Михаил Нянковский - Черновик

• Название: Черновик
• Автор: Михаил Нянковский
• Жанр: Русское современное
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-386-09394-5

Может ли филолог, окончивший периферийный вуз, сделать головокружительную карьеру? Оказывается, может, но до того, как он сядет в кресло главного редактора популярного журнала, ему придется развозить по «точкам» сигареты и выпивку, бросить семью, совершить предательство, и не одно. Но всё это нормально, в порядке вещей, как у всех, – и вряд ли героя стоит обвинять в аморальности. Он – продукт своего времени, отсчет которого начался… А когда он, собственно, начался, этот отсчет? В 1930-е, о которых принято говорить в трагических тонах (и о которых пишет в своей книге дед героя)? В конце 1950-х, когда наступила оттепель? В застойные 1970-е, когда герой романа взрослел и набирался опыта? Или позже, когда грянула перестройка и для читающей публики открылся рай – были изданы многие прежде запрещенные произведения? Но у каждого произведения есть свой черновик, который может решительно отличаться от окончательного текста. И если считать произведением свою собственную жизнь, то и она может оказаться всего лишь черновиком.

---

– Здравствуйте, это я, Сергей, Павла Егоровича внук, – все еще запинаясь и сглатывая слюну, сказал молодой человек.

– Чей внук? – почти шепотом спросил Митрич, поворачивая голову так, чтобы оказаться ухом к вошедшему.

– Павла Егоровича, – уже уверенно и громко повторил Сергей.

– Ах, Паши… – рассеянно пробормотал писатель.

– Мы с вами в последний раз на похоронах деда виделись. Вот, решил навестить. Простите, что раньше не приезжал.

– Да-да, на похоронах… – по-прежнему глядя в сторону, сказал Митрич, и Сергей не мог понять, говорит ли старик с ним или сам с собой.

– Я вот вам гостинцев привез, – сказал Сергей, доставая из рюкзака предусмотрительно купленные апельсины, яблоки и конфеты. Он понимал, что нельзя явиться в этот дом с пустыми руками, но, честно говоря, не знал, что именно преподнести старому человеку, которого не видел несколько лет, поэтому купил то, что обычно носил родным в больницу.

Митрич повернул наконец голову и неожиданно бодро, хотя по-прежнему почти шепотом, сказал:

– Решил побаловать старика? Правильно. И что приехал – правильно. А то уж никто не ездит. Думают, помер старик Полянский. А я, как видишь, отчасти жив.

Сергей хотел сказать что-нибудь бодрое, вроде «Да вы еще всех нас переживете», но, глядя на беспомощную фигуру, понял, что это прозвучит крайне неубедительно, и потому лишь улыбнулся в ответ.

– Только помирать надо было раньше, – продолжал Полянский, – чтобы и от Литфонда венок, и от Союза, и чтоб секретари что-нибудь пробубнили, хоть по бумажке. А то говорить-то совсем не умеют. Только писать. – Тут старик задумался, помолчал и добавил: – Да и писать не умеют. А Паша умел… А теперь помрешь, так и не узнают.

– А вы не помирайте, – уже немного придя в себя и подхватывая иронический тон Митрича, сказал Сергей.

– Вот-вот! Теперь надо до ста лет дожить. Будут к столетию статью в «Литературке» писать, напишут: родился Семен Полянский в 1902 году, а умер… А когда же он умер?! Ну, начнут звонить… А я и не умер! Вот конфуз-то! Придется же торжественное собрание устраивать, а у них и в бюджете такой строки нет! И дарить чего-то надо, а что дарить на столетие? Портсигар неудобно, а венок вроде рано… Ох, забегают!

Сергей заметил, как ожили глаза на потускневшем лице, как заискрились они в самых уголках, как на бледных щеках начал появляться слабый румянец, точь-в-точь как при разговорах с дедом.

– На могиле у деда бываешь? – неожиданно серьезно спросил Полянский.

– Бываю, – ответил Сергей, и это было правдой. Несмотря на свою суматошную студенческую жизнь и бесчисленные, хоть и скоротечные романы, на кладбище он бывал часто. Как-то до сих пор не мог смириться с тем, что деда уже нет. Хотя дед был как будто из другой эпохи, только в нем Сергей чувствовал по-настоящему родную душу, правда, не понимал почему.

– Эх, Паша-Паша, – Митрич сокрушенно покачал головой, – вот кому надо было до ста лет жить! Может, хоть тогда бы поняли…

Он не договорил, потянулся к столу, взял одно из привезенных Сергеем яблок и стал катать его по колену правой рукой.

– Ну, а ты что, тоже пишешь? – Он посмотрел на Сергея, как тому показалось, с едва уловимой усмешкой.

– Ну… я пока учусь…

– И чему же?

– Филологии, – с гордостью ответил Сергей, полагая, что старику будет приятно узнать, что молодое поколение готово, так сказать, подхватить знамя…

– А тебе-то это зачем? Лучше делу бы какому-нибудь обучился.

– Ну, как зачем? – растерялся Сергей. – Вы-то ведь тоже…

– Милый мой! – воскликнул Митрич. – Мы-то! Мыто филологию еще при ее жизни застали. Хотя и слова-то такого не было. Как же ее, бедненькую, тогда называли-то? Изящная словесность, кажется…

– А мы теперь уже вашу словесность изучаем…

– Да-да… Тут как-то ко мне приезжала одна барышня. Курсовую, говорит, пишу. «Руководящая роль партии в деле социалистического строительства в прозе Семена Полянского 30-х годов»… Или что-то в этом духе. А у самой юбка такая короткая, что тут и про партию, и про дело строительства забудешь.

– Я вот тоже насчет курсовой… – робко начал Сергей.

– А я думал, про меня только барышни пишут, – усмехнулся Митрич.

– Да я… собственно… – Сергей споткнулся, – не про вас…

– Ну, слава богу!

Митрич засмеялся мелким стариковским смехом, который быстро перешел в кашель.

– И про кого же? – прокашлявшись, спросил он.

И тогда Сергей назвал имя Писателя.

Полянский взглянул на гостя, и тот заметил, как быстро изменилось выражение его лица. Трудно было поверить, что секунду назад старик смеялся. Лицо вновь стало бледным и неподвижным, и только глаза пристально и серьезно смотрели на Сергея. Ему даже как-то не по себе стало от этого взгляда.

В гостиной повисла напряженная тишина, которую нарушил стук яблока, выпавшего из правой руки Полянского. Сергей почувствовал, что молчать дальше неловко; ему хотелось спросить, почему старик так странно отреагировал на это имя, но он никак не мог сформулировать вопрос.

– А что, вы его теперь… тоже изучаете? – Полянский сам прервал затянувшуюся паузу.

– Ну, так… мельком. А я вот хотел про него написать.

– И кто ж тебе такую тему дал?

– Я сам решил. Я еще не говорил ни с кем.

– И не говори, – с неожиданной твердостью сказал Полянский.

Сергей чуть было не спросил почему, но вдруг понял, что старик не ответит, и промолчал.

– Давай-ка чаю попьем, – сказал Митрич и, перейдя на громкий шепот, позвал домработницу: – Клава, завари-ка нам чайку.

Не прошло и минуты, как появилась Клава с серебряным подносом, на котором стояли знакомые еще по визитам с дедом старинные чашки, сахарница и корзиночка с неизменными Клавиными сухариками. Вскоре подоспел и самовар.

– Хоть и электрический, но все-таки самовар, – сказал Митрич. – На даче надо пить чай из самовара.

Он сам налил чай, ловко орудуя правой рукой (левая по-прежнему неподвижно лежала на колене).

– А вот у нас с твоим дедом не то что самовара, и чайника-то не было. Был ковш. Да-да, какой-то медный ковш, в котором мы кипятили воду. И пили чай! Не помню, из чего этот чай был. Уж точно не из чая. Но назывался чаем. А пили мы его не с вареньем, не с печеньем, а так… со святым духом. Даже друзей «на ковш» приглашали. Знаешь, тогда бедности не стыдились. Стыдились что-нибудь из последнего не прочитать…

– А вы… его читали? – спросил Сергей и вновь произнес фамилию Писателя, понимая, что надо вернуть старика к главной цели своего визита, хотя уже побаивался непредсказуемой реакции.

– И он меня тоже, – спокойно ответил Митрич.

– Он вас читал?! – изумился Сергей.

– А что ж ему меня не читать-то? Я ведь, молодой человек, какой-никакой, а тоже писатель. – Сергей понял, что сморозил глупость, но он был совершенно сбит с толку тем, как быстро менялось настроение Полянского. А тот продолжал: – Один раз мы дядьку даже «на ковш» позвали.

– Какого дядьку? – удивился Сергей.

– Так вот твоего Писателя, про которого ты, дурья башка, писать собрался.

– А почему он дядька?

– А потому что мы с твоим дедом к нему в литературную студию ходили. Вот он с нами и нянчился, как Савельич с Петрушей Гриневым. За это мы его «дядькой» прозвали.

– Так вы его ученик?!

– Ну-ну-ну! – Митрич замахал здоровой рукой. – Таких учеников раньше в гимназии розгами секли. Вот дед твой – это другое дело. Он даже хотел к какому-то юбилею статью об учителе написать, так не дали. Тогда решил письмо коллективное отправить в ЦК или куда-то там еще от имени учеников… Подписи начал собирать… – Митрич размочил в чае Клавин сухарик и стал посасывать его беззубым ртом. – Вот он был настоящий ученик.

– А у вас, – Сергей, собравшись с духом, решил перейти к главному, – книги его есть?

– Книги? – Митрич снова пососал сухарик. – Так их уж лет шестьдесят не издают.

– А старые? Ну, которые тогда выходили… в двадцатых…

Митрич запил сухарик остывшим чаем и, не торопясь, долил себе в чашку кипяток из самовара. Потом пристально посмотрел на Сергея – то ли о чем-то спрашивал, то ли что-то взвешивал. Снова повисло неловкое молчание.

– Поехали прокатимся, – наконец сказал Митрич и взялся правой рукой за рычаг своего кресла, которое со скрипом покатилось в сторону знакомой Сергею библиотеки.

Сергей последовал за хозяином.

Остановив кресло у старого книжного шкафа, Полянский еще раз взглянул на своего гостя, а потом сказал:

– Вон видишь собрание нашего графа? Вытащи-ка его. – И указал на десятитомник Алексея Толстого.

Сергей, подняв стеклянную крышку, начал аккуратно вынимать из полки желтые увесистые тома.

– Пошарь-ка там сзади, – сказал старик.

Сергей просунул руку в глубину полки и вытащил серый тоненький номер «Роман-газеты» с фотографией молодого, не по годам сурового человека.

– Эту не трогай, – резко прошипел Полянский.