Владимир Гамаюн - Рассказы. Повести. Эссе. Книга вторая. Жизненный экстрим

• Название: Рассказы. Повести. Эссе. Книга вторая. Жизненный экстрим
• Автор: Владимир Гамаюн
• Жанр: Русское современное

Гамаю́н – в славянской мифологии вещая птица, поющая людям божественные песни и предвещающая будущее тем, кто умеет слышать тайное. Гамаюн знает всё на свете. Когда Гамаюн летит с восхода, приходит смертоносная буря. Птица Гамаюн считается созданием с особым даром – ей доступны все скрытые знания обо всем, обо всех живых существах. По преданию, эта птица является посланницей бога Велеса. Каждый, кто услышит крик Гамаюна, обретет счастье.

---

Кто-то из них уже был на своих делянах в тайге, кто-то еще ошивался здесь, не решаясь приступить к этой проклятой работе. Большинство из них народ тертый, битый и колоченный. Почти все бывшие зека, сидельцы. Говоря с ними, фильтруй свой «базар», следи за своей речью, особенно ежели матом, иначе можно запросто схлопотать по морде, а то и «перо» или пулю. Свою жизнь они ни в грош не ставят, а чужую тем более. Как ни странно, но мы пришлись ко двору, два моряка и парнишка с зоны, ещё по малолетке замочивший своего тятю. Все старались чему-то нас научить, подсказать, помочь по мере сил и возможностей.

Якутская тайга. Сенокос

Было уже начало июля, время сенокоса. То, что никто из нас никогда косу не держал в руках косу, нас не смущало. Мужики показали, и как косить, и как на «бабке» правильно косу отбить, поправить оселком. Этот крутой народ многое умел, и нас научили. В один из дней, мы с этими же мужиками поймали одичавших на воле лошадей, надели на них вьючные седла, загрузили мешки с продуктами, палаткой, матрасами, косами, топорами, пилами и т. д. Наши лошадки больше стали похожи на верблюдов, только ноги покороче и морды посимпатичнее. Эти благородные скакуны, отвыкнув от узды и седел, постоянно норовили то лягнуть нас, то угрызть здоровенным желтыми, будто прокуренными зубами. Потом наш босс, он ехал вместе с нами, но верхом на нормальной, спокойной кобыле, посоветовав взять в руки каждому по хорошему дрыну. И все! Лошадки наши сразу все поняли, стали смирными и только глазом косили, не зная, с какой стороны ждать «поощрения».

Ехали мы часов 6—7, по каким-то болотам, прогнившим гатям. Местами почва под копытами лошадей шла волнами, казалось, что толстый слой торфа прорвется, а там трясина. В таких местах лошадей переводили по одной, держа наготове толстые жерди, чтобы в случае чего не дать лошади утонуть, а подсунув эти жерди под брюхо, вытащить её из топи. Худо-бедно, но к вечеру добрались мы до деляны, где нам предстояло совершать трудовые подвиги во имя КРС (крупного рогатого скота).

К этому времени мы уже потеряли по литру крови, став донорами для миллиардов комаров. Наш босс, объяснив нам все в двух словах, сразу собрался в обратный путь, велев на ночь ружья заряжать жаканами и не стрелять друг в друга. Он отчалил на своей сивой кобыле, уводя в поводу еще двух. Самого вредного мерина Ваньку он оставил нам на перевоспитание и хозяйственные нужды, сказав на прощание, что если этот урод и сдохнет, то наказывать он нас не будет, туда ему и дорога: «Не отказывайтесь, парни, он вам нужен будет и для работы, а ежели что, то и как аварийка и скорая помощь. То, что вы не знаете обратной дороги, это не беда, Ванька знает! Выведет! Только привязывайте его крепче и ноги спутывайте, глядишь, и поладите».

С тем и отбыл! Остались мы втроем в глухой, дремучей, пока незнакомой тайге. Для начала растянули палатку, пока у нас не было лобаза, затащили продукты и все остальное барахло в палатку. Ваньку привязали на лугу, вбив топором мощный кол, пусть пасется. Только не знали мы тогда, что его якорная цепь и кнехт корабельный не удержат. Перекусив и попив чайку, зарядили наши пушки жаканами и улеглись спать. За ночь никто из нас не сомкнул глаз – в тайге что-то трещало, скрипело, ухало, около палатки кто-то топал, вздыхал тяжело и жутко. Стрелять, не зная куда и в кого не стали. Утром около палатки и обнаружили нашего ночного визитера, Ваньку. Он выдернул свой «кнехт», к которому был пришвартован на ночь, и ему было до фени, что из-за него мы чуть не обосрались.

Я уже говорил, что таежники мы были еще те! Да и попугали нас страшилками о медведях, которые задирают охотников в палатках вместе с собаками, и, к сожалению, все это было правдой. Здоровый, сытый зверь человека старается обойти стороной, а больной, старый или шатун – это опасность реальная. А шатунами чаще и становятся больные, старые, подранки, не набравшие жира для зимней спячки звери. Но как бы то ни было, мы решили построить какое-то подобие избушки из тонких бревен, здесь такие постройки зовут балаганом. Всё это мы и сделали по советам мужиков и нашего босса. Спасибо им всем за науку!

Навалили вокруг деревьев, диаметром с Ванькино копыто, а это где-то 20 сантиметров. Обрубили сучья, ошкурили, нарезали по размеру. Гвозди на 150—200 у нас были, был также рулон рубероида и старые полиэтиленовые мешки из-под взрывчатки. К вечеру наш терем уже стоял, возвышаясь на высоких пеньках. Сделали нары, полки, стол, стулья и все это из жердей. Нам даже самим понравилось дело рук наших. Натаскали в балаган кучи уже почти сухого сена, которое накосили еще утром, и теперь запах от свежего сена был как дурман. Прозвали мы наш вигвам «наф-нафом». Мы не помнили, у кого из троих поросят был такой дом, но наш домик нам определёно понравился. Мы все сделали правильно, этот балаган станет для нас защитой от непогоды, гнуса, да и ночью теперь можно будет спать спокойно, зверь ночью нас не застанет врасплох, успеем проснуться, ежели что. Продукты мы пока оставили в палатке (ох и зря!), а сами пошли знакомиться с нашими угодьями.

Среди непролазной тайги были проплешины заливных лугов, мари с редким кочкарником высотой в полметра и с густой, высокой травой. Здесь нам и предстояло заготавливать коровий корм. Здесь же на таежных прогалинах было много карстовых озер, которые образовались из-за нарушения верхних слоев почвы, мхов, дерна, торфов. Когда-то, возможно, здесь проехал вездеход геологов или трактор старателей, пошла оттайка вечной мерзлоты и образовались озера. Они были все зарыблены, а от количества уток на воде мы вообще пришли в полнейший восторг. Уже возвращаясь к лагерю, стрельнули трех жирных крякв, по утке на каждого. Пришвартованного на лугу Ваньки не было, ушел, видно, паразит в свободное плавание.

Уже подойдя поближе видим толстую жопу мерина, торчащую из палатки. Стоит гад на коленях и с огромным аппетитом пожирает наши припасы. Смачно хрустит сухарями, макаронами и сахаром, жрет отродье лошадиное всё подряд: муку и даже соль. Так увлекся процессом харчевания, что и не слышит ни хрена.

Срочно нужно было лечить обжору – вернули ему и слух, и страх дрыном по его жирной заднице. Ваня срывается с места с палаткой на голове и летит куда-то в болото, взбрыкивая задними ногами. Там мы его и поймали. Стоит с палаткой на голове, дрожит, из-под хвоста валятся наши крупы, макароны, но уже в виде кругляшей, а сам он по яйца в грязи, стоит в болоте и трясётся мелкой дрожью.

Ладно, хоть он и вредитель, но все равно нужно выручать свою «технику». Содрали с ирода палатку, кое-как вытащили его из болота, отвели к балагану и привязали уже к дереву, да еще и ноги спутали. Прочитали ему лекцию о вреде чревоугодия и кинули сена, чтобы потом с голоду не сдох. Мы его наставляли так: «Но не делай виноватую морду, Ваня, сам виноват, теперь ты будешь жевать только сено, а не свежую травку на лугу». Самое интересное, что он вроде бы осознал, судя по грустному виноватому выражению его «лица» и тяжелым вздохам. Ну а мы стали подсчитывать убытки. Этот Буцефал порвал зубами все мешки. Мука, сахар, дрожжи, сухари – все это перемешано, испорчено, половину наших припасов сожрал гад и не подавился! Неужели его совесть не мучает лошадиная!?

В тайге было хорошо, как на курорте – тишина, покой. Живем в полном ладу с природой. Чтобы окончательно не забыть, зачем мы вообще здесь, решили приступить к работе. Было даже интересно, хотя и не привычно вставать очень рано, пить чай с лепешками и отправляться на покос. Косили по росе, когда солнце вставало, роса исчезала, мы шли отдохнуть, перекусить. Пекли опять свежие лепешки, доедали вчерашнюю утятину. Каждый день мы варили по три утки с белыми грибами. Кулеш получался изумительный. После обеда шли ворошить сено. Жара в том далеком, 1972 году была даже здесь, в Якутии под сорок, а под Москвой горели торфяники. В ту пору я еще не знал и не ведал, что такое таежный пожар, особенно верховой, когда он движется со скоростью курьерского поезда. Позже в моих странствиях по северам мне пришлось побывать в таких переделках.., но в нашем случае нам повезло.

Вечером мы уже сгребали сено и укладывали в небольшие копешки, на случай дождя, зароды. Когда зародов было уже много, стали скирдовать. Свозить на волокушах в одно место, повыше и посуше и вершить скирды. Так оно будет лежать до зимы, а потом, уже по зимнику, его машинами вывезут на прииск, где оно и превратится в навоз и молоко. Каким-то образом вместо «саги» об Иване, доблестном нашем мерине, у меня получился отчет о специфике сенокоса.

Таёжные науки. Благодать природы

Мы быстро привыкали к нашей новой жизни, тайга уже не казалось такой дремучей, а медведи такими страшными. Мы жили и учились у природы, пользовались её дарами, и, я даже сказал бы, что мы жили в гармонии с природой. В лесу и на прогалинах было много грибов и ягод, это была хорошая добавка к нашему столу, так же, как и рыба, и утки. Совершенно случайно, даже можно сказать с перепугу, завалили лося, что делать с таким количеством мяса мы не знали, и действовали совершенно инстинктивно. Сняли в одном месте мох, дерн, выдолбили топорами в мерзлоте пещерку и заложили туда сохатиное мясо, завернутое в целлофан, потом закрыли жердями и заложили все опять торфом, мхом. Через сутки проверили – мясо стало как лед, в таком состоянии оно и год пролежит. По чьей-то старой подсказке поставили и брагу, на всякий случай даю рецепт: в полиэтиленовый мешок наливаете три ведра воды, туда же сахар и дрожжи, чтобы мешок не порвался, заранее вставляете его в обыкновенный холщёвый и вешаете этот бурдюк на дерево с солнечной стороны. Вот и все!