Евгений Черносвитов - Торрент-сутра СНА. Неизвестные Зигмунд Фрейд и Иван Галант

• Название: Торрент-сутра СНА. Неизвестные Зигмунд Фрейд и Иван Галант
• Автор: Евгений Черносвитов
• Жанр: Прочая документальная литература

Книга Марины и Евгения Черносвитовых – неожиданная. В ней абсолютно неизвестное о Зигмунде Фрейде и его единственном друге Иване Борисовиче Галанте! В этой книге воспоминания его ученика, Евгения Черносвитова, который был почти членом семьи Ивана Борисовича, пересказанные его женой Мариной. Совершенно не случайно «предметом» книги является Сон! Фрейд и Галант переписывались с 1925 по 1939 годы. Открытка на обложке – послана Фрейдом Галанту из Лондона, является его прощанием с другом!

---

Явь при некоторых состояниях разоблачает свою схожесть со сном. Взять, например, грезы наяву. Здесь я не буду рассматривать ни психопатологические состояния, ни пограничные к ним. «Грезы наяву» еще никем никогда хорошо не описаны. Тем не менее, каждый при этих словах вроде бы знает, о чем речь. Точно также непроизвольный и властный наплыв ассоциаций, вызванный чем угодно…

Я у себя.

Я дважды (и оба раза в Женеве) пережил странное состояние. Нет, не déjà vu, а, что-то до боли знакомое, но никогда не виденное. Первый раз на одной из улиц, параллельных улице, в которую переходит мост через Женевское Озеро, я увидел обыкновенный, кажется 15-ти этажный дом из красного кирпича с небольшим двором и небольшими балконами. Сердце так защемило от ощущения, что я вернулся! К очень родному, глубоко интимному, моему, к себе! Дом ничего особенного из себя, не представлял, Рядом были такие же жилые дома. Но этот дом был мой родной! Ни с каким временем, событиями или персонажами это чувство никак не было связано. Даже мои горячо любимые бабушка, мама и папа были здесь не причем! Рядом стояла моя жена Марина, но и она не имела никакого отношения к этому сладостно-тревожному переживанию при виде обыкновенного женевского дома. Мне было сладостно-жутко. И это чувство я запомнил на всю жизнь! В Женеве оно возникало всегда, когда я оказывался у этого дома, с ужасом думая, что со мной будет, если я войду в него? С кем встречусь? Может быть с собой настоящим? Так я и не осмелился войти в этот дом. Сильная ностальгия о том, чего никогда не было. Странно, а вот у дома и даже в квартире моей тети Жени (именем которой я назван, и которая умоляла моих родителей, чтобы они отдали меня ей, бессемейной и бездетной для усыновления – последняя возлюбленная Рильке, профессор Женевского Университета) никаких особых чувств я не испытал! Марина сфотографировала меня на скамейке у «моего» дома. Я всегда боялся и сейчас боюсь, что, рассматривая эту фотографию, я исчезну в «подвале» своего сознания и никогда больше оттуда не выйду к той жизни, которую я принимаю вот уже 65 лет как свою.

Что-то похожее на то, неземное переживание, всякий раз охватывающее меня до замирания сердца сладостной болью, при виде обыкновенного жилого дома на одной из улиц Женевы, я несколько раз испытывал во сне в юности. Это было одно и то же сновидение (также ни с чем не связанное). Ночью я стою один на грузовом пирсе в каком-то явно не советском порту (почему-то думаю и сейчас, что порт этот мог быть датский или голландский: ни в Дании, ни в Голландии я никогда не был, а портов в СССР и других, в том числе европейских, видел немало).

Японский лесовоз в Татарском проливе.

Вижу черную полоску воды, а дальше в неясном очертании, громадные морские грузовые суда. И одуряюще знакомый и родной запах моря, пакли, морских судов и еще чего-то такого, для чего у меня нет слов! Я чего-то или кого-то жду. Тусклый фонарь справа освещает место, где я стою. А там, за кораблями, далеко-далеко другое море – веселых, роскошных и теплых огней, не чуждых мне… В 12 лет я мечтал быть моряком (может быть из этого глубинно-запредельного источника моей души?) Даже, окончив 8 классов, поступал в мореходное училище. Но, не прошел медицинскую комиссию в связи с близорукостью на правый глаз (левый у меня и сейчас 100%, а правый всего 20%). У меня однажды была реальная возможность стать моряком – врачом – дальнего плавания, даже уговаривали ответственные товарищи, с которыми свела меня судьба в Одессе, где я отдыхал после 2,5 лет непрерывной работы судебно-медицинским экспертом в Николаевске-на-Амуре и пяти прилегающих к нему районах. Я рванулся было. И быстро остыл: меня ждала аспирантура МГУ им. М. В. Ломоносова на кафедре диамата философского факультета.

Второе мое переживание также в Женеве, сродни первому, у моего родного незнакомого дома (я не хочу быть банальным и сказать – «из другой жизни», ибо не имею, дожив до 65-ти лет никаких свидетельств своей «другой» жизни). Это переживание, которое можно определить (весьма уже затасканными) терминами здесь и сейчас, то есть, состоянием, мне совсем не характерным. Ибо, я всегда немного дальше этого «здесь», а «сейчас» для меня всегда немного прошлое. Или так: между мной и моим отражением в зеркале, или – мной и моей тенью есть некая щель, как в пространстве, так и во времени. И эта «щель» всегда заполнена тревогой. Я такой, отнюдь не оригинальный и далеко не один! «О, вещая моя душа! О сердце, полное тревоги…» Прочитайте это стихотворение Федора Тютчева и поймете, о чем, собственно, я. Только один раз в жизни я был здесь, где был, и тогда когда был. И было это на мосту через Женевское озеро, дорога от которого вела к моему дому. Но, еще раз повторяю, что я скорее соглашусь, что эти два, совсем не похожие переживания в Женеве, случайно связаны «дорожной картой». «Как здесь удивительно пахнет!» – воскликнул я, когда меня охватило состояние – все, приехал! – обращаясь к Марине. Она пристально посмотрела на меня, оторвавшись от созерцания фонтана, и сказала: «Какое у тебя необыкновенное сейчас лицо! Я такого тебя никогда не видела! Ты весь сияешь! Да ты чист, как младенец!.. «После некоторой паузы, Марина добавила: «Я не чувствую никаких особых запахов – пахнет водой и бензином!» И она меня сфотографировала.

Я с собой.

…Мой сон перед последним днем марта 2010 г (Завидово) и попытка отделить зерно (получить чистую информацию: информацию в чистом виде) от плевел. Ко мне в гости в Хабаровск (несмотря на то, что это происходит сейчас, в марте 2010 г. и во сне) приехал мой близкий друг Шумахер на своем болиде. Он очень хотел, чтобы я сам управлял машиной, но я, к счастью, отказался. Мы тронулись с невероятной скоростью по новой, только что выложенной трассе «Гаражная» (шоссе в Хабаровске, параллельно железной дороге и моему дому). Старое шоссе не успели полностью «демонтировать», содрали лишь асфальтное покрытие (я все видел четко и ясно и «своего друга» Шумахера, которого не только наяву, в живых не видел, но и не видел вообще, а в этом сне видел ясно). А в Хабаровске я не был уже 20 лет! Буквально через 300 метров – я знаю точно, ибо мой дом находился от переезда, откуда мы рванули, 500 метров, а мы до него не доехали – «болид» начал вилять и увидел, что Шумахер не может справиться с управлением. Останавливайся! Закричал я ему, а то перевернемся, нас стаскивает на старую дорогу, а за ней глубокий кювет! Шумахеру удалось остановить машину, но нас все же стащило на старую дорогу, то есть, на ухабы и колдобины. Я увидел, что лицо у него, как мел, а руки, вцепившиеся в руль, дрожат… Молодец, – сказал я Шумахеру. Будь другой на твоем месте – костей бы нам не собрать! Шумахер молчал. Я посмотрел вперед и увидел, что к нам бежит лет 6—7 мальчишка, мне не знакомый. Подбегает и кричит, жестикулируя энергично руками: «Не умеете водить, а в такую „тачку“ сели! Чуть не перевернулись! Тоже мне, шумахеры!» И тут, я проснулся… (Это написано, читатель, в 2010 году!)

…Я считаю Жака Лакана своим учителем, несмотря на то, что общался с ним чрезвычайно мало. Но именно Жак Лакан невольно поддержал меня в моем отношении к Фрейду, которое подвергалось систематическому разрушению со стороны моего первого учителя – Ивана Борисовича Галанта. Не принимая нутром марксистско-ленинско-павловскую «психологию», и имея возможность в подлиннике читать письма Фрейда, несколько писем Юнга, и одно письмо Адлера к Галанту, и ответы Ивана Борисовича Фрейду и его ученикам + долгие ночные разговоры с Иваном Борисовичем о Фрейде, я был законченным фрейдистом. (Всю свою переписку, как и научные работы, Иван Борисович делал под копирку в трех экземплярах, насколько позволяла ему печатная машинка «Singer»). Когда я пытался наступать на Ивана Борисовича, отстаивая свой фрейдизм, тот вяло мне возражал. Но когда я начинал обвинять Галанта в лицемерии в отношении его воинствующего антифрейдизма, говоря ему, что он не может в душе быть марксистом-павловцем, Иван Борисович вставал в стойку и парировал: «Я критикую Фрейда не с позиций марксизма-павловца, а как ученый, ибо считаю „теорию“ Фрейда лишенной каких-либо научных оснований… Я много раз писал ему об этом, и ты, Женя, это знаешь, ибо читал мои ответы… То, что ты – фрейдист, не больше, чем симптом твоей личности и возраста. Вы здесь с Фрейдом, как не смешно, имеете нечто общее: его „теория“ тоже симптом его личности и возраста… Правда, не его личного возраста, а возраста его времени…» Я бился за Фрейда с Галантом изо всех сил и порой прибегал к argumentum ad ultima: «Если Вы не марксист, то почему же Вы член КПСС?» Чаще всего я не получал на этот вопрос (задаваемый своему великому учителю неоднократно) никакого ответа, но иногда слышал: «Вместе с партийным билетом, Женя, я получил и паспорт, а не справку, как политическому заключенному, отбывшему срок, и право работать по специальности в СССР! Если бы я не стал коммунистом, то ты вряд ли бы учился в ХГМИ… его просто не было бы! Шапиро, Лямде, Ратнер, Геллер, Зеленский, Хелимский и т. д. (основоположники кафедр ХГМИ и клиник на Дальнем Востоке – Е.Ч.) – тоже „коммунисты“ и поэтому смогли продолжить семейные традиции – врачей с мировым именем!» Душа моя разрывалась между правдой Фрейда и правдой Галанта, а Жак Лакан просто помирил (нет, не Фрейда с Галантом), а меня с самим собой. Он, Жак Лакан, создал теорию психики (и психологии), ничего общего не имеющую с фрейдизмом, но при этом всегда и везде подчеркивал, что он – единственный правоверный фрейдист! Так я стал «правоверным фрейдистом», ничего не взяв у Фрейда и по мере накопления врачебного опыта, все увереннее чувствуя себя на позициях Ивана Борисовича Галанта и Жака Лакана.