Адель Алексеева - Прощай и будь любима

• Название: Прощай и будь любима
• Автор: Адель Алексеева
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-906817-43-3

«Прощай и будь любима» – роман о жизни московской семьи в XX веке. У старшего поколения самые драматические истории проходят в 1920-е годы. На младшее поколение выпали не менее драматические события 1950-х годов. А для главной героини Вали Левашовой вся взрослая жизнь сопровождается то страстью, то сомнениями, в которых «виноваты» любовь и разлука, поклонники и одиночество…

События в книге самые что ни на есть реальные, и потому им легко вписаться в набоковскую мысль: «Да, жизнь талантливее нас. Куда нам до нее! Ее произведения непереводимы, непередаваемы…»

---

Она потупилась, замолчала, хотя могла бы сказать, что именно такой легкомысленный романтик ей ужасно нравится, но – разве могла она это сказать?

– Между прочим, – вспомнил он, – тогда, первого января, в прошлом году – помнишь? – твой ухажер напророчил смерть Сталину – он что, колдун?..

– Какой он колдун? Просто совпадение. Ведь и мама моя запретила повесить портрет черного человека, мол, не к добру. Помнишь «Сальери»?

– Послушай! Я стихотворение сочинил, можно? – и он прочитал несколько строк, полных энергии и оптимизма; там была и такая строка: «Но наша скорбь нас не лишила силы». Это как раз отвечало ее настроению.

– В общем, я бы голосовал за то, чтобы тебя приняли в партию.

На этом они расстались – в те дни никто надолго не останавливался, все спешили: девятого числа похороны Сталина.

Сашина мать лишь на несколько минут забежала домой, чтобы взять черную шелковую юбку: нужен был черный бант для портрета Сталина. Ей дали билет в Колонный зал, и она стояла целых три минуты возле тела великого вождя.

Лица его почти не было видно, с высокого постамента спускались водопады цветов, притушенные черными лентами. Звучала музыка, от которой разрывалось сердце. Люди медленно, без остановок, сопровождаемые военными, двигались в строго определенном порядке.

Бывшая воспитанница детского дома силой воли удерживала слезы. Покидая беломраморный зал, она увидела человека с этюдником и небольшой холст. Он поразил ее: то был лик Сталина, похожий на скифскую золотую маску, весь в цветах. В этом сочетании живых цветов и древней маски было что-то противоестественное, праздничное, и она отвела взгляд (она не знала, что то был художник Иогансон). И вечером записала это в своем дневнике.

Вся двухсотмиллионная держава пребывала в скорбном молчании, раздавались пятиминутные гудки паровозов, пароходов, заводов. Поэт Маршак читал по радио стихи:

Гудков и залпов траурный салют,
как ураган, несется по Отчизне.

А в Москве люди шли и шли к Колонному залу. Их не могли остановить ни милиция, ни пригнанные для заграждений грузовики. В толпе был и Саша Ромадин вместе с товарищем. Они уже приближались к Трубной площади, когда их стали теснить грузовики. Слышались крики, началась давка, и Саша оказался притиснутым к старому дому. Он извернулся и прыгнул к подвальному окну, упав на что-то мягкое. То была целая куча галош! Как они сюда попали, почему? Не успел задуматься, как на него насели, и стало трудно дышать. И тут же из окошка высунулась чья-то рука, потянула его за воротник, и раздался сдавленный старческий голос: «Лезь сюда! Скорее – там есть чердак!».

Он забрался к старушке, потом вскарабкался на чердак. Взглянул сверху на улицу. Черная толпа колыхалась словно море, из стороны в сторону. Раздавались сдавленные крики, стоял гул. Саша понял, что он избежал самого страшного: быть раздавленным толпой.

Где-то рядом услышал всхлипы. В полутьме разглядел девушку:

– Кто вы, что тут делаете?

– То же, что вы, – шепотом отвечала она.

От страха и пронизывающего холода девушка вся дрожала. Саша решил обследовать чердак и – удивительно – обнаружил трубу с горячей водой.

– Идите сюда, тут тепло! – позвал он девушку.

Они устроились у трубы и постепенно разговорились, отрешаясь от черных мыслей. Звали девушку Аля, Алла, она училась в пединституте и мечтала рассказать своим первоклашкам про сегодняшнее событие, а теперь… «Что я им скажу?»

Темнело. На улице стало пусто. Снег, лежавший на земле, почти растаял. Но что это недвижно лежит на снегу?.. Стало жутко. Алла плакала: «Ой, я боюсь… мама будет волноваться».

Надо было как-то отсюда выбираться. Саша попытался открыть дверь, но она не поддавалась. Наконец, усталость и треволнения сморили незадачливых сталинистов – они уснули…

Сталин унес с собой свои великие тайны.

У Ленина не было никаких тайн, его путь был прямой, как стрела: уничтожить самодержавие и все, что с ним связано, самому стать самодержцем, царем пролетариев, указать пути к социализму и коммунизму. Он находился под обаянием «Коммунистического манифеста», хорошо помнил слова Маркса: «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма». Однако ни Маркс, ни Энгельс никак не связывали тот призрак с далекой, полуазиатской Россией… Образовалась благоприятная ситуация: Первая мировая война, февральская буржуазная революция, отсутствие сильной власти – отчего не воспользоваться? Ленин сказал: «Цель оправдывает средства», «Мир хижинам – война дворцам», – и пошла коса по российским просторам.

Учредительное собрание, голосование? Но у партии большевистской мало голосов, значит – разогнать демократическое Учредительное собрание.

Царь и его дети? Чтоб не мешали, расстрелять!

Кулаки? Эксплуататоры, долой их! Церковь? Опиум для народа, изъять ценности, а священников – в лагеря.

У Ленина все было легко и просто и никаких тайн. Расплата, кара? Да не будет ничего такого!..

А расплата, оказалось, была. Процарствовав всего пять лет, Ленин впал в младенческое состояние, и ни у кого не хватит фантазии представить, о чем он думал в минуты просветления.

Зато Сталин весь состоял из тайн. Как сохранить в целости первую «страну социализма», окруженную враждебными силами? Первое: конечно, расчистить путь, смести оппозиционные партии, всяких там Бухариных и Троцких. Второе: наполнить молодые души энтузиазмом. Те повторяли слова его клятвы: «Уходя от нас, Ильич завещал нам… учиться, учиться и учиться…» и т. д. Третье: готовиться к войне, ибо фашисты уже грозились завоевать всю Европу… Для этого аграрную страну превратить в индустриальную…

Разве не тайна до сих пор то, как случилось, что народ двадцатых годов был одержим энтузиазмом, а в тридцатые годы – героизмом, готовностью совершать подвиги в случае войны?..

Даже ГУЛАГ, эти сотни и тысячи сосланных – тоже тайна, великая тайна, ведь кто-то проклинал, а кто-то оправдывал, считал ссылку вынужденной мерой на пути к коммунизму.

…А жизнь, однако, как и положено ей, продолжалась.

Кончились траурные дни – и люди обратились к собственным проблемам. Однажды Левашовы собрались за чайным столом, и Вероника Георгиевна спросила:

– Ну как, отревели свои слезки?.. – Затем обернулась к шкафу, где стоял портрет черного «Сальери»: – Не пора ли нам водрузить сию картину над пианино? – и, театрально воздев руки, закончила: – Сальери был – Сальери больше нет! Теперь он не опасен.

Саша и Тина молча переглянулись.

Силуэт на фоне солнца

Мартовские события ураганом пронеслись по стране. Торжествовал Виктор Райнер. Ведь он когда-то собирался ехать в Москву, чтобы убить, да-да, убить Сталина, – а теперь он рыдал… Натура его действительно была противоречивая. Виктор винил себя за дурные предсказания в тот новогодний вечер. Тем более что, всматриваясь в лица преемников в газетах, не находил достойных. Особенно неприятен был Берия, но именно он первым шел за гробом Сталина, похоже, уверенный в будущей власти.

Виктора охватило раскаяние, и он написал письмо Валентине, прося прощения за прошлое и предлагая встретиться и объясниться. Почему она согласилась, она и сама не знала. И в один из ясных майских дней они встретились в саду «Аквариум».

Еще не зашло солнце, но уже серебрилась луна. Деревья в «Аквариуме» стояли пышные и прозрачные.

– Ты прости меня, Валюша. – Он порывисто схватил ее руку.

Она сказала о письме его хозяйки.

– Что она тебе написала?

– Что ты не тот, за кого себя выдаешь… Как это понять?

Виктор взорвался:

– Мало того, что она следит за мной, а дочь ее негодяйка, мало того, что я регулярно являюсь в милицию, – еще и тебе!

– Почему ты являешься в милицию? – Валентина насторожилась.

– И я еще каюсь, считаю себя виновником предсказаний! Лью слезы!.. А все это его система, его порядки!.. Эх, Валюша, знала бы ты!

– Что бы я знала?

– Да то, про что я тебе уже говорил, намекал. Чтобы ты поняла, я должен рассказать всю свою жизнь.

– Почему? Только так?

– Потому. Ты готова меня слушать?

– На улице не холодно, давай.

Она села на скамейку, расстегнув серое габардиновое пальто, голубая косынка обнимала шею, светлые фиалковые глаза с пристальным вниманием смотрели на Виктора, каштановые волосы ее были гладко зачесаны назад.

– С чего начать? – Он поднялся, стал прохаживаться вдоль скамейки. – Я пытался дать тебе понять… Пытался открыться, но никто не хочет понимать того, что ему чуждо, что не касается его самого. Все же теперь, когда не стало Усатого, когда до нас доносятся факты о невинно пострадавших, может быть, ты поймешь… Помнишь: «Счастливы мы, где любят нас и верят нам»? Ты должна верить. Все, что я расскажу, – правда, все пережито… И таких историй, какую я расскажу, – сотни, тысячи… Понимаешь, мы выходцы из Лифляндии, с Балтийского моря… Когда дед был еще мальчишкой, четырнадцати лет, ему дали сто рублей и сказали: «Иди и добивайся всего сам. Своей головой, своими руками. Станешь лоцманом – вернешься назад». Он стал юнгой и поступил на корабль.