Александр Беляев - Вторая половина. Стихи

• Название: Вторая половина. Стихи
• Автор: Александр Беляев
• Жанр: Поэзия

Книга «Вторая половина» включает московский период жизни автора, который начался в 1984 году и длится по настоящее время.

---

Осенняя история

Ноябрь. Пустышка домино
(Лишь в проигрыше десять светит)
В бетонной клетке за окном
Косые, тоненькие плети
Стегают вымученный день
С каким-то нудным постоянством
За то, что нынче не у дел,
За грязь да сумрачное пьянство.
Что, мол, слыхали монолог
О прежней жизни забубенной,
Что быстро время унесло
Тот звонкий, светом напоенный.
Де мол – непризнанный талант,
Де мол – утраченная свежесть —
Знакомой песни вариант,
Старо, как рыжий на манеже!

Предлинный сумрака зевок
Сглотнул безликие останки
И псом пристроился у ног
Огромной царственной смуглянки,
Что, опустив вуаль из звезд,
Луж застеклила акварели
(Но вскоре локоны волос
Довольно зримо поседели).

Царила смоль, дышала тьма,
Но что-то белое кружило,
Ложилось пледом на дома,
Дорог запорошило жилы,
Чтоб вскоре в ясной новизне,
Откинув ночи покрывало,
День встал из праха. Падал снег,
А с ним и сказка оживала.

1986 г.

Зимняя история

Всего-то: снег да облака
И в белом мареве земля,
Но странной жизнью облекла
Подсветкой выстланная мгла
Шаги, созвучные следам,
Как полнозримые слова,
В стремленье значимость придать
Тому, что теплится едва

Я знаю: видимостью сна
Переиначит тишина
Сознанья трепетную ткань
По мановению платка,
Да вороненое крыло
Прочертит мутное стекло
Грядущим криком темноты,
Чтоб в черном пламени остыть.

Воздушной ваты густоту
Проглотит ночи пустота,
Чтоб карлик, жалок и сутул,
Не посягал на пьедестал,
Пусть до утра он юркнет в снег,
В сердцах обдумывая месть,
А там, забывшись в чутком сне,
Вдыхает световую взвесь.

Все это было столько раз,
Сюжет разучен по складам
Но там лишь слитки серебра,
А филигрань не воссоздать

1986 г.

Предчувствие конца

Кто знает, страсть ли то была,
Иль вспышка жажды материнства,
А нынче – теплая зола
И легкий пепел серебрится.

Но возлюбившему сквозь боль
Уйти сегодня тем труднее,
Чем чаще сердца перебой,
Чем губы сжатые бледнее.

1986 г.

Наркоз

«Прощай вьюг твоих приютство (М. Цветаева)

Только вьюг твоих приютство,
Наших душ несходство,
Цепи тяжкие банкротства
Заново куются.

На крыле любви носила,
Нежила два года,
А сегодня перекрыла
Вентиль кислорода

Как же так, неужто лучше,
(Ежели не ранен)
Жить и знать: к тебе подключен
Аппарат дыханья.

Я молю, метаю взоры
(Рот закрыла маска,
Сзади дверь, на окнах шторы,
Лампочка погасла).

– Душно мне! Открой же краны
Или, если поздно,
Дай дурманящей отравы,
Оглуши наркозом!

Не ответишь, не услышишь,
Не вернешь дыханье,
Ждешь чего-то, словно свыше
Ловишь указанье

Может просто сдернуть маску?
Не поднять руки мне —
Жду печальную развязку
В тягостном унынье.

1987 г.

Фиолетовые сумерки

Фиолетовые сумерки
Шепчут мне об одиночестве,
Дескать, спрятались, не умерли,
Изготовились для ночи все

Намекая на сновидчество
(Не бело – лилово марево)
Из малюсеньких кирпичиков
Строят новое из старого.

Все внутри переиначивать
Им привычно и обыденно:
Удлиняя – укорачивать,
Плавить зримое в невидимом.

Зазевался, пересек рубеж —
И попался в студенистый ком,
А уж там – живи, как вздумаешь
Лишь тебе понятным признаком.

1987 г.

Предчувствие

Какие рифмы мне позволены,
Какие темы мне отпущены,
Какие ноющие пролежни
Взойдут пустотами бездушными,

Не дни – упреки биографии,
В своей безликости забытые.
Иль черно-белым ритмом графики,
Сермяжных истин монолитами
Моя дальнейшая означится —
Не мне роптать, я это выстрадал.
Приемлю все. Душа укладчица
Двух слов мучительного вывода

1987 г.

Лето

Это липами пахнет.
Голубые тоннели
Ткут пространство плотнее.

Полдень в лето распахнут.
Засекречены дали,
Перевернуты цели.

Провожу ожиданье
До ближайшего дома,
До случайного вздоха.

Словно юность раздали
Каждой метке знакомой
По невидимой крохе

1987 г.

Триптих

Я стоял, заворожен,
Но не тяжестью свинцовой,
Не дыханьем голых крон —
В бурой зыби зрело Слово

Словно тягостный октябрь —
Гроздь крушений и строительств
Под конец шепнул гостям
Христианское «Терпите»

Словно что-то осознав,
Словно вспомнив, серый зритель
Из забывшегося сна
Грустно молвил «Не судите»

И добавил, посветлев,
Ликом в крошеве событий,
Осенив того, кто тлел
Светоотзвуком «Любите»

Я стоял, заворожен,
Освещенный в зале тихом,
Словно рампой, с трех сторон
Непридуманным триптихом.

1987 г.

Ночь

Души полнятся звучаньем
Там где немо море звуков,
Словно дышит за плечами
Темень узких переулков.

Недосказанным и тайным
Перечеркнуто дневное,
Чтоб в мгновенном и случайном
Зрело облако покоя.

Кто-то с желтыми глазами
Полуночных стен изнанкой
Исполняет указанье
Ждать показа звездных знаков.

Снег то колет стекловатой,
То, прильнув к густым потемкам,
Засыпает, сер и матов,
Перехваченный тесемкой.

В это время чьи-то мысли
Растекаются по крышам,
Чьи-то взгляды в шубах лисьих
Сонным маревом колышат.

Не найтись, не потеряться,
Только плыть в зыбучем геле,
Осязая пух объятья
Затухающей метели

Остановленное время…
Запорошенные будни…
Ожиданье сотворенья
Из бесформенного студня.

1988 г.

Между строк

Раскрыта прошлого тетрадь…
Вы между строк ее читали?
Не горький перечень утрат
Шепчу бескровными устами

Не триумфальный лист побед,
Амурных битв весомый список —
Сознанье нижет лунный свет
На изразцы ажурных плиток.

Шуршит безделицей песка,
Запечатлевшего рисунок
И чертит лики в облаках,
И манит в вечное рассудок.

Там смысл и радостен и нов
Всего, чей облик мимолетен —
Из сна застывших городов,
Когда-т о виденных полотен.

Там штрих, набросок и намек
Стократ значимей монумента…
То – говорок, то – шепоток,
Тропинки вьющаяся лента…

Как будто сотне ручейков
Доверен удивленный разум,
Вручивший трепетную новь
Лишь мне понятному рассказу.

1988 г.

Весна света

В нотном стане ожиданья
Зреют нотки удивленья,
Словно сполохи звучанья
Расцвели зарей значенья

В звонкой битве тем и линий
Дни цветастые проходят,
И покой усталой стыни
Превращается в коллодий.

Обратились берегами
И означились пределом,
Где высвечивая грани
Плавит солнце сажу с мелом.

В пестрых гаммах обновленья
Что ни миг – регистра смена,
Что ни час – иные звенья,
Что ни день – иная сцена.

Недосказанность сюжета,
Круговерть импровизаций,
В переплавке неприметна
Смена снежных декораций.

Словно климата ошибка
Невозможностью возврата
Обернулась, сделав жидкой
Крепость солнечного марта.

1988 г.

Глядя во тьму рассосредоточенно

В ночь уходящему взору
Первым пустился вдогонку,
Словно, нащупав опору
Все же сорвался в воронку
Вздоха открывшейся бездны…
В черном бездонном Мальстреме
Снеговращением звездным
Носятся чувства и темы.
Летняя тьма промокашкой
Все ощущенья впитала,
Отяжелилась поклажей
Дальних массивов квартала.
Все, что лениво дремало
Вскинуло легкие крылья,
Вспыхнуло млечным опалом
В струях воздушного ливня.
Словно сознанье уносит
Дальше от бренного тела
В хаосе разноголосиц
Чем-то до странного белым.
Чтоб до конца, без остатка
В пепельной мгле растворится
Где-то рассеяв украдкой
Звонкого утра крупицы.

1988 г.

Друзей сменяют души

Когда строка нахлынет откровеньем,
Не мной произнесенным, но моим,
Восстановив утраченные звенья
С планетой именуемой «былым»
И станет полувысказанной болью,
Испытанной когда-то имярек,
А нынче в чем-то и моей судьбою,
Несущей в неизвестность, как ковчег
Мир чьих-то слов, давно ушедших взглядов,
Каких-то улиц, пустырей, квартир,
Всего, что и вдали – и где-то рядом,
Пробел, соединяющий пунктир
В весомое и цельное понятье,
Вдруг чья-то утомленная душа
Вольется в круг моих незримых братьев
Листами отшумевшего шурша.

Друзей все меньше, их сменяют души,
Спорхнувшие с прочитанных страниц
В глаза и сердце, в «говори» и «слушай»
Прощальным зовом перелетных птиц.

1988 г.

Войти в осенний день