Анатолий Шерстобитов - Ссан-ПИВОБУРГ

• Название: Ссан-ПИВОБУРГ
• Автор: Анатолий Шерстобитов
• Жанр: Русское современное

В этой книге барон Миня Хаузин уведен в тень, он стал могущественным Барменом, кто, по сути, мозг и катализатор уникальной кампании превращения дивизии ракетчиков в огромный пивокомбинат, а Райграда в столицу пива евроазиатского материка. Многих патриотов эта гонка разоружения под руководством миротворцев из Пентагона огорчала и грядущую столицу они нарекли уничижительным «Ссан-Пивобург». Станет ли она таковой пока неизвестно, но деятельность гений Бармена обнаружил самую кипучую…

---

Что интересно, в этих трудах вчерашние алкаши стали обретать умеренность и даже равнодушие к алкоголю, они становились рачительными хозяевами собственного производства, вчерашний порок стал мешать им в работе.

Кое в каких головах стала прорезаться здоровая рациональная мысль, так один решил вековую проблему по приёму стеклотары, изобрёл шельмец раствор, размягчающий стекло. Мыть грязные бутылки перед отправкой на заводы стало легче – их выворачивают наизнанку и загружают в стиральные машины. Упростилась и транспортировка, в кузов одного грузовика можно стало утрамбовать столько стеклотары, сколько раньше умещалось в трёх железнодорожных вагонах.

Никотин для асфальта. Общество смердячих.

А другой изобредатель даже подступился к искоренению другого порока – курения. Курильщики, с его подачи, теперь перестали травить воздух, как в помещениях, так и на улицах, выдох они теперь делали в специальные грелки, где происходил сбор никотина и смол, разделение этих фракций. Никотин охотно закупали аптеки для получения отличного лекарства от пеллагры, смолы шли на изготовление асфальта.

Хороший, страстный курильщик на этих гонорарах мог жить припеваючи, уволиться с основной работы, кормить семью и родню до седьмого колена. Дела у них пошли настолько хорошо, что вскоре они отделились от парка, основали свой клан, мощный профсоюз и хоронили друг друга с неслыханной роскошью, что, кстати, и было их основным занятием. Большая была текучка, чего там греха таить, так просто хорошие денежки не даются. На их смоле в Райграде заасфальтированы улица, площадь и аллеи парка, одноименные, имени В.И.Ленина.

Польза Райграду от парка была несомненна: во-первых пополнялся от зелени кислородом воздушный океан, во-вторых, люди были при деле, переходили на целительную зелёную диету, поили себя сами, в-третьих, шла на реализацию избыточная продукция, алкоголики заимели свой бюджет, стали самостоятельно обустраиваться и по своей инициативе отстроили прекрасный медцентр, где неспешно и целенаправленно, с использованием достижений медицины, проводили своё лечение. Но самое главное – с улиц Райграда исчезли денатурально пьяные субъекты, стали куда реже встречи под праздничным столом.

Советник – русский фольклорист.

В парке наши друзья встретили Джона, американского советника. Он был уже изрядно пьян, но вскрыл новую тыкву с темным крепким пивом. Он давно искал встречи с Ваньком, так как с недавних пор влюбился в русский фольклор, собирал современные частушки и побасенки, да и, вообще, всеми силами старался улучшить знание русского языка, который знал, по его словам, не совсем о-кей.

Ванек и Куян не стали кобениться и приняли угощение. Тыква быстро опустела, и американец заказал манговый плод с чачей. Беседа вошла совсем в вольготное русло.

– Скажи, Иван, – спросил Джон, – правильно ли я подобрал первородный корень? Слово «милиция» от слова «милые лица», верно?

Куян едва не поперхнулся, Ванек взметнул брови и неудержимо разулыбался.

– Все верно с точностью до наоборот, лица нашей милиции большинству граждан внушают патологически страшливое уважение. Причем не оттого, что они где-то нашкодили-напакостили, а от беззащитности перед возможным произволом, растоптать и смертельно унизить невинного человека в нашей милой милиции могут в любой момент. Но с другой стороны та помойка, где им приходится работать, грязь людского дна, взывают к снисхождению, пониманию, что с волками жить, по-волчьи выть. На мой взгляд, название этим органам дано удачнее словом «полиция», где просматривается «полулицые», то есть лица с налетом конспиративности, малоузнаваемые. К тому же тогда можно этот орган определить как полюция, то есть своевременное, но безадресное семяизвержение общества, когда желаемое так и не обрело до конца благих изначальных намерений, не стало идеальным развивающимся плодом.

– Ваш язык, Иван, имеет большая шкала градиентности, тончайших полутонов, я то и дело попадаю впруссак, как окурок во вши…

– Так ты избегай трудных мест, не вворачивай в речь того, что не до конца понимаешь.

– Мне все так говорят, но, как голосит ваша пословица, свежо переедание, да верится с трудом или, а Васька слушает, да ест.

– Во, наконец-то, первую пословицу не переврал, про Ваську, хотя это даже и не пословица, а летучее слово, фрагмент басни Крылова.

– Я вот написал записка деловая одному человеку, не сверил пока в компьютере корректором, проверь, Иван, много ошибок вот в этих трех абзацах. – Ванек прочел указанное и улыбнулся удручающе:

– У тебя, Джони, какой-то магнетизм к ненормативной лексике, бранности слова. Вместо «медальон» ты пишешь «мудальон», «фальшивомонетчик» у тебя обращается в «фальшивоминетчика», «бдительность» в «бздительность», «какафония» в «какавонию», «оборотный капитал» в «обормотный», «гардероб» в «гардегроб», «сиюминутный» в «суюминутный»… Не-ет, ты без корректора и шага не ступай в своих эпистоляриях, конфузиться будешь без конца, тебя юмористы цитировать начнут, как экс-премьера Черномырдина.

– Вот ведь досада какая, – потер озадаченно шею американец.

– А чего бы ты хотел, сам ведь о тончайших градациях говорил. Вот возьмем слово сугубо вроде техническое, «обсерватория», а всмотришься под определенным ракурсом – целый рассказ пошлейший из сокращений «обсер-ват-ори-я»..

– Ничего не понял, – страдальчески сморщился Джон.

– А-аа, и не надо, это все для тебя временно и вторично, – махнул рукой Ванек.

На небольшую сцену кафе вышел местный бард Леня Полумакарий, страстный поклонник битлов, он стал исполнять одну из их песен, с вольным переводом.

– Мне бы девушку синюю, синюю, – заизвивался Полумакарий, – чтобы косы свисали до пят, чтобы шея была лебединая, да побольше повиливал зад… – Позади барда создавался динамичный фон, выскочили три голых девки и стали торопливо одеваться. Это был фирменный стиль кафе, созданный по многочисленным заявкам мужиков, кому осточертели бесконечные задницы и вымя, какие вываливались изо всех немыслимых щелей. Данная категория зрителей ненавидела стриптиз и получала искреннее удовольствие от обратного хода, когда баба быстро одевалась, маскировала осточертевшие, неуместные вне постели прелести. Мужики шумели, делая ставки на ту, кто оденется быстрее. Полумакарий пытался перекрыть шум повышением визга исполнения.

– Но досталась мне доля немалая, – вопил он, – я женился как раз на такой, жизнь прошла, словно лошадь усталая, и легли мы с тобой на покой… – Зрители зашумели совсем громко, фаворитка не оправдала ряд ставок, у нее перекрутился лифчик, и груди выпадали из-под этой веревки. Все презрительно отвернулись от сцены, и Полумакарий запел в относительной тишине.

– Вот лежим мы с тобой в тесном гробике, ты спиною прижалась ко мне, череп твой аккуратно обглоданный, улыбается ласково мне… – Полумакарий онанистически затеребил гриф, извлекая нужную пронзительность из струны, полузавалился в глубоком приседе на спину, изобразив логотип рок-музыканта, и завизжал совсем хрипло.

– Разобрать бы тот гробик по досочкам, чтоб на воле побегать чуток… – Но снова выскочили антистриптизерши, и слова барда погрязли в новой волне шума.

– И впрямь, – сказал советник, – культура ваша речь постоянно балансирует между общепринятым и запретным, меняешь одна буква, всего одна и такая переполюсовка. Вот слово «попа» – приличное, а «жопа» – уже непечатное. Слушай, Иван, я собираю коллекция фольклора…

– Да наслышан чуток, частушки, что ли, интересуют? Есть у меня товарищ, мечта у него светлая, оперу из похабных частушек, прибауток, афоризмов сочиняет. Видится ему этакий цирковой балаган умных скоморохов, сильных и ловких шутов-акробатов, праздник ума и плоти, его пик, ведь афористика и акробатика, по сути, признаки совершенного ума и тела. Много движения, игр, музыки, красок костюмов…

– О-оо, похабных! Самый то, что надо, мне фсе ваши юмор, что нечего кушать, непонятны, мне похаб надо, самый смак, естество. Где тот ваш господин товарищ, поехали к нему, я ему дам доллары, и пусть он поставит эту опера! О-оо, этот похаб сильный жанр, на этот счет вы выше всех!

– Зачем ехать, я почти все знаю, дернем вот чачи, и я тебе для разминки кой-какие спою, да и на диске они у меня есть, смахну на дискету. Не спеши… Как там на этот счет у нас голосит русская пословица?

– Семь раз обмерься, а потом зарежься!

– Бесподобно! Жванецкий тебе и в подметки не годится!

– Жванецкий – друг Даля?

– Незаконнорожденный сиамский младший брат.

– О-оо, Иван, я буду твой самый благодарный должник… – Они выпили, и Ванек запел негромко: