Дмитрий Глуховский - Метро. Трилогия под одной обложкой

• Название: Метро. Трилогия под одной обложкой
• Автор: Дмитрий Глуховский
• Жанр: Социально-психологическая фантастика
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-17-094373-9, 978-5-17-101557-2

«Метро» Дмитрия Глуховского переведено на 37 языков мира и издано двухмиллионным тиражом.

Третья мировая стерла человечество с лица Земли. Планета опустела. Мегаполисы обращены в прах и пепел. Железные дороги ржавеют. Спутники одиноко болтаются на орбите. Радио молчит на всех частотах. Выжили только те, кто услышав сирены тревоги, успел добежать до дверей московского метро. Там, на глубине в десятки метров, на станциях и в туннелях, люди пытаются переждать конец света. Там они создали новый мирок вместо потерянного огромного мира. Они цепляются за жизнь изо всех сил и отказываются сдаваться. Они мечтают однажды вернуться наверх – когда радиационный фон от ядерных бомбардировок спадет. И не оставляют надежды найти других выживших…

Перед вами – наиболее полное коллекционное издание трилогии «Метро». Впервые «Метро 2033», «Метро 2034», «Метро 2035» и новелла «Евангелие от Артема» выходят под одной обложкой. Дмитрий Глуховский ставит точку в саге, над которой работал двадцать лет.

---

Внезапно его охватило ощущение собственной неуязвимости, дарованной падением; покрытый вонючей жижей, он словно сделался невидим, это придало ему сил, и сознание стало постепенно возвращаться к нему. Ему удалось это! Неведомым образом, вопреки здравому смыслу, вопреки всему ему удалось бежать с чертовой станции, и никто даже не преследует его! Это было странно, это было удивительно, но ему показалось, что, если сейчас он хотя бы попробует осмыслить произошедшее, препарировать чудо холодным скальпелем рацио, магия сразу же рассеется, и в спину немедленно ударит луч прожектора с патрульной дрезины.

В конце туннеля показался свет. Он замедлил шаг и через минуту вступил на Добрынинскую.

Пограничник удовлетворился немудрящим «Сантехника вызывали?» и поскорее пропустил его мимо, разгоняя воздух вокруг себя ладонью и прижав вторую ко рту. Дальше надо было идти вперед, уходить скорее с территории Ганзы, пока не опомнилась наконец охрана, пока не застучали за спиной окованные сапоги, не загремели предупредительные выстрелы в воздух, а потом… Скорее.

Ни на кого не глядя, опустив глаза в пол и кожей ощущая то омерзение, которое окружающие испытывают к нему, создавая вокруг себя вакуум, через какую густую толпу он бы ни пробирался, Артем шагал к пограничному посту. Что говорить теперь? Опять вопросы, опять требования предъявить паспорт – что ему отвечать?

Голова Артема была опущена так низко, что подбородок упирался в грудь, и он совсем ничего не видел вокруг себя, так что из всей станции ему запомнились только аккуратные темные гранитные плиты, которыми был выложен пол. Он шел вперед, замирая в ожидании того момента, когда услышит грубый оклик, приказывающий ему стоять на месте. Граница Ганзы была все ближе. Сейчас… Вот сейчас…

– Это еще что за дрянь? – раздался над ухом сдавленный голос.

Вот оно.

– Я… это… Заплутал… Я не местный сам… – то ли заплетаясь от смущения, то ли вживаясь в роль, забормотал Артем.

– Проваливай отсюда, слышь, ты, мурло! – голос звучал очень убедительно, почти гипнотически, хотелось ему немедленно подчиниться.

– Дык я… Мне бы… – промямлил Артем, боясь, как бы не переиграть.

– Попрошайничать на территории Ганзы строго запрещено! – сурово сообщил голос, и на этот раз он долетал уже с большего расстояния.

– Дык чуть-чуть… у меня детки малые… – Артем понял наконец, куда надо давить, и оживился.

– Какие еще детки? Совсем оборзел?! – рассвирепел невидимый пограничник. – Попов, Ломако, ко мне! Выбросить эту мразь отсюда!

Ни Попов, ни Ломако не желали марать об Артема руки, поэтому его просто вытолкали в спину стволами автоматов. Вслед летела раздраженная брань старшего. Для Артема она звучала как небесная музыка.

Серпуховская! Ганза осталась позади!

Он наконец поднял взгляд, но то, что он читал в глазах окружавших его людей, заставило его опять уткнуться взором в пол. Здесь уже была не ухоженная ганзейская территория, он снова окунулся в грязный нищий бедлам, царивший во всем остальном метро, но даже и для него Артем был слишком мерзок. Чудесная броня, спасшая его по дороге, делавшая его невидимым, заставлявшая людей отворачиваться от беглеца и не замечать его, пропускать его через все заставы и посты, теперь опять превратилась в смердящую навозную коросту. Видимо, двенадцать уже пробило.

Теперь, когда прошло первое ликование, та чужая, словно взятая взаймы сила, что заставляла его упрямо идти через перегон от Павелецкой к Добрынинской, разом исчезла и оставила его наедине с самим собой, голодным, смертельно усталым, не имеющим за душой ничего, источающим непереносимое зловоние, все еще несущим следы побоев недельной давности.

Нищие, рядом с которыми он присел к стене, решив, что теперь такой компании он больше может не чураться, с чертыханиями расползлись от него в разные стороны, и он остался совсем один. Обхватив себя руками за плечи, чтобы было не так холодно, он закрыл глаза и долго сидел так, не думая совсем ни о чем, пока его не сморил сон.

Артем шел по нескончаемому туннелю. Он был длиннее, чем все те перегоны, через которые ему пришлось пройти в своей жизни, вместе взятые. Туннель петлял, то поднимался, то катился вниз, в нем не было ни единого прямого участка дольше десяти шагов. Но он все не кончался и не кончался, а идти становилось все сложнее, болели сбитые в кровь ноги, ныла спина, каждый новый шаг отзывался эхом боли по всему телу, однако покуда оставалась надежда, что выход совсем недалеко, может, сразу за этим углом, Артем находил в себе силы, чтобы идти. А потом ему вдруг пришла в голову простая, но страшная мысль: а что, если у туннеля нет выхода? Если вход и выход замкнуты, если кто-то, незримый и всемогущий, посадил его, – барахтающегося, как крысу, безуспешно пытающуюся тяпнуть за палец экспериментатора, в этот лабиринт без выхода, чтобы он тащился вперед, пока не выбьется из сил, пока не упадет, – сделав это безо всякой цели, просто для забавы? Крыса в лабиринте. Белка в колесе. Но тогда, подумал он, если продолжение пути не приводит к выходу, может, отказ от бессмысленного движения вперед подарит освобождение? Он сел на шпалы, не потому что устал, а потому, что его путь был окончен. И стены вокруг исчезли, а он подумал: чтобы достичь цели, чтобы завершить поход, надо просто перестать идти. Потом эта мысль расплылась и исчезла.

Когда он проснулся, его охватила непонятная тревога, и сначала он все не мог сообразить, что произошло. Только потом он начал вспоминать кусочки сна, составлять из этих осколков мозаику, но осколки никак не держались вместе, расползались, не хватало клея, который бы соединил их воедино. Этим клеем была какая-то мысль, которая пришла ему во сне, она была стержнем, сердцевиной видения, она придавала ему значение. Без нее это была просто груда рваной холстины, с ней – прекрасная картина, полная волшебного смысла, открывающая бескрайние горизонты. И этой мысли он не помнил. Артем грыз кулаки, вцеплялся в свою грязную голову грязными руками, губы шептали что-то нечленораздельное, и проходящие мимо смотрели на него боязливо и неприязненно. А мысль не желала возвращаться. И тогда он медленно, осторожно, словно пытаясь за волосок вытянуть из болота завязшего, начал восстанавливать ее из обрывков воспоминаний. И – о чудо! – ловко ухватившись за один из образов, он вдруг вспомнил ее в том самом первозданном виде, в котором она прозвучала в его сновидении.

Чтобы завершить поход, надо просто перестать идти.

Но теперь, при ярком свете бодрствующего сознания, мысль эта показалась ему банальной, жалкой, не заслуживающей никакого внимания. Чтобы закончить поход, надо перестать идти? Ну, разумеется. Перестань идти, и твой поход закончится. Чего уж проще. Но разве это выход? И разве это – то окончание похода, к которому он стремился?..

Часто бывает, что мысль, кажущаяся во сне гениальной, при пробуждении оказывается бессмысленным сочетанием слов…

– О, возлюбленный брат мой! Скверна на теле твоем и в душе твоей, – услышал он голос прямо над собой.

Это было для него так неожиданно, что и возвращенная мысль, и горечь разочарования от ее возвращения мгновенно растаяли. Он даже не подумал отнести обращение на свой счет, настолько уже успел привыкнуть к мысли, что люди разбегаются в разные стороны еще до того, как он успеет промолвить хоть слово.

– Мы привечаем всех сирых и убогих, – продолжал голос, он звучал так мягко, так успокаивающе, так ласково, что Артем, не выдержав, кинул сначала косой взгляд влево, а потом угрюмо глянул вправо, боясь обнаружить там кого-либо другого, к кому обращался говоривший.

Но поблизости больше никого не было. Разговаривали с ним. Тогда он медленно поднял голову и встретился глазами с невысоким улыбающимся мужчиной в просторном балахоне, русоволосым и розовощеким, который дружески тянул ему руку. Любое участие Артему сейчас было жизненно необходимо, и он, несмело улыбнувшись, тоже протянул руку.

«Почему он не шарахается от меня, как все остальные? – подумал Артем. – Он даже готов пожать мне руку. Почему он сам подошел ко мне, когда все вокруг стараются находиться как можно дальше от меня?»

– Я помогу тебе, брат мой! – продолжил розовощекий. – Мы с братьями дадим тебе приют и вернем тебе душевные силы твои.

Артем только кивнул, но собеседнику хватило и этого.

– Так позволь мне отвести тебя в Сторожевую Башню, о возлюбленный брат мой, – пропел он и, цепко ухватив Артема за руку, повлек его за собой.

Глава 11. Не верю

Артем не запомнил, да и не запоминал дороги, понял только, что со станции его повели в туннель, но в какой из четырех, он не знал. Его новый знакомый представился ему братом Тимофеем. По дороге, и на серой, невзрачной Серпуховской, и в темном глухом туннеле, он говорил не замолкая:

– Возрадуйся, о возлюбленный брат мой, ибо встретил ты меня на своем пути, и отныне все переменится в жизни твоей. Закончился беспросветный мрак твоих бесцельных скитаний, ибо вышел ты к тому, что искал.