Сен Весто - ЛУННАЯ ТРОПА. Сказка для всё познавших

• Название: ЛУННАЯ ТРОПА. Сказка для всё познавших
• Автор: Сен Весто
• Жанр: Киберпанк

У тебя за плечами опыт тысячелетий. Ты здоров, тренирован и даже наделен природой способностью к абстрактному мышлению. Тебе повезло иметь хороших учителей и ты всегда думал, что даже в крайностях нужно соблюдать меру. Когда везение из приятной оплошности обстоятельств становится уже базовым элементом твоего выживания, нужно менять экологическую нишу. Вот только что делать, если все другие заняты либо непригодны для жизни, а если и пригодны, то для организма с какой-то совсем другой структурой…

---

– Ничего себе, – неприятно удивился Штиис. – Так хорошо все было… А нельзя нам это ущелье это… тоже обогнуть? И что это за гиблое место? Вы ничего про него раньше не рассказывали.

Вот, подумал Гонгора. Сейчас получишь. И с боку, и снизу. Дед поддел контейнер, желая ощутить вес ладонью, попробовал покачать, стряхнул себе на ноги еловые иголки и спрятал под ремешок торчавшую тесемку крепления.

– Расскажу, – с готовностью согласился дед. – Зачем не рассказать. Вам в первую очередь надо рассказать. Есть проклятое поселение, говорю вам, и там нечего делать ни с разведкой, ни без. Проклятье на том поселении, – пояснил дед со значением, помолчав.

Скучая, он оставил возню с контейнером, замер на пару секунд, словно заинтересованный новой пришедшей мыслью, и вдруг со всего маху опустил безжалостную пятерню на крутой лошадиный круп, что-то там аккуратно смахивая полусогнутыми пальцами и снова берясь за подпругу. Вскидывая поджарой мордой и не прекращая жевать, гнедой дородный мерин дернулся было в сторону, снимая диким глазом окружающую обстановку, но, по-видимому, не найдя в ней ничего криминального и достойного внимания, снова вернулся к траве. Дед совсем помрачнел.

– Село там одно, так оно, есть такая информация, вымирает, обычное дело. Вымерло уж, должно быть, как раз по пути получится, за выселками, и не за выселками даже, какие там выселки с одной охотничьей избой, никого там уже не ждут, смотреть там тоже ничего не нужно, нечего там смотреть, а нужно, значит, держаться от тех мест как можно дальше, нехорошие эти места, босые. Их так и зовут: Босые, значит, места. Босяк, рассказывают, какой-то – не то монах на Тропе, не то еще кто-то, – словом бежал кто-то к лесу из лесу, не добежал чего-то, споткнулся на околице, сел то есть и сидит. Бабка мимо шла, он и спрашивает ее, бабку, ответь, дескать, старая, какая вот самая голубая мечта у местного населения, – ну старая возьми сдуру и ляпни, в смысле, обрыдло все, охренело до невозможности, жизни нет, престо словами не рассказать, как все охренело, но народ, батюшка, тут терпеливый, молодец народ, веры в чудо не теряет. Только какое чудо бабка имела в виду, уточнить забыла. И все. Как подменили тихую деревеньку, невозможно там стало жить, как проклятье какое, то вода у всех в чайниках по весне стоя на огне позамерзает – то есть, как знающие люди объясняли, выходило так, что чтобы огонь грел, горел и не гас, окружавшее пространство то и дело норовило забрать столько тепла, что то, что сверху, просто на ходу мерзло, – то вдруг бани неделями не простывают. Рaз, понятно, натопят, хорошо натопят – и моются неделями. Чего только, говорят, с ними не делали, с банями: и сквозняк устроят, и печь вынесут, и гуся зарежут – нет, не стынет баня, не стынет и без воды потеет. Народ уж засомневался было, не конец ли света, но нет, кесарь всех собрал, успокоил, объяснил населению в доступной форме, что такое флюктуации поля, народ погудел, поплевался, почесался и начал потихоньку пользоваться, тем более что много ума тут было не нужно. Но какие-то сомнения тогда оставались весьма глубокие. Как-то само собой возникло и долго ходило мнение, что это сам Черт снимает пробу, проверяет, значит, достаточно ли народ в этих местах крепок в вере. Или вот еще дрова эти: бывало, станут рубить – не кончаются дрова. То есть не то чтобы совсем, но если вот, скажем, с утра начать, то к ночи, случалось, управлялись. Значит, берет это мужик нормальную сосновую чурку, рубит, рубит еще, пополам, глядит – половина сосновой дровни в руках, ну, треть – самое большее, причем никто не понимает, как это получается, какой-то один сплошной дефект глаз. Ладно. Рубит он, в общем, дальше – никакого толку, половина двора у него уже завалено дровами, а он рубит, ругается, а рубит, поскольку не рубить никак нельзя, пахнуть они тогда начинают, если не рубить, совсем нехорошо, дышать, рассказывают, совершенно невозможно – так пахнут. Но это бы еще туда-сюда, это бы ладно. Только малорубленные дровни смолой исходить начинают, и странной какой-то смолой, не сосновой; испаряется это она то есть на солнышке, пахнет себе – и становится тогда человек от нее дремотный, нехороший, начинает он тогда смотреть чье-то будущее в натуре, и ладно бы там будущее соседа или там, скажем, соседки, нет, лицезреет он свое будущее, без подробностей, а так, в общем, с таким философским подтекстом – и с нехорошим, надо сказать, подтекстом, на баб вот, говорят, не действует, ни хрена они там не видят, их, я так понимаю, спасает тут природное отсутствие всякого воображения, а вот мужику этого лучше бы и не видеть. Бросает он тогда это занятие, перестает рубить и молча идет собирать дрова, складывать штабелями. Народ, рассказывают, первый раз как присутствовал, так потом полдеревни по лесу собирали. Ну кто ж такое долго выдержит. Только толку от них, от дров, никакого, не горят они. Никакого смеху – грех один. Пробовали со скуки даже ими печи выкладывать, ничего, работают печи, рассыхаются, правда, быстро… Огнеупорные дрова. Тени еще говорящие были. Тоже надо рассказать. А еще повадились одно время стаи каких-то молчащих попугаев, сам видел. Из теплых стран, говорят. Прилетят и молчат, мать их, да страшно так молчат, с подтекстом – до жути… Ну ладно, я говорю, занесла тебя нелегкая, со всяким может случиться, ну не молчи ты, скажи пару слов – нет, как воды в рот набрали. Ладно там одни попугаи. В погребах простокваша сама собой в сливки сгущалась – это уже после меня было, мне только сливки приносили, без простокваши, так что сам не видел. До чего дошло, как радио туда в тайгу провели, так народ сразу о смысле жизни задумался. Теперь только в таком аспекте. Что самое интересное во всей этой истории: сам Магистр-Дьявол, мучимый жестоким насморком, сморкаясь, лично сделал краткий обзор международной жизни. Выступает, значит, по приемнику и учит, как надо жить. И где, такое случается, там всё – прекращает свое историческое развитие прошлое и настает будущее. Вот только никто там уже не живет. Не могут.

Ухватившись за мягкую мохнатую лошадиную ноздрю, дед одним движением вставил истертые железки коню в огромные желтые зубы, обернулся, прищурившись на солнце, зарывшееся в багрово-фиолетовые перья облаков, и сказал:

– Пошли, что ли. Провожу до ручья.

Гонгора, безотрадно почесывая неизвестно где уже покусанные крапивой руки, натягивал терпеливо жмурившемуся Улиссу на уши зубастый ошейник, его иногда коробила некоторая скабрезность литературных оборотов. Ошейников на Улиссе болталось два, один был обычным вручную широко плетенным на два строгих зуба каленым проводом, – он еще при необходимости без труда выворачивался наизнанку, второй представлял собой нейлоновый фрагмент высотного крепления монтажников, сцепленный с краев болтами и имевший два ряда недлинных заточенных винтов, устрашающе торчавших наружу и также удерживавшихся болтами. Лис был совсем не дурак подраться, и за его широкой спиной можно было спать, не опасаясь.

Лес наполнился новыми неопределенными шорохами. Где-то вдалеке ухнула птица.

– Бани банями, – сказал Штиис, – но это похоже на правду, и в самом деле что-то ни разу не встречал ни одной натуральной, то есть некрашеной красавицы, хоть на каплю сочувствующей добротной серьезной научной фантастике, у всех одно и то же. Или даже не серьезной. Не просто так тут что-то. А что, – беспечно поинтересовался он, – они действительно там ничего не видят?

Дед вполголоса посоветовал Гонгоре ближе к Пустоши взять от греха Лиса на поводок.

– Все так, – ответил он. – Глубокая мысль природы. Здоровее будем.

– Здесь ведь вопрос как стоит, – заметил Штиис, вытягивая перед собой ладонь и собираясь объяснить все в доступном для всех виде. – Либо ты, значит, красавица, либо…

– Бани, – подсказал Гонгора, задирая подбородок кверху и поправляя вылезший ворот штормовки.

Штиис перестал скалиться.

– Какие бани? – осведомился он холодно. – Причем здесь бани?

Поддерживая ладонью у себя на заду основание рюкзака, Гонгора покрутил шеей, с мучительным вниманием прислушиваясь к новым ощущениям, так что сейчас всем было видно, как ему нелегко в настоящий момент. Верхний край рюкзака на целую голову возвышался над его макушкой.

– Ну не знаю, – произнес он легкомысленно. – Откуда я знаю… Сами же говорите. Любимая тема холостяков. Ляпнулось и ляпнулось. Ну, застрели теперь меня…

– Кислое озеро, – напомнил дед Гонгоре негромко, – не забудь. Три ручья, самая западная точка.

Став гуще, лес пошел тенистой, влажной низиной. Здесь оказалось прохладнее. Затем посветлел вновь.

Лис чуть впереди развязной, грузной трусцой волочился за какой-то пичужкой, держа нос по ветру и высунув от усердия язык. Так по просторам родных лесов, наверное, перемещается молодой мишка, вынюхивая возможное присутствие меда и радуясь лету. Гонгора пристроился вслед Штиису и только вежливо дул уголком рта на папиросный дым, когда его сносило от деда к нему. Дед молча шагал рядом, пару раз лишь отпустив замечания относительно неожиданно хорошей погоды. Лесной воздух превосходил чистотой все похвалы, утреннее солнце прижаривало. Яркие солнечные лучи раздвигали, пробивались сквозь разрывы в листве, нагретыми косыми желтыми столбами упирались в слежавшиеся черные пласты огромного папоротника, терялись в траве, в них изредка поблескивала серебристая паутинка и медленно плавала пыльца. Свежесть и чистота чувств. Голова легка и свободна от всего. Мускулистые, привыкшие к длительным перегрузкам тренированные ноги сегодня были готовы преодолевать леса и горные хребты, шагать без отдыха столько, сколько нужно и при необходимости еще столько же, а под правым локтем, как обычно, изредка соприкасаясь со стальным содержанием текстолитовой ребристой рукояти ножа, привычно напевало свою тихую легкую песенку, тоненько позвякивало колечко. Сегодня все складывалось как нельзя лучше. Вопреки предчувствиям. Шагавший рядом Штиис с головой ушел в листья черного папоротника, потом провалился во что-то и показался снова, хрустя прелым сучьем и шурша травой. Впереди был только лес. Небо синело в просветах, отражая самую суть раннего летнего утра. День обещал быть новым.