Владимир Мукусев - Черная папка. История одного журналистского расследования

• Название: Черная папка. История одного журналистского расследования
• Автор: Владимир Мукусев
• Жанр: Прочая документальная литература

История бесследного исчезновения на дорогах бывшей Югославии двух советских телекорреспондентов Виктора Ногина и Геннадия Куринного, – одна из самых загадочных и трагических в летописи новейшей журналистики нашей страны. Среди всех сотрудников СМИ, погибших на балканской войне, только эти двое никогда так и не были найдены и опознаны; более того, официального заключения по поводу их гибели до сих пор нет.

Двадцать лет расследование этой трагедии ведет Владимир Мукусев – известный журналист, один из создателей легендарного «Взгляда», депутат Верховного Совета РФ (1990—1993 гг.). Эта книга, рассказывающая о его версии произошедшего, будет интересна не только его коллегам, практикам и теоретикам, но и всем, кто интересуется миром современных медиа – «кухней» отечественных СМИ, подробностями работы журналистов в горячих точках, журналистскими расследованиями.

---

В Союзе журналистов в Москве есть стена с портретами погибших журналистов – но фотографий этих двух ребят там почему-то нет. Я хочу, чтобы эта очевидная несправедливость была исправлена. И еще я хочу, чтобы однажды Витя Ногин и Гена Куринной все же вернулись домой, в русскую землю. Вернулись посмертно – самым печальным, но единственно возможным теперь достойным образом.

Я пишу эту книгу в 2011-м, чтобы еще раз, мысленно, пройти тот путь, который прошел однажды в своем расследовании. Чтобы отыскать концы оборванных нитей и попытаться связать их вместе – в одну-единую. Чтобы отметить очередной печальный юбилей их исчезновения – как я это делал пять, десять, пятнадцать лет назад, – и, может быть, добиться того, чтобы ребята были, наконец, оценены по заслугам и чтобы все необходимые государственные решения о признании их погибшими при исполнении служебного долга оказались все-таки приняты.

В самом начале я сказал, что мое журналистское дело – это факты. Однако все, что будет рассказано дальше о событиях 1 сентября 1991 года, – все-таки версия. Моя версия, основанная, тем не менее, исключительно на добытых за двадцать лет работы фактах: интервью, фотографиях, встречах, результатах поисковых работ. Давным-давно появилась в моей жизни обыкновенная черная папка для документов, в которую я складывал год за годом свидетельства моих поисков. Теперь вы держите эту папку в руках – конечно, не в прямом смысле слова. Отныне, перелистав эти страницы, и вы будете знать все то, что постепенно, по крупицам узнавал об этой истории я.

Добавлю к сказанному, что в мае 2011 года, когда уже полным ходом шла работа над книгой, я получил официальное приглашение из Хорватии принять участие в открытии памятного знака на месте гибели российских журналистов. Большой камень с надписью на двух языках теперь поставлен на той самой дороге возле городка Костайница, где когда-то были расстреляны наши коллеги. Расследование все-таки дало реальные результаты – сотни моих обращений (и, в частности, с идеей установки такого памятного знака) не остались бесплодными. И это означает, что версия, о которой я хочу рассказать, как минимум имеет право на существование. А как максимум – обязывает к тому, чтобы завершить, наконец, давно начатое дело, довести поиски до конца и вернуть Виктора Ногина и Геннадия Куринного домой с Балканской войны.

Владимир Мукусев

Глава 1 . СЛЕДЫ НА ПЕСКЕ

Афганистан, 1986 год

Иногда я вижу все это снова во сне. Яркая такая, вполне себе телевизионная картинка – то ли кинолента разматывается с нужной скоростью, то ли лента памяти аккуратно движется в обратную сторону. Белое, душное, пыльное солнце, зависшее в небе Афганистана. Мокрое русло узкой и мелкой реки. Колонна боевой техники, БТРы, ползущие машины, и наша команда, вместе с бойцами, на броне четвертой из них. Желтые камни, желтый песок и – время от времени попадающиеся на пути такие же желтые, плоские, ребристые итальянские мины, похожие на камни и почти неразличимые на их фоне…

Первый звук в этом сне, на фоне картинки – звук взрыва впереди. И наперерез взрыву Витькин голос: «Камеру, быстро!». Он прыгает вниз, с брони машины, и я знаю, что должен прыгнуть следом, а за мной оператор – Алексей Леонов. Потому что мы все работаем вместе, мы снимаем фильм об Афгане. И я все-таки прыгаю за Ногиным, хотя точно знаю: под ногами мины, будь они неладны, и не факт, что мы добежим, и тем более не факт, что что-то отснимем…

Сон, иллюзия, химера. Но в жизни, в той прошлой афганской истории, все так и было. Только с поправками на реальность. В реальности был громкий, с отборнейшим матом, крик сопровождавшего нас человека: «Какая, … камера? Назад… подорветесь, идиоты… весь берег в минах!». Еще сон не показывает мне секундную заминку, с которой я последовал-таки за Ногиным. Во сне не ощущается той боли от прыжка, которая пронзила раскаленной иглой нагруженный позвоночник (через несколько лет операция и инвалидность), и дикой тяжести, с какой давили на меня во время бега профессиональный магнитофон «Награ» и яуф с кинопленкой. А самое главное, во сне мне все-таки не так страшно, как было страшно тогда, в реальности, бежать по чужой земле, нашпигованной смертью. И еще одно: во сне не ощущается того чувства стыда, которое вдруг «дергает» меня, как внезапно заболевший зуб, до сих пор иногда в реальности. Это стыд не за испытанный в те минуты страх (естественный все-таки и вполне объяснимый), а за то, что, прыгая за Виктором Ногиным в направлении берега, я неосознанно старался ступать в те места, где ступала его нога, на мокрые следы, обозначившиеся на песке. На его следы, доказывавшие: здесь мин нет, здесь можно наступить, здесь безопасно…

Может быть, еще и поэтому я так отчаянно столько лет подряд искал его потерянные следы на дорогах бывшей Югославии, что никогда не мог забыть тот давний, спасительный для меня, след его ноги на песке Афганистана. Он был ведущим, я – ведомым, и это почему-то складывалось так в разных сюжетах жизни, а не только в отдельно взятой командировке. Мы добежали тогда до места трагедии и успели многое отснять. Правда, офицер контрразведки, сопровождавший и охранявший нас в поездке, коротко бросил нам тогда: «Напрасно стараетесь, это двухсотый. Вам все равно никогда не дадут показать это на экране». И он был прав – съемки «груза 200», нашего погибшего солдата, никогда бы не смогли прорваться сквозь заслоны цензуры, и не только потому, что в ту пору на советском телевидении существовал строжайший запрет на показ убитых в Афганистане военнослужащих. Дело было еще и в общей установке, касающейся разных, не только военных сюжетов: смерть (или любая другая тяжелая, негативная информация) на телеэкране в принципе появляться не должна. Трагизм жизни, тем более армейской, афганской, был, собственно, для советских зрителей таким же «секретом Полишинеля», как и стыдливое наименование «груз 200» для гроба убитого на той войне. Все прекрасно понимали условия этой игры, осознавали, что кроется за привычными метафорами и военным, узаконенным уставом сленгом, но отчего-то считалось, что такая условность способна «прикрыть» дикость происходящего…

В тот день, который до сих пор снится мне в кошмарных снах, мы впервые увидели смерть на афганской земле. И много позже, в нашем фильме «Самолет из Кабула», мы пытались приоткрыть хотя бы краешек правды об «интернациональном долге» советских солдат. Я никогда потом не спрашивал Виктора, было ли ему страшно бежать по берегу обмелевшей реки, и думал ли он в тот момент об опасности, прыгая по камням и песку, а по сути – по минному полю воюющей страны. Наверное, как любой живой человек, он не мог не испытывать страха перед смертью, притаившейся среди желтых камней. Просто он умел гасить эти эмоции, потому что был обязан четко делать свою работу. И не раз еще потом во многих «горячих точках», на разных моих войнах, мне приходилось убеждаться: храбрый человек – не тот, кто не боится, а тот, кто умеет преодолевать свой страх…

Мы познакомились с Ногиным задолго до командировки в Афганистан, еще тогда, когда я только появился в Москве, придя работать на Центральное телевидение. Незадолго до этого я попал в поле зрения тогдашнего руководства Молодежной редакции ЦТ (став участником, а потом и лауреатом всесоюзного телевизионного конкурса «Салют, фестиваль!», посвященного Всемирному фестивалю молодежи и студентов на Кубе), и неожиданно для себя самого получил приглашение переехать из родного Ленинграда в столицу. Для инженера, выпускника Ленинградского электротехнического института связи имени Бонч-Бруевича (который мы все до сих пор любовно называем Бончем), чьим любимым хобби было придумывать и вести программы на Ленинградском ТВ, возможность по-настоящему связать свою жизнь с профессиональной телевизионной журналистикой, конечно, выглядела мечтой, которую упускать нельзя. И вот тогда-то, в 1978 году, я впервые оказался в кабинете Виктора Ногина, бывшего в ту пору секретарем комитета комсомола Гостелерадио.

Я приехал из Останкино на Пятницкую, 25, где размещалось все руководство Гостелерадио СССР, ради «важного» дела – встать на комсомольский учет. И, конечно, не мог не познакомиться с Виктором. Проговорили мы довольно долго, а когда прощались, Ногин заметил с улыбкой: «Ну, до встречи, будущий зам!..» Это была, конечно, шутка: мы виделись с ним первый раз в жизни. Но шутка эта как-то сразу определила порядок вещей: он старший товарищ, я – младший, я готов у него учиться, а он готов помогать мне. Так оно и случится в действительности: он и правда поможет не раз… Много позже я узнал, что Ногин – первоклассный журналист, закончивший Загребский университет и в совершенстве владевший несколькими языками, в том числе сербским и хорватским, – в ту пору очень переживал, что занимается «не своим делом», не корреспондентским ремеслом, а всей этой, как он говорил, «комсомольской галиматьей». Он переломит ситуацию и вернется еще в журналистику. Но кто бы знал тогда, что такое возвращение, в конечном счете, окажется для него роковым…