда, не всегда безопасные, для того, чтобы хоть ненадолго почувствовать вкус свободы. Как раз это желание и привело трёх девочек Лилю, Катюху и Батяню к тому, что они стали случайными свидетелями ночного заседания в школьном конференц-зале. Участниками заседания были двенадцать незнакомцев и новая директор школы, которую дети между собой называли Зелёной Палочкой за то, что она наказывала воспитанников за мелкие прегрешения указкой зелёного цвета.

Девочки заметили, что все незнакомцы были мужчинами, все были одеты в одинаковые серые костюмы и, вообще, странным образом были похожи друг на друга, как братья. Они сидели за длинным столом, за которым обычно проводились школьные планёрки и педсоветы, и перед каждым из них на столе лежали папки с какими-то документами. Они листали эти папки, разговаривая между собой и с директором, но о чём – услышать было невозможно и не только потому, что окна были закрыты, но и потому, что из окон звучала музыка, которой как бы и не было. Она звучала, но было совершенно не понятно, откуда и почему. Это была весёлая популярная музыка, которую обычно называют попсой. Кроме этого, из окон доносились обрывки разговоров и смех, как продолжение банкета, который проходил в конференц-зале с самого утра, но который как-то неожиданно закончился, а звук от него всё ещё раздавался из окон, за которыми теперь происходило нечто совершенно другое и, по-видимому, секретное.

Глава 10. Визит Нифигенича

Вчера в изоляторе меня навестил Нифигенич, а Батяню с Катюхой медсестра ко мне в палату не пустила. Остаётся в одиночку ломать голову, что за тайну хранит Зелёная Палочка. Конечно, ночные посетители могут оказаться усыновителями, спонсорами или деловыми партнёрами… Но почему заседание проходило ночью?! А если, правда, инопланетяне? Почему тогда без скафандров?.. Мысли в голове путались и заходили в тупик. Нифигенич немного отвлёк меня от этих мыслей. Принёс мне две конфеты (рафаэллки!) и книжку из своей библиотеки.

– Привет, Школозавра! – сказал он бодрым голосом. Вот, книжку тебе принес – читай: история твоей семьи!

Книжка была старая и несколько потрёпанная.

– Н. Некрасов «Русские женщины», – прочитала я надпись на обложке.

Полистала книжку. Это была поэма в стихах. Я не люблю читать стихи, если честно, но Нифигенича расстраивать не стала и, положив книжку на тумбочку, сказала, что обязательно почитаю.

– Тебе, Лиля, надо бы брать пример с этих женщин. Вполне возможно, что ты, действительно, потомок декабристов.

– Да знаю я, бабушка нам с сестрой рассказывала.

– А что она вам рассказывала?

– Что мы – потомки дворянского рода.

– Ты можешь мне рассказать? – спросил Нифигенич.

Не знаю, почему Нифигеничу это было интересно. Я помнила бабушкин рассказ, конечно, и фотографии своих предков в её альбоме видела. Но что это меняет? С бабушкой и дедушкой мы жить не можем, потому, что они не справляются. У папы другая семья, он во Владивостоке теперь живёт и к нам, в Сибирь, редко приезжает. Когда мама умерла, всё рухнуло в нашей с Лизкой жизни. А потом нас с сестрой разделили…

– Лиля, ты где? – спросил меня Нифигенич. Воспоминания?

Видно, я задумалась.

– Вспоминать особо нечего. Бабушка рассказывала, что у наших предков, декабристов, которые в Сибири жить остались, родилось много детей. Кто-то выжил, кто-то умер. Их дочка Лиза (кажется, мою сестру в честь неё назвали), когда выросла, вышла замуж за сына другого декабриста, я забыла его фамилию. У них тоже дети родились. Их сын один, когда стал взрослым, женился на немке. У них с этой немкой родилось три сына. Один – по-моему, Александр его звали – поехал на войну и заехал на могилу своей бабушки-декабристки. Она в одной могиле со своими детьми похоронена – с теми, которые в детстве умерли. В альбоме даже фотография есть, где Александр на коленях стоит на кладбище перед их могилой. В Иркутске он познакомился с артисткой, она в театре работала и была очень знаменитой. В общем, у них роман случился. Он уехал на войну, а она ребёнка от него родила – мальчика. Записала его не на фамилию Александра, а на нашу – чтобы его родственники не узнали про ребёнка. И Александру не сказала, что сын родился, ведь он после войны сразу к себе домой поехал.

– После войны в Маньчжурии?

– Этого я не знаю. Наверное.

– А фотографии актрисы у бабушки нет?

– Почему нет? На одной фотке она с Александром рядом стоит. Он ведь на войну со своим другом поехал, а тот был фотографом, снимал всё подряд. Тогда сотовых телефонов не было, только у некоторых людей старинные фотоаппараты были. Вот его друг снимал всех, а фотографии печатал в тёмной комнате, чтобы не засветились.

– Это и я еще застал, – улыбнулся Нифигенич. У меня тоже такой фотоаппарат был, «Зенит» назывался. А дальше что?

Я в первый раз обратила внимание, что у Нифигенича были голубые глаза, очень яркие, как будто, он носил линзы. Но линзы он не носил, потому что носил очки – всегда, когда читал что-нибудь, он надевал очки.

– Ну, артистке Александр две этих фотки подарил, а своим родным только одну по почте отправил – ту, где на могиле своей бабушки стоит на коленях.

– А фамилию актрисы ты случайно не запомнила? – спросил Нифигенич.

– Не-а…

– Понятно. А дальше?

– Дальше их незаконный сын вырос и тоже женился. Мы с Лизой получаемся правнучки этого незаконного ребёнка.

– Внебрачного. Незаконных детей не бывает. Скорее всего, праправнучки.

– Я могу спросить у бабушки, если Вам интересно.

– А тебе, Лиля, разве не интересно? Это ведь история твоего рода. Можно фамильное древо составить.

– Это как?

– В другой раз расскажу. Мне уже идти пора.

– В библиотеку?

– Да. Малыши сейчас на занятие придут. Ты выздоравливай!

Нифигенич ушёл, как обычно, прихрамывая на правую ногу. Ко мне в палату заглянула медсестра и сказала, что пошла получать полдник.

Как только она ушла, я позвонила бабушке и спросила про нашу родословную. Оказалось, что сын актрисы Иркутского театра – действительно, наш с Лизой прапрадедушка. Он женился на бурятке, и у них родилось много детей, один из них потом стал папой нашего с Лизой дедушки. А дедушка наш стал музыкантом. В то время, когда он ещё учился в Новосибирске, в консерватории, встретил там нашу бабушку. Они поженились, у них родился сын – наш с Лизой папа. Он – единственный ребёнок бабушки и дедушки. Они его баловали очень, и папа сначала в плохую компанию попал, потом его из института выгнали, а потом и в тюрьму попал за то, что какого-то дядьку побил. Дядька тот сам первый драку начал, но папу все-таки посадили. Теперь папа во Владивостоке живёт, ему после тюрьмы морской климат нужен – так бабушка сказала. А наши бабушка с дедушкой, как консерваторию окончили, так в оркестр музыкантами поступили и до сих пор там работают: бабушка на скрипке играет, а дедушка на трубе – ветераны сцены! На фотографии, где наш прапрадедушка с артисткой стоит, есть надпись (с обратной стороны): «Лилечке на долгую память от потомка русских декабристов и немецких рыцарей. Иркутск, 1904 г. Проездом на фронт». Теперь понятно, в честь кого меня назвали! Это всё бабушка выдумывает! Я взяла с тумбочки книжку, которую принёс Нифигенич и снова полистала. В середине книжки было несколько фотографий, там я нашла портрет женщины с моей фамилией и стала рассматривать её лицо: у неё было очень строгое лицо. Глаза почти чёрные, как у меня, но мои гораздо меньше, и узкие, а у неё, скорее, круглые (у неё ведь не было бурятов в роду – это только наш прадедушка женился на бурятке!). Достав из тумбочки зеркало, я стала сравнивать своё лицо с портретом своей пра-пра-пра-пра-пра… бабушки. Волосы тёмные, слегка вьются – практически не отличаются от моих, и брови тёмные, густые… Да и нос у меня такой же – прямой, узенький… Губы у меня чуть пухлей, хотя верхняя так же чётко прорисована – остренькой буковкой «м»… Если мне такую же причёску сделать, то мы с этой княгиней похожи и очень даже!.. Я ношу чёлку – у меня стрижка каре, а если волосы зачесать наверх… Отложив книжку, правой рукой, которая была в гипсе, я приподняла себе волосы ото лба, держа зеркало левой… Нет, с чёлкой мне всё-таки больше идёт! Я положила зеркало в тумбочку. «Лилечке на долгую память», – вспомнилось почему-то. «Может, и Круглый мне когда-нибудь так напишет…» – подумала я и тут поняла, что фамилию артистки, которая была мамой нашего прапрадедушки, я у бабушки спросить забыла. Ладно, другой раз спрошу!