Владимир Красиков - Библия как реальность. Предельные значения библейских картин мира

• Название: Библия как реальность. Предельные значения библейских картин мира
• Автор: Владимир Красиков
• Жанр: Публицистика
• Год: 2014
• ISBN: 978-5-4475-3767-8

Книга представляет собой философское сочинение, в котором осмысливаются «реальность», «Бог» и «человек» в Библии. Автор стремится найти, эксплицировать имеющиеся в Библии ментальные основания «библейских цивилизаций». Первая глава представляет феноменологический подход к пониманию «реальности» как способам полагания, овнешнения и объективирования субъектного содержания, где субъектами выступают этносы и харизматические религиозные лидеры. Вторая глава посвящена размышлениям о Боге. Сопоставляется Бог Ветхого Завета и бог Нового Завета (Отец и Сын). Раскрывается понятие «сверхъестественной среды»: теофании, метафизическая природа «чуда», конкуренты Бога и антагонист. Рассматриваются историко-философские и историко-культурные смыслы «трансцендентного». Третья глава отведена философскому анализу отношений Бога и людей. Ставится проблема трансцензуса (выхода за пределы сознания, «естества»), исследуемая на основе библейских эпизодов, описывающих контакт с Богом, Выявляются особенности медиации разных поколений медиаторов (посредников): патриархов, пророков, апостолов. Прослеживаются перипетии истории отношений Бога и Его избранного народа, дана попытка ее толкования. Книга адресована философам, историкам культуры, а также всем интересующимся библейской тематикой.

---

Первая, по-настоящему серьезная, трещина во взаимоотношениях Иеговы и иудеев возникает когда последние высказали твердое намерение иметь над собой царя: "И сказал Господь Самуилу: послушай голоса народа во всем, что они говорят; ибо не тебя они отвергли, но отвергли Меня, чтобы Я не царствовал над ними (выделение – В.К.)" (1 Цар. 8.7). И хотя после первого, довольно неудачного выбора (кстати самим Саваофом) царем Саула, были и явно угодные Ему – особенно Давид и Соломон, все же с этого времени эта трещина начинает приобретать характер пропасти.

Внешне все обстояло, особенно при Давиде и Соломоне, как нельзя лучше: строится, наконец-то, постоянный храм – пространственно-временная локализация священного места общения с Богом – постоянно открытый канал трансцензуса (перехода, коммуникации со сверхъестественным). Именно здесь и только здесь сакрально легитимирован диалог с Ним. Или как говорил Соломон: "Да будут очи Твои отверсты на храм сей день и ночь, на сие место, о котором Ты сказал: "Мое имя будет там "… " (3 Цар. 8.29). Роскошь храма была впечатляюща, жертвы при освящении грандиозны ("22 тысяч крупного скота и 120 тысяч мелокого скота" (там же, 8.63), здесь – "имя Бога", "очи Его" и "сердце Его".

Однако победы, роскошь ведут, как известно, к пресыщению, снижению целеустремленности, воли к самопреобразованию и самоутверждению, воли к приоритету. Творческое меньшинство, как сказал бы Тойнби, поколенно сменяется пресыщенными детьми, правящим меньшинством. На смену культурным героям, завоевателям приходят гедонисты и философы. Ярким образцом последних был царь Соломон, который, если верить традиции приписывания ему текста Книги Екклесиаста, был одновременно и изысканным гедонистом (Песнь песней), и наблюдательным житейским мудрецом и прозорливейшим философом-релятивистом (Книга Екклесиаста). Если царь Давид – певец Господа (большинство Псалмов Псалтиря приписываю ему), то его сын царь Соломон – певец наслаждения и относительности ("все – суета и томление духа !"). С Соломона, похоже, происходит разделение на деле функций светского государя и воина-первосвященника – некому организовывать, культивировать религиозное рвение масс (Екклесиаст-Соломон признает "страх Божий" как печальную необходимость, в отличии от Давида, для которого это источник торжественной радости).

Эта, так сказать "олимпийская стадия" эволюции Иеговы есть, с одной стороны, формальный пик могущества древнееврейского государства и его Бога, с другой – начало раскола этно-религиозного единства, инициированного эррозией духа творческого меньшинства: мистический подъем, наиболее живая и напряженная стадия развития религиозного движения, сменяется обрядностью и конформизмом, плюрализмом (который означал дух заимствования извне, от соседей). Этого не мог не чувствовать Иегова, потерявший незаметно, но как-то сразу и вдруг Силу-почитание, рвение, искреннюю веру (духовность, ориентированную на подпитку Бога). Он остался один – лишь в сознании, видениях немногих идеалистов, продолжавших верить всерьез – но они стали диссидентами. Стал диссидентом и Иегова, бессильный вдруг сразу – как и они. Он начал борьбу с собственным, отпавшим на деле от Него, этносом.

Причины случившегося в это время отхода от "веры отцов", резкого снижения интенсивности, истовости в следовании заповедям, разнообразны. Это и отмеченная выше деградация верхушки, это и усиление межкультурного взаимодействия с соседями, сравнивание идей. Напомним: УШ – Ш вв до н.э. – "осевое время", время духовного брожения, рядом – малоазийские греческие колонии, генезис греческой философии, индивидуалистских жизненных установок. В сравнивании этих, новых идей с идеями жестко-формализованного кодекса поведения Торы, последние, возможно выглядели архаичными суевериями.

Все это радикально изменяло облик этнического сознания: размывало его единство, основанное на массовой, нерассуждающей вере; на коллективном подражании непререкаемым государственно-духовным авторитетам (типа Моисея, Иисуса Навина или Давида). А ведь именно в поле группового этнического сознания, если оно достаточно гомогенно, имеет свои адекватные "уста" (идеи лидеров-харизматиков этноса), формируются и обретают статус "реальности" определенные картины мира и значимости, обретающие свою, достаточно независимую, жизнь – в поле сознания, культуры данного народа. К последним и относится идея Бога, становящаяся Богом – виртуально сущим, объективно-идеальной значимостью – по отношению к индивидуальным сознаниям, чья "Сила" и "влиятельность" зависят от ряда параметров взаимной суггестии этнического сознания (его гомогенности, наличия авторитетной элиты со способностью к предельным легитимациям и пр.)

Объективно-идеальная значимость Бога и этническое сознание, а также значимость-Бог и индивидуальное сознание некоторого типа людей (идеалистов, людей, для которых их духовная жизнь имеет очень важный, если не сказать определяющий смысл) – оказываются симбиотантами, взаимозависимыми.

Как состояние массовой веры влияет на представления о силе, действенности, мощи Бога – равно как и на возможность "чудес", – так и значимость Бога обретает (прежде всего для и только религиозно-культурного поля сознания данной конфессии) какую-то определенную автономию и самостоятельное бытие.

Значимость Бога – это не субъективно-конкретная выдумка отдельных людей – это субъективно-идеальная спонтанность сознания этноса, культуры, в которой выражаются их жизненность и ментальность. Другими словами, это Дух народа, культуры – но не каждого, а некоторых – силою исторических судеб либо случайностей оказавшихся способными на мощные духовно-объективные полагания (индийцы, китайцы, египтяне, евреи, греки, арабы и др.) – как другие стали способными к другим формам объективации (македоняне, римляне, гунны, монголы – к завоеваниям и т.п.)

Остается открытым вопрос о возможностях и границах самостоятельности этих виртуальных объективно-идеальных значимостей в религиозно-культурных полях сознания конфессий. Вполне допустимо обретение самодовлеющего автономного идеального бытия значимостью Бога – когда она (значимость) может обрести свое самостоятельное бытие, свою логику, свое самоопределение. Где?

Либо заместив собой, став независимой частью какого-либо, способного к такой метаморфозе, индивидуального сознания – расщепление сознания (два автономных "Я") – ситуация пророка; либо, в более интенсивной и "объективной" форме, – став "коллективным бессознательным" группы идеалистов-пассионариев – ситуация "творческого меньшинства", ситуация "диссидентствующего меньшинства". Итак, судьбы Бога и судьбы людей взаимопереплетаются. Значимость "Бога" влияет на судьбы этноса и отдельных людей – консолидирует его, либо расщепляет, подвигает на экспансию, либо на интенсивную внутреннюю жизнь – это и "средство" (самоорганизации опыта), и самодовлеющая данность (идеал, предел, трансцендентное – по отношению к нашему опыту проживания).

Падение могущества Бога, особенно такого "исторического" Бога как Саваоф, то есть имеющего именно документально зафиксированную историю отношений с конкретными людьми, всегда связано с коренной метаморфозой культурно-исторической жизни – что и имело место в Древней Палестине времен Пророков. Бог восстал в идеалистах-диссидентах, пророках, против конформного, прагматичного большинства. Это похоже на восстание обреченного – и это действительно была попытка отчаяния, выражение глубокого религиозного кризиса. Но она завершилась впечатляющей и оглушающей победой Иеговы: во-первых, он сохранил в конце-концов духовную власть над своим этносом; и, во-вторых, именно благодаря инициированному Им интенсивному духовному брожению вызрела новая вера, которая завоевала души половины землян и в которой Он формально остался самым главным Трансцендентным Существом.

Однако вернемся к историко-теологической канве наших рассуждений. Движение пророков воплощало собой ряд смыслов.

Во-первых, оно выражало разложение прежнего простого, гомогенного, коллективистско=религиозного сознания, сформированного Моисеем и, как следствие этого: бессилие Бога. Иегова у пророков – это грозный, свирепый, мстительный Бог – но в основном на словах: в обличениях и угрозах. Нет практически демонстраций, масштабных откровенно-сверхъестественных акций прямого вмешательства – типа "египетских казней", расступления моря, манны небесной, остановки Солнца, казни Содома и Гомморы и пр. Чудеса в основном носят частный характер – типа смерти, воскресений, исцеления (через пророков) отдельных людей, спасение Даниила от львов, огненной печи и т.п. Нет также и прямых явлений Саваофа для публики – облако над горой, столб огня, дыма и т.п. Он является в основном в видениях пророков и чаще всего через своих посланцев (ангелов и пр.) – утверждается мнение, что Бог никому из смертных не являлся (что противоречит утверждениям Моисея о его избранности к прямому контакту). И даже, если медиация пророка с Богом происходит не наедине, а в толпе – другие не видят, не воспринимают сверхъественных посланцев Иеговы, хотя и интуитивно чувствуют необычность происходящего (что проявлялось в "беспричинном" ужасе).