Александр Беляев - Вторая половина. Стихи

• Название: Вторая половина. Стихи
• Автор: Александр Беляев
• Жанр: Поэзия

Книга «Вторая половина» включает московский период жизни автора, который начался в 1984 году и длится по настоящее время.

---

Путь

Прозрачность чувств, размытость слога,
Нечеткость образов и лиц,
Неосвященная дорога,
Сознанья узенький пролив.

Где справа – страх глазами мидий
Сквозь створки вперился во мрак,
А слева в глыбе чащи виден
Знакомый всем печали знак.

И лишь мелодию неясно,
Почти на грани забытья
Поет рассеянно и властно
Необъяснимого смутьян.

Он околдует сутью звука,
Его внебуквенной строфой,
Он тот, кто зрел лицо испуга
Как новым краскам нужный фон,

Он тот, кто вел и был ведомым
(Как мне казалось), но куда?
Прочь от крыльца родного дома,
Свои пожитки раскидав?

Иль был ключом от новых комнат,
От скрытых в стенах тайников,
Где невозможно не припомнить
Себя в круженье мотыльков.

Итак, по ниточке сознанья,
Сквозь гущу скорченных дерев
Прийти к истокам узнаванья
Всего, что чувствуют, прозрев.

1985 г.

Жалоба 1

Я огляделся и отметил
Черты недавних изменений —
Хотелось крикнуть, что в ответе
Не мы, ни первый, ни последний,
Что непрерывного смещенья
Сюжет не нами узаконен,
Что было свыше повеленье,
Чья правда всех куда-то гонит.
Не мы виновны, тают снега
Тысячегорбые верблюды,
Увы, незримы планы неба
И лишь незнаньем живы люди.
(О, не заведуют познаньем,
Подвергнув тайну остракизму,
Когда в рожденье-угасанье
Лишь блик уродующей призмы).

И вот плетется сеть морщинок
И уж былым надтреснут голос,
И тот, с кем боль не разобщила
Тобою каждым днем исколот.

И засыхает сочный стебель
И увядает пышноцветье,
Как вдруг свершившуюся небыль
Явит душа: мы те же дети,
Забытые тобой и каждым
Внутри изрядно ржавой клети,
Желающие спеть о важном
Лишь нам поведанном секрете.

Жалоба 2

Я ждал сокровенного,
Трепета тайны,
Но пелось мгновение
Взоров случайных:
Какие-то мелочи
Звени игольчатой,
Обрывки значений —
Не поиски выхода,
Не скучные перечни —
Ливневых прочерков
К восторгу сирени
Мгновенные выпады.

Ты жаждал быть узнанным
В строках и детях?
– Вязал себя узами,
Путался в петлях.
– С бесстрастным лицом
Углубился в пророчества?
– Я стал мудрецом,
Но обрел одиночество.
Так как же быть с Истиной,
Богом, искусством?
– Все просто: тенисты
Аллеи в Нескучном,
Все просто: фигурка
В оконном багете,
И выхвачен миг
Из прыжка в угасание,
Где в жизни рисунка
Обрящет бессмертие…
Но ты не постиг
Сопричастья глазами.
Ты думал отмечен
Святою отметиной?
А важно, что вечер,
Что ждет в темноте окно.
Раздумий родник —
В свет открытая дверца,
Но ты не постиг
Соучастия сердца.

1986 г.

это было

Так пусто, лучше б боль была!
Не цель, хоть повод к выживанью,
Что угли – даже не зола,
Какой-то мусор без названья.

Что это? Если б только мрак!
Греховность? Слишком много чести!
Забитый досками чердак,
Где моль, да пыль, да груда жести.

Растут из ветоши стихи
Про отработанное масло,
Про суп из тухлой требухи,
С отрыжкой, даже не гримасой.

И эту фабулу нытья
Мы именуем состояньем!
Уж лучше пуля или яд.
А то – конвульсии в бурьяне.

Самоубийство? О, шалишь!
Там компонент огня и стали,
Там не помоями залит,
А тьмою ужаса ужален.

За вдохновение – венец!
Ужель и это стихотворство!
Я этим строкам не отец,
Вдовец… или могильщик просто.

1986 г.

Из глубины

И просто листочки,
И просто цветочки,
Бесчисленных ландышей
Белые точки…
А чудится – дочки
Затылок белесый
Снующим клубочком
По вышивке леса.

И словно бы полдень,
Ушедший далече,
В весеннюю просинь
Из детства крылечко:
Оттенки не четки
За сада оградой,
Щекою у щелки —
И кажется – радость
Запретно огромного
Там за калиткой
Скрывают укропа
Короткие нитки.

Возможно здесь город,
В который приехал,
Дремотная поросль
Окраины. Эхо
Карьера. Рассудок,
Обрывки фантазий,
Призыв незабудок —
И хочется наземь,
Как будто не память,
А с сыростью запах
Сквозь синюю замять
Ушедшим закапал.

И опалесцируя
Сумрака светом
Тоннель процитировал
Улицу лета,
Высокие стены
Листвы без движенья,
Дыханья сирени
Густое свеченье,
И мамы рука
(Я ей только по пояс)
К себе привлекла
И баюкает голос.
…………………………..
Весенних побегов
Зеленое пламя,
Бездонное небо
Слепыми глазами
Глядит в никуда
С выраженьем намека.
И только звезда
И всезрящее око

1986 г.

Сирень

Сирени лиловые ливни —
Нехитрого счастья замена
В твоей беспорядочной жизни,
В моем ожиданье знаменья.

Как будто был кто-то не прав
И жаждал провинность загладить,
Но, в спешке цветы обобрав,
Утратил гнетущую память

Как будто немое прощанье
Излилось слезами прощенья.
Как много они предвещали,
Но пали дождем упущенья.

1986 г.

Сонет о себе

Быть признанным – наврядли мой удел,
Я подчинен иной, нездешней страсти,
Мне недоступны золото и пластик,
Но отдан сфер невидимый раздел.

Служить стихами девушке-звезде,
Прозренью снов и Истины распятью,
И замереть как бы не веря счастью,
Увидев пляску света на воде —

Вот тайный зов и плата за строку.
Тисненье книг и золото заглавий —
Все дарится мечте и ветерку.

И лишь они судить бесспорно вправе —
Где Нотр Дам, а где модерна куб,
Где халцедон, а где – а где дорожный гравий

1986 г.

Сонет о совсем юной беременной девушке

Как совместить почти ребенка лик
С округлостью преддверья материнства,
И губ припухлых зыбкое единство,
И убежденность: носик – чуть велик.

Недавно бантов фантики цвели
В косе – прическе робких восьмиклассниц,
А нынче мальчик-муж. И нежно-властны
Касанья. Словно в таинства ввели

И в странные секреты посветили,
Как бы случайно перепутав стили:
Передник мал, а платье – до земли

И в мир вернув – тотчас о них забыли
Иль что-то переделать не смогли,
Вдруг ощутив тщету своих усилий.

1986 г.

Безысходность

Я бы назвал это мукой
Горьких обид в былом.
Бледные тонкие руки,
Мутный окна разъем

Тихо, в туман заброшенный,
Чей-то унылый взгляд
Вынес в событий крошево
Тусклые два угля.

Или за образ тягостный,
Серых картин рассказ,
Словно от моря парусник,
Он отлучен от глаз.

Сумрак покинутых комнат
Душит песком невзгод:
Только одно и помнит
Стены из года в год

Пыль. Лишь в углу мерцает
Ветхих обложек ряд.
Только одно и знает —
Нету пути назад.

1986 г.

Сентябрь

Так тихо. Осени оазис,
И одиночество не в тягость,
Где в бессюжетном сна рассказе
Теряет вес любая тяжесть.

Пусть рядом что-то происходит,
Но здесь нет места для событий,
Лишь шелест тысячи мелодий
Прядет невидимые нити.

1986г.

Еще вместе

Пропеты гимны, славословья
И вот, в предчувствии конца
Вновь обращаюсь к ней с любовью,
Читая «нет» ее лица.

Как я нашел ее! Но все же
И в глубине и в вышине
Нам были принципы дороже
Того, что словно светоснег,
Окутав скованные души,
Укрыв мучительную явь
Звенело счастьем: «Слушай, слушай,
Все ложь, а правда – ты и я»

Но светоснег вобрала нега,
И, не затронув нашу суть,
Он растворился в выси неба,
Как легкий дым, как млечный путь.

Тогда, опомнившись от ласки,
От сладкой дрожи, ярких снов,
Я понял: все, что было – сказка,
А сказке сбыться не дано.

Уж лучше на пути тернистом,
Цветы доверия сгубив,
Ждать снова милости Пречистой,
Теперь уж в муке возлюбив.

Как знать, быть может, канув в небыль,
Я осознаю лишь одно:
Мы не вросли в единый стебель
И каждый дал свое зерно.

1986 г.

Осенняя история

Ноябрь. Пустышка домино
(Лишь в проигрыше десять светит)
В бетонной клетке за окном
Косые, тоненькие плети
Стегают вымученный день
С каким-то нудным постоянством
За то, что нынче не у дел,
За грязь да сумрачное пьянство.
Что, мол, слыхали монолог
О прежней жизни забубенной,
Что быстро время унесло
Тот звонкий, светом напоенный.
Де мол – непризнанный талант,
Де мол – утраченная свежесть —
Знакомой песни вариант,
Старо, как рыжий на манеже!

Предлинный сумрака зевок
Сглотнул безликие останки
И псом пристроился у ног
Огромной царственной смуглянки,
Что, опустив вуаль из звезд,
Луж застеклила акварели
(Но вскоре локоны волос
Довольно зримо поседели).

Царила смоль, дышала тьма,
Но что-то белое кружило,
Ложилось пледом на дома,
Дорог запорошило жилы,
Чтоб вскоре в ясной новизне,
Откинув ночи покрывало,
День встал из праха. Падал снег,
А с ним и сказка оживала.

1986 г.

Зимняя история