Дмитрий Глуховский - Метро. Трилогия под одной обложкой

• Название: Метро. Трилогия под одной обложкой
• Автор: Дмитрий Глуховский
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-17-094373-9, 978-5-17-101557-2

«Метро» Дмитрия Глуховского переведено на 37 языков мира и издано двухмиллионным тиражом.

Третья мировая стерла человечество с лица Земли. Планета опустела. Мегаполисы обращены в прах и пепел. Железные дороги ржавеют. Спутники одиноко болтаются на орбите. Радио молчит на всех частотах. Выжили только те, кто услышав сирены тревоги, успел добежать до дверей московского метро. Там, на глубине в десятки метров, на станциях и в туннелях, люди пытаются переждать конец света. Там они создали новый мирок вместо потерянного огромного мира. Они цепляются за жизнь изо всех сил и отказываются сдаваться. Они мечтают однажды вернуться наверх – когда радиационный фон от ядерных бомбардировок спадет. И не оставляют надежды найти других выживших…

Перед вами – наиболее полное коллекционное издание трилогии «Метро». Впервые «Метро 2033», «Метро 2034», «Метро 2035» и новелла «Евангелие от Артема» выходят под одной обложкой. Дмитрий Глуховский ставит точку в саге, над которой работал двадцать лет.

---

Следующие пятнадцать минут ушли на препирания с Михаилом Порфирьевичем, который упорно отказывался брать у Артема пять патронов, утверждая, что его долг намного больше, и прочее в том же духе.

Кузнецкий Мост ничем особенно не отличался от большинства остальных станций, на которых Артем успел побывать за время своего путешествия. Все тот же мрамор на стенах и гранитный пол, разве что арки здесь были особенные, высокие и широкие, что создавало ощущение необычного простора.

Но самое удивительное заключалось в другом: на обоих путях стояли целые составы – неимоверно длинные, такие огромные, что занимали почти всю станцию. Окна были озарены теплым светом, пробивавшимся сквозь уютные разномастные занавески, а двери – гостеприимно открыты…

В сознательном возрасте Артему ни разу не приходилось видеть ничего похожего. Да, оставались полустертые воспоминания о летящих и гудящих поездах с яркими квадратами окон – воспоминания из далекого детства, но были они расплывчаты, нечетки, эфемерны, как и другие мысли о том, что было раньше: только попытаешься представить себе что-то в деталях, восстановить в памяти подробности, как неуловимый образ тут же растворяется, утекает, как вода сквозь пальцы, и перед глазами не остается ничего… А когда он подрос, видел только застрявший на выезде из туннеля состав на Рижской да разрозненные вагоны на Китай-Городе и Проспекте Мира.

Артем застыл на месте, зачарованно рассматривая составы, пересчитывая вагоны, таявшие во мгле у противоположного края платформы, возле перехода на Красную Линию. Там, выхваченное из темноты четким кругом электрического света, с потолка свисало кумачовое знамя, а под ним стояли по стойке смирно два автоматчика в одинаковой зеленой форме и в фуражках, казавшиеся издали маленькими и до смешного напоминающие игрушечных солдатиков.

У Артема было три таких, еще раньше, еще когда он жил с мамой: один – командир, с выхваченным из кобуры крошечным пистолетом, что-то кричал, оглядываясь назад, наверное, звал свой отряд за собой, в битву. Двое других стояли ровно, прижав к груди автоматы. Солдатики, наверное, были из разных наборов, и играть ими никак не получалось: командир рвался в бой, а его доблестные воины замерли на посту, совсем как пограничники Красной Линии, и до сражения им не было никакого дела. Странно, этих солдатиков он помнил очень хорошо, а вот лица матери не мог вспомнить никак…

Кузнецкий Мост содержался в относительном порядке. Свет здесь, как и на ВДНХ, был аварийный, вдоль потолка тянулась какая-то загадочная железная конструкция, может, раньше освещавшая платформу. Кроме поезда, на станции не было решительно ничего примечательного.

– Я столько слышал, что в метро много потрясающе красивых станций, а как посмотришь, все они почти одинаковые, – поделился Артем своим разочарованием с Михаилом Порфирьевичем.

– Да что вы, молодой человек! Тут такие красивые есть, вы не поверите! Вот Комсомольская на Кольце, например, настоящий дворец! – принялся горячо разубеждать его старик. – Там огромное панно, знаете, на потолке. С Лениным и прочей дребеденью, правда… Ой, что же я это говорю, – быстро осекся он и шепотом пояснил Артему: – На станции полно шпиков, агентов с Сокольнической линии, то есть Красной, вы меня простите, это я все по старинке ее называю… Так что здесь потише надо. Местное начальство вроде как независимо, но ссориться с красными не хочет, поэтому, если те потребуют кого-то выдать, то могут и выдать. Не говоря уже об убийствах, – совсем тихо добавил он и боязливо осмотрелся по сторонам. – Давайте-ка найдем место для отдыха, я, честно говоря, ужасно устал, да и вы, по-моему, еле на ногах стоите. Переночуем, а потом дальше в путь.

Артем кивнул: этот день действительно оказался бесконечно долгим и напряженным, и отдых ему был просто необходим.

Завистливо вздыхая и не сводя глаз с состава, Артем шагал вслед за Михаилом Порфирьевичем. Из вагонов доносились чей-то веселый смех и разговоры, в дверях, мимо которых они проходили, стояли уставшие после рабочего дня мужчины, курившие с соседями и чинно обсуждавшие события минувшего дня. Собравшись за столиком, старушки пили чай под маленькой лампочкой, свисавшей с лохматого провода, бесились дети. Это все тоже было для Артема необычно: на ВДНХ обстановка всегда оставалась очень напряженной, люди постоянно были готовы ко всему. Да, собирались вечерком с друзьями тихонько посидеть у кого-нибудь в палатке, но не было никогда такого, чтобы все двери настежь, все на виду, в гости друг к другу запросто, дети повсюду… Слишком уж благополучная была станция.

– А чем они здесь живут? – не выдержал Артем, догоняя старика.

– Как, неужели вы не знаете? – вежливо удивился Михаил Порфирьевич. – Это же Кузнецкий Мост! Здесь лучшие техники метро, большие мастерские. Им сюда с Сокольнической линии везут приборы чинить и даже с Кольца. Процветают, процветают. Вот здесь бы жить! – мечтательно вздохнул он. – Но у них с этим строго…

Напрасно Артем надеялся, что им тоже удастся отоспаться в вагонах, на диванах. Посреди зала стоял ряд больших палаток, вроде тех, в которых они жили на ВДНХ, и на ближайшей из них аккуратно, по трафарету, была сделана надпись: ГОСТИНИЦА. Рядом выстроилась целая очередь из беженцев, но Михаил Порфирьевич, отозвав администратора в сторонку, звякнул медью, шепнул что-то волшебное, начинающееся на «Константин Алексеевич», и вопрос был улажен.

– Нам сюда, – приглашающим жестом указал он, и Ванечка радостно загугукал.

Здесь даже подавали чай, и за него не пришлось ничего доплачивать, и матрацы на полу были такими мягкими, что, упав на них, подниматься страшно не хотелось. Полулежа, Артем осторожно дул на кружку с отваром и внимательно слушал старика, который с горящим взором, забыв про свой стакан, рассказывал:

– Они ведь не над всей веткой власть имеют. Об этом, правда, не говорит никто, и красные этого никогда не признают, но Университет не под их контролем, и все, что за Университетом, тоже! Да-да, Красная Линия продолжается только до Спортивной. Там, знаете, за Спортивной начинается очень длинный перегон, когда-то давно там была станция Ленинские Горы, потом ее переименовали, но я уж по старинке… И вот как раз за Ленинскими Горами, там пути на поверхность выходят, был мост. И, понимаете, он от взрыва начал разрушаться и однажды обвалился вниз, в реку, так что с Университетом связи не было почти с самого начала…

Артем сделал маленький глоток и ощутил, как все внутри сладко замирает в предвкушении чего-то таинственного, необычного, что начиналось за торчащими над пропастью рельсами оборванной Красной Линии далеко на юго-западе. Ванечка ожесточенно грыз ногти, прерываясь только, чтобы удовлетворенно осмотреть плоды своего труда, а затем вновь принимался за дело. Артем взглянул на него почти с симпатией и почувствовал благодарность к милому ребенку за то, что тот молчит.

– Знаете, у нас есть маленький кружок на Баррикадной, – смущенно улыбнулся Михаил Порфирьевич, – собираемся по вечерам, иногда к нам с Улицы 1905 года приходят, а вот теперь и с Пушкинской всех инакомыслящих прогнали, и Антон Петрович к нам переехал… Ерунда, конечно, просто литературные посиделки, ну, и о политике иногда поговорим, собственно… Там, знаете, образованных тоже не особенно любят, на Баррикадной, чего только не услышишь: и что вшивая интеллигенция, и что пятая колонна… Так что мы там потихонечку. Но вот Яков Иосифович говорил, что, дескать, Университет не погиб. Что им удалось блокировать туннели, и теперь там все еще есть люди. Не просто люди, а… Вы понимаете, там когда-то Московский государственный университет был, это ведь из-за него так станция называется. И вот, дескать, части профессуры удалось спастись и студентам тоже. Под университетом ведь размещались огромные бомбоубежища, сталинской еще постройки, по-моему, соединенные особыми переходами с метро. И теперь там образовался такой интеллектуальный центр, знаете… Ну, это, наверное, просто легенды. И что там образованные люди находятся у власти, всеми тремя станциями и убежищами управляет ректор, а каждая станция возглавляется деканом – всех на определенный срок избирают. Там и наука не стоит на месте – все-таки студенты, знаете ли, аспиранты, преподаватели! И культура не гаснет, не то что у нас, и пишут что-то, и наследие наше не забывается… А Антон Петрович даже говорил, что ему один знакомый инженер по секрету рассказывал, будто они там даже нашли способ на поверхность выходить, сами создали защитные костюмы, и иногда их разведчики появляются в метро… Согласитесь, звучит неправдоподобно! – полувопросительно прибавил Михаил Порфирьевич, заглядывая Артему в глаза, и что-то такое тоскливое тот заметил в его взгляде, несмелую, усталую надежду, что, чуть кашлянув, отозвался как можно уверенней:

– Почему? Звучит вполне реально! Вот есть же Полис, например. Я слышал, там тоже…