Сергей Юрчик - Шпионский детектив (по следам Юлиана Семёнова…). Часть 1

• Название: Шпионский детектив (по следам Юлиана Семёнова…). Часть 1
• Автор: Сергей Юрчик
• Жанр: Прочие приключения

Сюжет известного романа Юлиана Семёнова «ТАСС уполномочен заявить» автор опрокидывает в 1937 год. В жуткой атмосфере разгорающихся репрессий верные долгу чекисты ведут поиск коварного врага, завербованного германской разведкой…

---

К тому же в голову назойливо лезли воспоминания о делах не так давно минувших дней.

Ягоду они сожрали на пару с Ежовым. Теперь снят со всех постов, исключён из партии, сидит ждёт ареста. Никогда не было с ним настоящего взаимопонимания, это отрицательно сказывалось на результатах работы, но как ни странно тоже двигало карьеру, видимо потому, что Сталина устраивала напряжённость в высшем руководстве Органов. Когда Ягода осмелился, пускай по-тихому, саботировать сталинские указания относительно организации показательного процесса над Зиновьевым и Каменевым, Агранов с облегчением вступил в «заговор» против него. Начали с того, что арестовали свояка Ягоды, литератора Леопольда Авербаха, брата жены наркома Иды Авербах (они приходились племянником и племянницей покойному Якову Свердлову), от которого в своё время плакала горькими слезами вся литературно-театральная Москва. Глава «литературного ОГПУ» Леопольд Авербах был воспитанником и любимцем Троцкого, о чём знали в аграновском СПО, и в нужный момент по команде бывшего шефа вытащили информацию из загашника. Процесс «объединённого троцкистско-зиновьевско-каменевского террористического центра» стараниями Ежова и Агранова прошёл «на ура», секретарь ЦК Ежов, курировавший НКВД, был назначен наркомом вместо Ягоды, Ягоду перебросили в наркомат связи, что стало для него первой ступенькой, ведущей в лубянский подвал…

И вот теперь лежащему на диване Агранову вдруг пришла мысль, что прав, пожалуй, был Ягода, противясь Хозяину. Если бы все они, высшие руководители НКВД, поддержали опального ныне наркома, может быть, и не произошло бы всего последующего. А так словно с горы понеслось. Очередное разыгранное по требованию Сталина действо, – процесс «параллельного троцкистского центра» – тринадцать смертных приговоров, в том числе Серебрякову и Пятакову, а Радеку и Сокольникову по десять лет, – по недосмотру что ли? Всё идёт к тому, что и они на этом свете долго не задержатся. Затем самоубийство Орджоникидзе, яростно протестовавшего против повальных арестов в Наркомтяжпроме (официальная версия – «паралич сердца»). Москва погрузилась в тоскливый четырёхдневный траур. Снег, мороз, флаги с чёрными лентами, согбенные люди, словно придавленные ожиданием беды. Среди вождей, выносивших гроб из Колонного зала Дома Союзов, выделялся Сталин, прямой как шест, в шапке с опущенными ушами… Впоследствии агентура доносила, что в московских очередях говорили старухи: «Тут же судют, тут же хоронют…» И вот на только что завершившемся пленуме ЦК продолжилось избиение старой ленинской гвардии. Состоялось жестокое шельмование Бухарина и Рыкова, обоих взяли прямо в гардеробе после очередного заседания. На следующий день выступил Молотов и прозрачно намекнул, что чистка будет продолжена. На очереди армия. Мол, если у нас во всех отраслях есть вредители, то должны же быть и в войсках. Для Агранова это не было неожиданностью, аресты среди военных шли давно, «шитьё» дел курировал лично Ежов, и сейчас похоже ему не хватает лишь отмашки для начала невиданного погрома. Однако апофеозом стало выступление наркома. НКВД, оказывается, тоже поражён язвой вредительства и шпионажа. В наркомате свили целые гнёзда троцкисты-зиновьевцы и бухаринцы, а также агенты всех существующих разведок. Собственная разведка развалена, контрразведка тоже. И виной всему Ягода с его гнилым либерализмом и близорукостью. Пока только Ягода…

От этих бредней просто мороз подирал по коже. А ну как Хозяин натравит железного карлика Ежова и на них, верхушку НКВД? Когда валили старого наркома, Агранову представлялось, что дурачка Ежова можно будет на верёвочке водить, но дурак попался инициативный… Теперь уже ясно – будет не только крошить всех, на кого укажут, но и угадывать наперёд, на кого могут указать. Нет, не может быть… Вообще, по правде сказать, кое-кого не мешало бы вывести в расход. Вот Фриновский, скажем, или Заковский. Уголовники, тупые садисты. Но настоящие профессионалы? Такие, как Бокий, Артузов, и сам он, Агранов?

Себя Якову Сауловичу жаль было больше всех. Себя он знал гением сыска, блестящим интеллектуалом, даже кумиром московской богемы. Нет, не сможет Хозяин обойтись без таких, как он. Вот сейчас идёт по всей Стране советов расширение и переоборудование тюрем, камерные койки заменяются сплошными нарами, кое-где не в один этаж. Судя по всему, чистка грянет такая, что всем чертям тошно станет. Брать будем всех, не только виноватых и подозрительных, но и родню их, и друзей, и знакомых, и тех кто просто погулять вышел. Так ведь с такой работой и дурак справится. А как же настоящая работа? Её-то кому выполнять? Ответ очевиден – тем, кто с ней справлялся в прошлом. Конечно, ошибки тоже случались, так ведь не ошибается тот, кто ничего не делает. Нет-нет, профессионалам ничего не грозит. Очень кстати пришлось тут это письмо из Парижа. Есть шанс отличиться.

И всё же, всё же… Ну, зачем Сталину всё это? Ведь с конца двадцатых, как свернули НЭП, такого уже успели наворотить, что пора бы и прекращать. Сколько сгинуло в тайге и тундре всех этих Иванов, горе терпящих! И трудности основные вроде уже позади. И колхозы окрепли, и заводы построены. Ну, надо приструнить руководящие кадры, полным полно расплодилось в гос и партаппарате бюрократов-волокитчиков, погрязших к тому же в воровстве и взяточничестве, но к чему эти бесконечные поиски политических врагов? И уж совсем не обязательно столько расстреливать. О мой бог, куда всё катится?

Зазвонил один из стоявших на тумбочке телефонов, запараллеленных с теми, что в кабинете. Громкость их была отрегулирована так, что громче всех звучал аппарат без диска – прямая связь с наркомом; потише давали знать о себе внутренний коммутатора НКВД и общегородской. О-о, Николай Иваныч вернуться изволили… Агранов рывком сел, опустив ноги на пол (поясницу опять кольнуло), схватил трубку.

– Да, товарищ нарком.

Знакомый визгливый голос на другом конце провода произнёс:

– Яков, зайди. Жду.

– Иду.

Тяжело поднявшись с дивана, комиссар ГБ первого ранга прошёл в смежный с комнатой отдыха персональный туалет. Помочился, сполоснул руки под краном. Посмотрел на себя в зеркало. Н-да, укатали сивку крутые горки… Провёл мокрой рукой по лицу, наскоро пригладил волосы. В кабинете положил блокнот в портфель, взял со стола папку, другую. Подумав, взял и третью. С трудом засунул все три в битком набитый сейф, запер его дверцу тройным поворотом ключа, плюнул на печатку, сделал два оттиска на пластилиновых нашлёпках с пропущенной меж ними суровой ниткой, положил в карман бриджей звенящую связку.

Дремавший в «предбаннике» за своим столом адъютант, или по новому порученец, вскочил при появлении шефа.

– Свободен, Лёха… Езжай домой спать.

Выйдя в коридор, Агранов торопливо, слегка горбясь, пошёл по красной ковровой дорожке в сторону лифта.

3

Уже давно, ещё с середины двадцатых, крыши московских домов начали интенсивно обрастать антеннами. ОГПУ-НКВД брали под контроль не только телефонную связь, но и столичный эфир. Отслеживалась работа передатчиков всех дипломатических представительств, регистрировались радиопочерки, «раскалывались» шифры. Тем же частым бреднем вылавливались радиограммы далёких станций. Их так же тщательно классифицировали, методом триангуляции с участием приёмников слежения в других городах определяли источник сигнала, настойчиво пытались расшифровать. Вообще расшифровывать удавалось часто, ведь в Спецотделе ГУГБ, который возглавлял Глеб Бокий, трудились лучшие специалисты, многие ещё со стажем работы в соответствующих службах Российской империи. Но те радиограммы, которые вот уже четвёртый месяц выуживали из переполненного болтовнёй эфира сети антенн, расшифровке не поддавались. Сообщения неизвестному адресату шли не «морзянкой». Ласковый женский голос по-русски мурлыкал в микрофон четырёхзначные группы цифр. Передатчик, нагруженный всенаправленной антенной, находился в Берлине, и в зоне уверенного приёма оказывались Москва и Киев, Ленинград и Стокгольм, Лондон и Париж, Рим и Белград… Было ясно, что идёт диалог, но каким способом отвечал адресат?

Примерно с тех же пор пошли неприятности с советскими кораблями, доставлявшими военные и гражданские грузы в республиканскую Испанию. То взрыв, то пожар на борту, то неизвестно чья торпеда в борт в открытом море, то крейсер франкистов требует остановиться для досмотра, грозя шестидюймовками.

И вот несколько дней назад начальник отдела контрразведки принёс и показал Агранову письмо, опущенное в почтовый ящик у входа в советское посольство на рю Гренель в Париже.

Информация, содержащаяся в письме, уже позволила очертить круг подозреваемых в реальном шпионаже из двенадцати человек. Внешторговцы, военспецы и представители НКВД, сопровождавшие грузы, работники Наркомторгфлота, а также, что особенно неприятно, главы «легальных» парижских резидентур Иностранного отдела ГУГБ и разведуправления Наркомата обороны, тоже бывшие в курсе соответствующих секретов. Когда Агранов принялся излагать это Ежову, тот нетерпеливо махнул рукой, прерывая: