Марат Карапетян - Арт-директор

• Название: Арт-директор
• Автор: Марат Карапетян
• Жанр: Русское современное

Роман «Арт-директор» – первая работа автора. Она совмещает в себе противоречивые вещи: служение автора рок-музыке и работу в финансовой сфере корпораций, тонкий романтизм и едкую иронию, философские размышления о самых разных сферах творческой жизни и жесткие аналитические выводы.

---

Найти базу для репетиций, с одной стороны, легко, но смысл – найти дом родной. Если аура на базе не та, неправильные люди там бывают, толку от такого места нет. Усталость в группе, пальцы не летают по грифу, в горле першит – этот стон у них репой зовется.

Тонкая грань на репетициях проходит в отношении гостей. Есть свои, и ты для рок-музыкантов становишься истинным другом, а значит, степень доверия и общения исключительно иная. Этот посыл приводит к тому, что в местах сбора музыкантов, в том числе на репетициях, собираются частенько друзья группы, подруги, знакомые, меломаны, сочувствующие тому, что вы играете. На самом деле им просто скучно и в гости не к кому пойти. Первый год это как братская квартира: единомышленники вместе, смех и пиво, объятья и поцелуи. Но когда группа разучивает песню, в самый интимный момент, когда твое творение, утром написанное, предстает перед музыкантами в форме робкого пения и неуверенной игры, некий знакомый, например, приятель сестры барабанщика, начинает ржать над каким-то физиологическим приколом, толерантность стремительно улетучивается. Типа, как будто «рок-н-ролл этой ночью, я думал, будет хорошо, а вышло не очень». У нас на репетициях людей чужих нет. Только ментально близкие. Молчаливые.

Ровесники мои резко тормозили и шутили не смешно, и в качестве добровольного временного проверенного подносчика пива и чипсов из ларьков через одного знакомого студента-медика я в последний год школьной жизни проводил много времени в общежитиях. Нужно было жить правильно. Это было по-мужски, интересно и таинственно. Заплеванные лестницы, похмельные студенты, задымленные и заваленные окурками комнаты манили своей брутальностью и хаосом. Студентки старших курсов, видя мои голодные и грустные глаза, подбадривали и намекали на что-то большее. У каждой женщины должна быть змея. Но узнав, что я школьник, перемигивались и вульгарно смеялись, сотрясая бюсты. Я чувствовал себя в самом центре ада, а значит, и рока. Я всеми правдами пытался казаться циничным и мрачным парнем, равнодушным к слову «любовь». Мои нереализованные романтичные фантазии требовали крушения, да и стать хуже и порочнее было необходимо для меня. Глядя на опустившихся и бухающих студентов общаги, видя их примитивных подруг, я чувствовал себя цветком в пыли, алмазом в грязи. Лавры Дориана Грея не давали мне покоя. Носить разные маски в зависимости от того, кто передо мной, стало моей привычкой. Работая на этой фабрике безнравственности, прогибался и притворялся своим, чем заслужил право бывать на ночных пьянках. Мне нужна была правда жизни. Проблема заключалась в моей природной застенчивости, что, на мой взгляд, в целом отражение воспитания и утонченности натуры. Как я завидовал тем, кто мог запросто подойти к крутобедрой подруге и утащить ее к себе. А следующим днем я выслушивал рассказ, закусив губу, как она трепетала под его медицинским крупом. Оборотной стороной этих переживаний было то, что мои новые приятели поставляли мне множество размышлений и образов. Книга жизни была приоткрыта для меня. Жизни самой вот только не было. Слушая орган Баха, я осознавал, что есть истинное искусство, красота и возвышенность. Но недолог был миг покачивания в мечтах и неге. Общага, как магнит, манила меня, быть на дне казалось мне верным и серьезным поступком.

Иногда в уездном городе я встречаю их, бывших моих героев общаги. Ностальгия проигрывает грусти при таких встречах…

В это время поиска и нравственного опустошения меня подхватили мои новые приятели – евреи. Как рассказать о них? Пожалуй, с анекдота вернее всего.

– Хаим, ты слышал новость?

– Ну?

– В зоопарке родился слонёнок!

– А как это отразится на евреях?

Когда пишешь о друзьях-евреях, хочется улыбаться – не пойму с чего, но как-то веселеет. Хохмы, приколы, розыгрыши – и почти всегда в тему. Мифы о жадности этих парней преувеличены в разы, но что меня всегда поражало – непоказное уважение к родителям и большое трудолюбие. Та самая этика, без которой нет рыночной экономики. Мой брат мне рассказывал (он учился в Германии 7 лет), что если с немцем договориться о любой работе, например, помывке сортира, он сделает ее хорошо. Всегда. Неважно, сколько денег платится. А еврей тоже сделает хорошо, но с улыбкой и шуткой. А вот наш родной человек обязательно будет чем-то недоволен… И часто договор не дороже денег. И в то же время евреи блюдут свой интерес, но как-то ненавязчиво.

– Товарищ Рабинович, Вы любите Родину?

– Конечно, люблю! От всей души.

– А Вы готовы отдать за неё жизнь?

– То есть?

– Ну, умереть за неё Вы готовы?

– Вы меня, конечно, извините, но кто же тогда будет любить Родину?

Недавно ходил на Московский кинофестиваль. Смотрел короткометражные фильмы без звука режиссера Евгения Кондратьева. Просто абсурд, гротеск, быстро пенящиеся рисунки, по экрану ползают линии, нет звука, люди, все падают, умирают, убивают, душат друг друга, животные, дети, убыстренные многократно кадры, все черно-белое, драки, торты, ванны, костюмы. Как будто рассказы Хармса, но неоформленные и очень быстро читаемые – это мне напомнило те дни становления. Хаос, идеи, мечты, разговоры ни о чем, книги обо всем, новые аккорды на гитаре, печальные взгляды, суровые мысли, воображаемые ножи, эротические сплетни, рестораны на халяву, девочки-динамистки, дискотеки с ожиданием чего-то… Все смешалось. Было страшно и весело. Не было денег. И из этого всего стали вырастать песни. Мои песни. Мне нужен был кто-то, с кем бы я это играл и обсуждал.

Некоторые рифы группы Metallica мне очень напоминали скрипки. И я нашел еврейского скрипача. Он тоже жил в хаосе. Тогда я узнал, что есть город Брянск. Он приехал оттуда в наш город стать великим стоматологом. Но его невзлюбил Бельченко – фамилия преподавателя-фашиста. Он преподавал патфизу (патологическую физиологию) и ненавидел евреев. И другу-скрипачу пришлось уехать, но до того были еще три года, и за это время мы с ним много чего успели.

Кстати, очень интересно писать книгу в кинотеатре, когда смотришь кино без звука. Так комфортно давно не было. Экран как куратор, но очень демократичный и немой. Я обожаю кинотеатры. Все свои свободные деньги в школьные годы я тратил на кино. Я там ел и даже спал. В зрелые годы частенько ходил в кино поспать, в Москве днем некуда было приткнуться. Позже стало сложнее – храп пугал зрителей, и я перестал спать в кино, только если в зале никого. Что может сравниться с походом утром в кино? Только бутылка шампанского на голодный желудок в воскресенье в первой половине дня.

Гит как-то непостижимо договорился в своем серьезном медицинском вузе, что мы можем репетировать в подвале, который назвался ФОП – факультет общественных профессий. Там была комната, волшебное место с колонками и барабанами. Дело осталось за малым – найти басиста и барабанщика. Я все больше времени стал проводить со стоматологами: Гит учился на него.

Но пока не было ритм-секции, мы с моим скрипачом придумали дуэт и назвали его «Антропос». Человек. Это он придумал. У нас с ним было одно важное общее место – несчастная любовь. И он неплохо играл на гитаре. Новый дуэт, конечно, стал выступать на еврейских вечеринках.

В смутном 1991 году в уездном городе стал работать еврейский культурный центр «Сохнут». Мы там играли иногда. Вспоминаю эти вечера с нежностью. Особенно когда вечером под самопальную дискотеку я пригласил на медленный танец девушку, которая мне давно нравилась. От нее пахло тортом, сигаретами и водкой. И какой-то ангел выключил в учебном классе свет. Было около 11 вечера, я позволил себе пару решительных действий в ее сторону и получил одобрение в форме моей ладони на ее груди. И в тот миг, когда я решился стать персонажем эротических боевиков Тинто Брасса, какой-то шутник-антиангел зажег свет. Нереальный облом. Скрипач тоже бился в постэротическом разочаровании. Лучше всего нас принимали на празднике Пурим. Самый веселый праздник иудеев. Мы стали как бы еврейским home band. Та девушка стала иногда видеться со мной, но она встречалась с постоянным парнем, а мне перепадало внимание в дни их размолвок.

Остатки сладки. Эти дни были как награда за верность мечтам.

Я на юрфаке быстро осваивался и стал наводить мосты в профкоме универа. Это был способ попасть на выступления на «Студенческие весны». Редкой глубины там работают женщины. Утонуть можно. Это были просто фантастические дни. Апрель. До сессии месяц. И вкупе с весной это давало столько идей и желаний! Тогда уже я научился договариваться о наших концертах. Обычно использовались два приема: для девушек и женщин – грубая лесть и подарки, для мужчин – уверения в том, что они – часть новых восходящих звезд, и легкая пьянка в развитие отношений с феерическими психоделическими тостами.