Владимир Красиков - Библия как реальность. Предельные значения библейских картин мира

• Название: Библия как реальность. Предельные значения библейских картин мира
• Автор: Владимир Красиков
• Жанр: Публицистика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4475-3767-8

Книга представляет собой философское сочинение, в котором осмысливаются «реальность», «Бог» и «человек» в Библии. Автор стремится найти, эксплицировать имеющиеся в Библии ментальные основания «библейских цивилизаций». Первая глава представляет феноменологический подход к пониманию «реальности» как способам полагания, овнешнения и объективирования субъектного содержания, где субъектами выступают этносы и харизматические религиозные лидеры. Вторая глава посвящена размышлениям о Боге. Сопоставляется Бог Ветхого Завета и бог Нового Завета (Отец и Сын). Раскрывается понятие «сверхъестественной среды»: теофании, метафизическая природа «чуда», конкуренты Бога и антагонист. Рассматриваются историко-философские и историко-культурные смыслы «трансцендентного». Третья глава отведена философскому анализу отношений Бога и людей. Ставится проблема трансцензуса (выхода за пределы сознания, «естества»), исследуемая на основе библейских эпизодов, описывающих контакт с Богом, Выявляются особенности медиации разных поколений медиаторов (посредников): патриархов, пророков, апостолов. Прослеживаются перипетии истории отношений Бога и Его избранного народа, дана попытка ее толкования. Книга адресована философам, историкам культуры, а также всем интересующимся библейской тематикой.

---

Первая, по-видимому наиболее ранняя и примитивная, – антропоморфная модель. Вопрос об антропоморфизме как имманентной черте нашего познания и миропредставления довольно сложен. В самом общем смысле – по самой своей принадлежности людям – познание не может не основываться на человекоподобных аналогиях: мы более всего уверены, что знаем себя, человеческое, и мы не имеем опыта сопоставлениясвоего понимания вселенной с возможным радикально иным пониманием, других разумных существ. Таким образом, наша видовая эгоцентричность и отсутствие опыта коммуникации с другими разумными расами делают антропоморфным наше понимание окружающего – в нем слишком много "человеческого" как справедливо отмечали многие философы. Причем "человеческое": ожидания, стремления, утверждения – видеть и находить определенные значимости – проникает на самые высшие "этажи" умозрения. Ожидание встретить "порядок", ""регулярность"; стремление к "лучшему миру", "благу", "добру"; стремление к бесконечному пролонгированию своего существования, "вечности"; утверждение качеств своего сознания (единство, управляемое одним центром – "Я"; "лепкость" картин мира и пр.) в виде свойств всей вселенной – делают наше понимание мира фатально человеческим. Может ли измениться эта метафизическая ситуация нашего познания (то есть совокупность условий, делающих необходимым антропоморфизм)? Думаю, может – но в итоге радикальных самотрансформаций-самотреннинга человеческого сознания – что будет сопоставимо с "неолитической революцией", только уже не в сфере жизнеобеспечения, а в сфере духа.

Антропоморфизм же в понимании ветхозаветного Бога – это еще примитивный, прямолинейный, аналоговый способ представления сверхъестественного в рамках знакомого и повседневного. Хотя, нельзя не отметить и базисное условие, допущение, вводимое авторами "Бытия" – декларацию о подобии человека Богу (и, значит, обратно: подобии Бога человеку). "И сотворил Бог человека по образу Своему … по подобию Нашему …" (Быт. 1.27, 26) – что снимает, вообщем-то, обвинения в "антропоморфизме" Бога, которого придумал человек как проекцию себя в бесконечность. Это, конечно, не делает обязательным привязанность, фиксированность пребывания Бога только в этой форме ("антропо") – если Он не может так же свободно варьировать свои формопревращения как и свои онтологические творения, то трудно ожидать его абсолютного всемогущества ("все могу"). Вероятно, это ("антропо") – Его любимая либо рабочая (для работы с нами) "форма".

Так или иначе, но в Торе мы видим наиболе бесхитростные антропоморфизмы в описании Бога. Только как существо, имеющее предел запаса сил, активности, требующее релаксации, воспринимается Саваоф, который "… почил в день седьмой от всех дел Своих …(выделение – В.К.)" (Быт. 2.2). Также Он ходит по Едемскому саду вовремя прохлады дня (скрываясь от Солнца, которое Сам же создал? Быт. 3.8), и даже, совсем уж прозаично, нюхает: "И обонял Господь приятное благоухание…" (Быт. 8.21).

Ну и что – скажет иной читатель, Бог и создал вселенную "под Себя": в том числе и по критериям соответствия выбранной для данного сотворенного мира профильной системы восприятия и существования. Возможен и такой вариант, но именно он и задает ограничения как для мира людей, так и для самого Бога. Натуралистический Бог конечен, ограничен именно своими, выбранными Им, формами существования – в отличии от позднейших идеалистических версий Трансцендентного Существа.

Он не только последовательно, поэтапно, по дням возводит земное мироздание в Бытии (а не "по щучьему велению", мгновенно-волшебно), что как-то еще можно понять, учитывая масштабы делаемого – но, как оказывается, это вообще принцип натуралистического Бога. Это принцип квантования Силы – ее ограниченности (мерности, аккумулируемости), зависимости от каких-то источников (и "вне" Бога!), – в отличии от идеалистического Бога, у которого Сила непрерывна и без-мерна и только в Нем. И даже уже в поздних ветхозаветных текстах, у пророка Иеремии, мы находим все то же представление об определенных, целеполагающих усилиях Бога по реализации Своих слов. Они не трансформируют сразу же реальность, как позднее – Апостола Ионна, а требуют Божественного напряжения. Саваоф говорит Иеремии: "Я бодрствую над словом Моим, чтоб оно скоро исполнилось (выделение – В.К.)" ( Иер. 1.12). Вторую модель феноменального облика – то есть конкретного описания являемости Его людям – можно назвать природно-стихийной. В своей природно-стихийной ипостаси Саваоф любил появляться перед массами "избранного народа" в период расцвета своего могущества. Так ведя свой народ из египетского плена, Он представал в виде "столпа облачного" днем и "столпа огненного" ночью (Исх. 13.21-22), густого облака либо дыма (как из печи) (Исх. 19.9,18). Также даже в Новом завете – у Матфея – Саваоф является как "облако светлое", "глас из облака глаголющий" (Мф. 17.5). Причем по-видимому речь идет не о том, что Иегова буквально существует в этот момент в виде метереологического явления, а как о "маскировке", благодетельной для смертных (Сам Саваоф неоднократно предупреждает о смертельной опасности прямого общения "tet-a-tet"), так и о личных вкусах Вседержителя. Соломон сообщал следующее на этот счет: "… Господь сказал, что Он благоволит обитать во мгле (выделение – В.К.)" (3 Цар. 8.12).

Другая важная мысль о существеннейшем качестве Создателя -всеприсутствии – неоднократно воспроизводится в Ветхом завете в поэтическом, образно-метафорическом ряде сопряженных друг с другом стихий: "сильного ветра – землетрясения – огня – тихого веяния". Излишне говорить о всеприсутствии движения воздуха вокруг людей, неожиданности подстерегающих их землетрясений и огня и, может быть главное, о тихом веянии – как первом образе\синониме души, духа. Сам Саваоф прямо указывает на свое всеведение как на всеприсутствие – в ответ на стенания пророка Илии о своем одиночестве и заброшенности: "… выйди и встань на горе пред лицом господним, и вот, Господь пройдет, и большой и сильный ветер, раздирающий горы и сокрушающий скалы пред господом, но не в ветре Господь; после ветра землетрясение, но не в землетрясении Господь; после землетрясения огонь, но не в огне Господь; после огня веяние тихого ветра (выделение – В.К.)" ( 3 Цар. 19.11-12).

Незримость присутствия трансцендентного в повседневности здесь выражена натуралистично, а не спиритуалистично – Илия даже и не ищет Господа в своей душе, в своем "Я", как, к примеру, Августин Блаженный – и это создает ощущение всеединства природы, Бога и человека, где именно Бог присутствует и объединяет все и вся. Здесь еще нет глубокого дуалистического излома конфликтующих и не понимающих друг друга Духа и Природы, сознания и тела – хотя, и это обесценивает в наших глазах эту идиллию, – нет, увы, и Духа, и собственно сознания как развитой и утонченной рефлексии.

Третья модель феноменологического облика Саваофа является явно доминирующей в Ветхом завете. Это социоморфная модель Бога. На него проецируются предельные социальные статусы: Царя, Господина и Судьи. Власть и сопряженные с ней сила, преклонение и страх, являются отчетливо профильными характеристиками Иеговы: "Ибо Господь, Бог ваш, есть Бог богов и Владыка владык, Бог великий, сильный и страшный" (Втор. 10.17) " … и окрест Бога страшное великолепие" (Иов. 37.22).

Указанные характеристики – "парадигма" Саваофа: задают его духовный облик, характер отношений с людьми и конечное фиаско в общении с ними как с человечеством (исключая евреев-иудеев, для которых Он остался "племенным Богом"), превращение Его в формально-ритуальную фигуру на фоне нового Бога – Иисуса Христа.

Царская ипостась Саваофа ярко представлена в видении пророка Исайи: " … видел я Господа, сидящего на престоле высоком и превознесенном, и края риз Его наполняли весь храм" ( Ис, гл. 6, фр.1). Еще более впечатляющая картина монарха-Бога (названного здесь индифферентно-отстраненно "Сидящим") – в "Откровении" Иоанна Богослова, где присутствует все бессмысленное великолепие Власти: "и вот, престол стоял на небе, и на престоле был Сидящий … и вокруг престола двадцать четыре престола; а на престолах двадцать четыре старца, которые облачены были в белые одежды и имели на головах своих золотые венцы. И от престола исходили молнии и громы и гласы …" (Откр. 4.2,4-5).

И не случайно очень часто синонимом Бога является слово Господь -словесная субстанциализация значений "власти", "господства", "давления" и пр. Тайна "Бога-для-традиционного сознания" – власть, страх, подчинение. Это – обратная сторона так сказать "экстравертной" (вовне, на внешность) ориентации традиционного индивидуального сознания – его более интересуют смыслы и ценности его окружения (богатство, долголетие, почести, власть, чувственные удовольствия), нежели его внутренняя жизнь. Последней, собственно, еще и нет – нет созданного своими собственными усилиями идеалистического мира его сознания, как нет и "интровертной" ориентации на приоритет в жизни человека самосозданных ценностей этого мира.