Владимир Хотилов - Повесть палёных лет. Короткие повести

• Название: Повесть палёных лет. Короткие повести
• Автор: Владимир Хотилов
• Жанр: Русское современное

Кто-то назвал эти годы лихими… Для спекулянта, ставшего олигархом, или его жены, бывшей модели, они, возможно, таковыми и стали. Но на бескрайних просторах России для большинства людей эти годы без глянца, гламура, дутой, пустой зауми и лжи, оказались именно палёными, поскольку в эти годы сгорели не только мечты и надежды многих людей, но и человеческие жизни. Вот об этом короткие повести о простых, обычных людях, которые, по сути, были обмануты и преданы власть имущими.

---

Воронёнок прилип к загородке, застыв в надменной позе, и даже не шелохнулся… Ветер обдувал ему чёрно-серую грудку, шевеля перышки, а жёлтые, ехидные глаза воронёнка смотрели на старуху с презрением, и он всем своим видом как бы говорил ей: «Чего уставилась, бабка?!.. Кидай свой мешок да проваливай, откуда припёрлась!»

Кузьминична удивилась этому и махнула на него рукой, но воронёнок не испугался и остался на своем месте, а старухе, сквозь завывания ветра, послышался чей-то недовольный, грубый окрик:

– Проваливай, дура!.. Проваливай!

Услышанное поразило старуху – ей почудилось, что это прокаркал гнусный воронёнок… И она побрела обратно домой в расстроенных чувствах, словно кто-то незаслуженно обидел её или опозорил.

Она медленно поднялась в подъезде до своей квартиры и, остановившись у двери, посмотрела наверх. Там, у распахнутого окна, стоял её сосед. Он лениво повернулся и бросил небрежный взгляд в сторону Кузьминичны. Свет из окна немного слепил её, но она сумела разглядеть самодовольное, злое лицо соседа, которое выражало лишь одно: «Ты ещё не сдохла, старая ведьма?!.. Ещё не сдохла, старая…»

Сосед, прежде чем отвернуться от неё, кажется, усмехнулся, а Кузьминична, пораженная тем, что прочитала в его глазах, замешкалась у двери с ключами и не сразу вошла в свою квартиру.

В прихожей она медленно разулась и, не надевая тапочек, прошла в комнату и в раздумьях уселась в кресло.

– Истинное слово – фашист… – тихо произнесла она и неожиданно удивилась собственным словам, поскольку давно, с далёкой военной поры, не произносила таких слов.

Кузьминична за всю жизнь не видела этих ненавистных извергов живьем, кроме военнопленных, работавших после войны на стройках её города, но тогда они показались ей обычными, несчастными людьми, а вот своего соседа она почему-то представила настоящим фашистом и искренне поверила в это.

Кузьминична, полностью уйдя в себя, просидела какое-то время, поглощённая переживаниями, пока не вспомнила, что собиралась не только вынести мусор, но сделать ещё кое-какие покупки. Однако, после всего увиденного и своих грустных размышлений, решила никуда сегодня не выходить.

На следующий день Кузьминична отправилась в гости к одной старой знакомой. Возвращаясь от неё с хорошим настроением после задушевной беседы, решила пройтись пешком и вышла из автобуса, не доезжая до нужной ей остановки.

Около подземного перехода кто-то её окликнул, она оглянулась по сторонам и увидела Любаню. Внучка подошла, они обнялись и расцеловались.

– А я здесь по делам… в поисках работы, – первой заговорила Люба.

– Ну и как? – спросила Кузьминична. – Что-нибудь присмотрела?

– Ага, – Люба засияла от улыбки, – макаронку… Я, ба, на фабрику макаронную, наверно, устроюсь – она здесь неподалёку.

– Смотри, милая, тебе видней! – ласково сказала Кузьминична и, задержав на внучке заботливый взгляд, добавила с лёгким укором: – А ко мне чего не заглядываешь?

Люба чуть смутилась:

– Да время всё нет… Вот устроюсь, жизнь налажу – тогда другое дело!

– Давай… налаживай… И звони почаще! – советовала бабушка внучке.

Поговорили они недолго и вскоре расстались – Любаня, оказывается, спешила на эту самую макаронку.

Кузьминична неторопливо шла домой и думала о Любе, пока не остановилась, заметив случайно пастушку – соседскую жену. Она, стуча каблуками, направилась в одно заведение, расположенное на первом этаже высотного дома. Кузьминична с любопытством осмотрела то место, куда зашла женщина и обратила внимание на стену здания, где над входом висел большой рекламный щит.

– Салон красоты… ма… макияж… причёски… студия… ног… ногтевого сервиса, – прочитала она и, удивившись вычурному названию, подумала: «Неужели пастушка красоту тут себе наводит?.. Что-то я не приметила в ней особой красоты… А, может, просто здесь работает – кому-то ногти эти… копыта шлифует, а?.. Видать, так и есть!»

Уже около дома Кузьминична окинула взглядом вырубленный палисадник и не увидела знакомого молодого человека, обычно сидевшего там, на стуле между кустами. Витя, как звали молодого человека, жил в соседнем подъезде. В детстве он переболел с осложнениями какой-то мудрёной болезнью, которая помешала ему нормально учиться и окончить школу.

Витя много читал и вырос достаточно развитым человеком, однако болезнь не позволяла ему жить обычной для многих жизнью. Став заложником неизлечимого недуга, он, как недееспособный, находился теперь под присмотром родственников.

Жильцы дома видели молодого человека нечасто, обыкновенно летом, когда близкие люди выводили Витю во двор и усаживали в палисаднике на стул. Там, щурясь от солнца, он со сладостью вдыхал живой и непривычный для него воздух улицы.

Здесь он мог подолгу рассуждать вслух, разговаривая не только с самим собой, но и с редкими людьми, кто подходил пообщаться с неунывающим Витей и услышать от него что-нибудь занятное. И со временем среди них у молодого человека появились даже приятели, с которыми он беседовал в ясную летнюю пору.

История умного, но больного мальчика, ставшего уже взрослым человеком, задевала Кузьминичну как некая несправедливость жизни, которая безжалостно обделила Витю и теперь проходит мимо него стороной.

Старуха, оказываясь поблизости или выходя на балкон, не раз слышала разные, непонятные слова из уст молодого человека и непроизвольно их запоминала.

«…Популяция, демократизация, симуляция, сибмуляция… – почти наизусть повторяла она сейчас про себя. – Нет, кажись, не так!.. Не сибмуляция, а… а сублимация… Точно – сублимация!»

Кузьминична даже обрадовалась, что правильно вспомнила учёное слово. Ведь для неё это значило, что никакая она ни ведьма и ни старуха безмозглая, как считают некоторые.

«А где, Витя, интересно? – подумала с тревогой Кузьминична про несчастного молодого человека. – Давненько я здесь его не встречала… Может, что случилось, а?!»

Настроение у неё переменилось и домой она вернулась уже ни такой весёлой. Чтоб как-то отогнать неприятные мысли старуха завозилась на кухне. Однако мысли не отпускали, и она застывала иногда в задумчивости.

– Живи на яркой стороне, живи большими глотками, – Кузьминична недовольно пробурчала въевшуюся фразу из надоедливой рекламы, а затем, будто подражая кому-то, заговорила с неожиданным ожесточением в голосе: – И хватай всё, выхватывай… Хватай и хапай!.. А подавишься – нам больше достанется… Вот так они и живут – бесы!

Вспыхнувшая у старухи ярость утихла быстро, но рассуждения не прекращались.

– Жизнь прекрасна… Наслаждайся! – язвительно, с усмешкой ворчала Кузьминична, а потом спрашивала сама у себя:

– А ко всем ли она так добра и справедлива… эта жизнь, а?.. К Вите, вот – несправедлива! – и тут же со злостью она вспоминала про своего соседа сверху. – А к этому, наоборот… Только какой от этого толк?!.. Никакого!.. Бес и паразит вырос!

Крохой Дюймовочкой Кузьминична не уродилась, и годы не превратили её в бабу под шесть пудов, однако неженкой она никогда не была. А сейчас, посмотрев на свои морщинистые, крупные руки, которыми в молодости ворочала мешки весом в полцентнера, вдруг почувствовала в них, всего лишь на мгновение, прежнюю, знакомую ей силу и удивилась…

8

Любаня устроилась на макаронку и начала трудиться на новом месте. Работа оказалась не сложной и она быстро освоила особенности своей новой профессии. И теперь, минуя фабричную проходную, стала замечать среди охранников одного молодого мужчину. Этот симпатичный парень с ласковым взглядом, ещё не зная её имени, всегда с ней здоровался, называя Любу то красавицей, то аленьким цветочком.

Люба немного смущалась от такого к себе внимания, однако оно ей льстило. И девушка как-то поинтересовалась про парня у работниц из их бригады.

– На вахте который… Это вохр молодой, что ль?! – спросила её одна, уже пожилая работница, называя охранника по старинке вохром.

Люба застенчиво улыбнулась и кивнула головой.

– Они там часто меняются – не упомнишь! – сказала другая, что была помоложе и по возрасту годилась Любе в матери, но всё ещё смотрелась, как говорят, бабой в соку.

– А чё их запоминать?! – грубовато произнесла пожилая. – Они что – артисты?!.. Этих-то не упомнишь – расплодились, как зараза!

– Зовут его не то Вадик, не то Владик… – посмеиваясь, проговорила баба в соку. – А тебе зачем – приглянулся, да?

– Да, нет… просто так, – ответила Люба, уже жалея, что спросила о молодом охраннике с проходной.

– Воще, мужики нынче все ненадёжные! – уже без усмешки рассуждала баба в соку, а пожилая угрюмо добавила: – А какие щас мужики? – их нет… Одни тунеядцы-пьяницы да эти… вохры остались!

Симпатичный парень, на самом деле, звался ни Вадиком, ни Владиком, а Славиком. Любе он нравился и внушал ей доверие. Однажды, после смены, он встретил её у проходной, познакомился с ней уже как бы официально, предложив для начала отправиться в кафе при кинотеатре, а затем там же посмотреть новый американский фильм.