Василий Храмцов - Записки редактора. Наблюдения в пути от журналиста до главного редактора

• Название: Записки редактора. Наблюдения в пути от журналиста до главного редактора
• Автор: Василий Храмцов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Эту книгу написал не профессиональный писатель, а журналист, работавший в нескольких городских и районных газетах. Он вошел в газету как в храм, с самыми восторженными чувствами к профессии и журналистам. Познакомившись с содержанием книги, вы будете наблюдать, как некоторые из «небожителей» теряли в его глазах авторитет. А еще убедитесь в том, что профессия журналиста требует не только литературного мастерства, но и мужества, твердости характера, наличие «стержня», именуемого совестью.

---

Молодой, но уже признанный художник Виктор Фынтынарь по-хозяйски устроился в кабинете Петра Иванова, редактора частной газеты «Мое подворье». Возбужденный, энергичный, весь во власти мечты о славе, о почестях, о деньгах, Фынтынарь стал задавать редактору разные вопросы. Похоже, что решил взять у него интервью. А фактически вел разведку относительно состояния предпринимателя, издателя газеты, к которому он и пришел. Даниил Владимиров «забыл» о встрече, хотя кабинет демонстративно оставил открытым. Дескать, «ждите», буду.

Петр Иванов размышлял в эти нестабильные и неспокойные дни, чем бы выделить в газете «гвоздевые» материалы? Решил, что лучше всего подойдут рисунки. Сам он этим искусством не владел, но очень любил картинки, выполненные карандашом или тущью. Иногда старался их срисовать собственной рукой, чтобы понять, как удается художнику добиться такой проникновенной красоты. В молодости он долго любовался рисунком под названием «Мещеры» в журнале «Огонек». На нем было изображено озеро, нависшие над водой деревья, зеркально отражающиеся в воде, приткнутая к берегу лодка. Было ощущение, что человек только что сошел на берег, оглянулся и увидел всю эту красоту.

Иванов тогда служил в армии и очень тосковал по родному дому, по озеру детства. Почти шестьдесят лет прошло с тех пор, когда он любовался рисунком, а помнит его до сих пор. Вот что значит сила искусства! Он вспомнил однополчанина, художника Вактора Ерофеева, которй также осваивал морзянку в учебном полку связи. Петр высоко ценил оформленные им стенгазеты и боевые листки, но больше всего ему нравились наброски портретов однополчан. Получив специальность радиотелеграфиста, они продолжили служить в разных частях и потеряли друг друга. Даже адресами обмняться не догадались. Но его величество случай помог впоследствии вернуть упущенное…

Ничего вразумительного не добившись расспросами, Фынтынарь достал мобильный телефон и начал названивать. Причем, разговаривал громко, основательно. Редактор из-за этого не мог работать. У секретарши предпринимателя Ангелины тоже зазвонил сотовый телефон. Отвечая, она вышла на балкон. Оттуда ее приглушенный голос никому не мешал.

– Вот, видите, как поступают воспитанные люди?

– А я, выходит, невоспитанный! – взвился художник.

Он позвонил еще несколько раз, но разговаривал уже не так шумно. А потом и совсем ушел. Редактор слышал, как Ангелина по телефону доложила об этом Владимирову, и тот вскоре вернулся в кабинет.

У Иванова даже мысли не возникло, чтобы предложить Фынтынарю сделать рисунки для газеты. Не воспринял он его как личность творческую. Скорее всего – как невоспитанного, самовлюбленного выскочку. А вот его приход помог ему вспомнить о своем сослужиыце. И он решил написать письмо Виктору Ерофееву. Адрес у него был, так как господин случай уже выполнил свою мистическую задачу.

…А было это так. В стране тогда только и разговору было, что о ГКЧП. За обедоенным столом в санатории тоже обсуждали это событие. Особенно горячо высказывалась симпатичная, высокая женщина средних лет. Она была членом партии, работала мастером смены на заводе. Они продолжили беседу, прогуливаясь по берегу лимана. При этом Тамара подробно рассказала о своем брате, художнике. О том, как ему не повезло на охоте: случайно убили одного человека. Какой он хозяйственный, какой у него ухоженный дачный участок. Только вот воруют все. Иванову надоело это слушать, и он сказал просто так:

– У нас во взводе тоже был свой художник – Виктор Ерофеев.

– Кто, кто? Какой он из себя?

– Высокий, симпатичный, скромный.

– Вы служили на Дальнем Востоке? В Биробиджане? С ума сойти! Ведь Виктор – мой брат! Вот я его обрадую! Это же чудо! Мы ведь могли и не встретиться, если бы меня определили за другой стол. Сколько же лет прошло, как вы демобилизовались?

– Больше сорока. Привет от меня передайте. Если не вспомнит, кто такой, скажите – комсорг взвода. Тот, кто при построении стоял на левом фланге.

Из Украины в город Орджоникидзе, теперь уже Владикавказ, и обратно полетели письма с самыми теплыми воспоминаниями о службе в армии, о солдатской дружбе. В то время служили по три года. После учебного полка Петр продолжил службу в маленькой часть под Хабаровском, а Виктору довелось служить в самом городе. Там его почти женили на дочери старшего механика судна. И жил бы он вместе с тестем и тещей на берегу Амура в роскошном бревенчатом доме. Но за три с лишним года армейской жизни соскучился по родителям, по родным местам. Позвал девушку с собой. А невеста отказалась ехать в Осетию. И Виктор сделал вывод, что любви, как таковой, «ни я, ни она не испытывали».

После ухода художника Фынтынаря редактор достал письма и внимательно перечитал. Вспомнились ученья, ночевки в палатках на снегу, морозы, при которых хлеб рубили топором. Посмотрел на штамп на конверте и ужаснулся: прошло больше двадцати лет! Боясь, что с Виктором в лихие девяностые могло что-либо случиться, он сначала потревожил письмом его сестру Тамару. Ждал ответа несколько месяцев, но его не последовало. Только тогда написал лично Виктору. Ответа тоже не было, и он заключил, что приятелю и его родным почему-то не до него.

Письмо пришло через полгода из города Владикавказа, из республики Алания. Людмила Ерофеева сообщала, что муж ее, Виктор, умер от рака легких в 2000 году. А Тамара, старшая сестра его, умерла двумя годами раньше. В письме женщина рассказала, что за день до смерти муж попросил бумагу и карандаш, что-то написал и спрятал под подушку. «Витя попрощался с нами, успокаивая нас. Он оставил о себе добрую память и как муж, отец, дедушка, друг. Светлая ему память, его родителям».

Опоздал редактор со своим обращением на одиннадцать лет. Значит, не суждено. Невольно стал размышлять о превратностях судьбы, о времени и о себе. Выходит, ему везет, что он до сих пор живет и занят творческой работой. Задумал вот иллюстировать газету рисунками. Отлично будет выглядеть газета! Только бы найти толкового художника!

Вспомнил о старом знакомом, который до развала страны работал в Доме художника, тогда еще частью быткомбината. Андрей никогда и ничего не делал без выгода для себя, а с редактора что возьмешь? Он сослался на занятость и дал телефон своего однокашника. Наивный редактор не понял главного: рисовать-то Андрей не умеет! Писал лозунги, оформлял вывески. Но не занимался рисунками.

Разумеется, порекомендованный ему художник тоже рисовать отказался, сославшись, что занят.

– Вот Семен Пейчев, – сказал он, – этот занимается акварелью. Он, пожалуй, сможет переключиться на рисунки.

Петр времени не тратил напрасно и одновременно вел разведку в нескольких направлениях. Он переговорил с директором городской детской художественной школы. Созвонился с художницей Дома Культуры, которая недавно вышла на пенсию.

Встретился с молодой художницей, которая сменила пенсионерку. Никто не взялся помочь ему в оформлении газеты.

Художник-акварелист согласился встретиться и обсудить проблему. Окрыленный предстоящим успехом, Петр поехал к нему на край города. У железной калитке его встретил цепной пес и стал исходить свирепым лаем. Наконец, показался сам хозяин, Семен Пейчев. Пса он привязал у собачьей будки, а гостя пригласил сесть за деревянный стол, стоявший посреди двора. Видимо, у гагаузов принято так принимать непрошенных гостей. Пес оказался у редактора за спиной. Он продолжал лаять все с той же силой.

Сам художник сел напротив. Лет ему было за пятьдесят. Петр стал рассказывать, что бы он хотел видеть на рисунках. А за спиной все лаял и лаял пес.

– Вы можете успокоить собаку?! – не выдержал Иванов.

Художник никак не отреагировал. По лицу его бродила еле заметная улыбка.

Казалось, он был доволен тем, что происходит. И верный пес, и редактор выступают на равных. Художник был спокоен, как сфинкс. Петр не знал, что он уже давно принял решение. Только подумал: «Ну что же они, художники, такие невоспитанные?»

Редактор разозлился и, подойдя к собаке, приказал:

– Фу! Замолчи!! Иш, расходился! Хватит позорить хозяина. Марш в будку! Я сказал – в будку!

Пес поджал хвост и спрятался, виновато поглядывая на хозяина. Но вскоре вылез и продолжил лаять. Редактор сообразил, что художнику плевать на то, что он рассказывает. У него разболелась голова. Он проглотил таблетку и начал прощаться. Художник, наконец, сказал, что принять заказ не может, потому что занят подготовкой к выставке. Иванов пошел, не оглядываясь.

После этого случая он больше ни к кому не обращался. Люди заняты своими делами. Как вот и сам он. Да и не дело художников – иллюстрировать газету. А ремесленники типа Андрея сами заимствуют сюжеты у фотографов, у кинорежиссеров.