Владимир Хотилов - Повесть палёных лет. Короткие повести

• Название: Повесть палёных лет. Короткие повести
• Автор: Владимир Хотилов
• Жанр: Русское современное

Кто-то назвал эти годы лихими… Для спекулянта, ставшего олигархом, или его жены, бывшей модели, они, возможно, таковыми и стали. Но на бескрайних просторах России для большинства людей эти годы без глянца, гламура, дутой, пустой зауми и лжи, оказались именно палёными, поскольку в эти годы сгорели не только мечты и надежды многих людей, но и человеческие жизни. Вот об этом короткие повести о простых, обычных людях, которые, по сути, были обмануты и преданы власть имущими.

---

Симпатичный парень, на самом деле, звался ни Вадиком, ни Владиком, а Славиком. Любе он нравился и внушал ей доверие. Однажды, после смены, он встретил её у проходной, познакомился с ней уже как бы официально, предложив для начала отправиться в кафе при кинотеатре, а затем там же посмотреть новый американский фильм.

До кинотеатра они доехали на машине Славика, и Люба удивлялась про себя, как и откуда у простого вохра может быть такая крутая, красивая тачка?.. Впрочем, удивлялась она недолго, поскольку путь до кинотеатра оказался коротким.

Фильм захватил её полностью… И она не заметила, как пролетели два часа в переполненном кинозале. Потом Славик довёз Любу до её дома и с той поры начались их отношения.

Развивались они довольно быстро и уже меньше чем через месяц стали совсем близкими, когда заехав в рощу, Славик раздел Любу и там, на задних сидениях его красивой тачки, они занялись в первый раз любовью.

– Я так ни понарошку… ни для забавы… – шептала Люба, а Славик с жаром клялся ей в любви и торопливо, непонятно зачем, говорил ей про то, что в штатах все девчонки теряют свою невинность в авто именно на задних сиденьях.

Когда самое важное, чего так настойчиво добивался Славик, между ними произошло, и они затихли через несколько минут судорожной близости, то Люба заметила на лице молодого человека лишь опустошенность и нескрываемое разочарование. Она не сразу поняла причину такой перемены в ласковом и добром Славике, а он отвернулся от неё и, не выходя из машины, закурил. Потом отошёл на время в сторонку, а когда вернулся с серьёзным видом, то коротко бросил, не глядя на Любу:

– Собирайся… поедем!

По дороге загрустившая Люба думала про штаты, про их девчонок и про свою невинность, которую подарила одному мальчику из своей школы ещё в десятом классе, будучи в приличном подпитии на одной вечеринке. Так, по дороге домой, она вспомнила наиболее яркие моменты своей ещё короткой жизни от той самой вечеринки до сегодняшнего дня и не заметила, как они подъехали к её дому.

Очнулась она, когда Славик поцеловал её в краешек губ, назвал милой и попрощался. Он, как и прежде, выглядел ласковым и добрым, отчего Люба вновь обрадовалась и тут же успокоилась.

Появление взрослой внучки в родном городе и ещё не совсем прочные с ней отношения, хотя и согревали душу Кузьминичны, однако ощущение одиночества и безысходности никуда не исчезало.

Она уже не искала никаких объяснений такому состоянию своей души, считая, что это неизбежно, как сама старость. А на днях Кузьминична снова застала своего соседа в подъезде – тот курил у раскрытого окна. Она подумала, что, наверное, к нему заехала погостить мамаша, которая не переносила табачный дым и не разрешала сынуле курить при ней даже на балконе.

Сосед, услышав шаги, повернулся к Кузьминичне, и она увидела его лицо, по которому скользнула надменная ухмылка, а весь его облик, как и раньше, настойчиво твердил ей лишь одно: «Ты ещё не сдохла, старая ведьма, а?!.. Ещё не сдохла, старая…»

В этот момент Кузьминична остро почувствовала, что испытывает к этому самодовольному существу с толстыми ляжками и упитанной, злобной физиономией непреодолимую ненависть. Ладони у неё самопроизвольно сжались в кулаки, и она, словно приготовилась к схватке с этим бесчеловечным существом.

Кузьминична вся напряглась, тяжело дыша от волнения, и очнулась лишь тогда, когда вспомнила, зачем она здесь очутилась, увидев перед собой знакомую дверь. Она расслабилась, достала ключ из кармана кофты и, провозившись с дверными замками, вошла затем в квартиру.

С того дня, заслышав громкие крики соседа или его звериный вой с похмелья, Кузьминична каменела лицом и тихо повторяла одну и ту же фразу: «Чтоб глаза мои больше тебя не видели… упыря проклятого!»

Размышляя в такие безрадостные минуты о будущем, Кузьминична представляла его ни как заманчивый и туманный коммунизм, когда-то ей обещанный благодушными лгунами, а очень конкретным и зримым.

…Она уже видела, как со временем их дом и другие дома в округе совсем обветшают, а жители куда-то из них исчезнут. И в этих заброшенных жилищах с чернеющими, разбитыми окнами останутся жить лишь безглазые упыри. Эти жутковатые существа, похожие на людей, станут перебираться толпами из квартиры в квартиру, из дома в дом, гадя и захламляя всё вокруг, а по ночам упыри будут вылазить из домов на улицу со светящимися дырками вместо глаз и, надышавшись вони от своих испражнений, начнут гоготать душераздирающим хохотом…

От этой картины ей становилось не по себе. Всё в Кузьминичне в такие минуты закипало и у неё возникало желание освободить свою душу от этого, похожего на ненависть, нестерпимого чувства, от которого она будто захлебывалась… А Любаню охватило другое, незнакомое ей чувство к вохру Славику – какое-то страстное томление, желание что-то доказать ему и увидеть на его ласковом лице не разочарование, а что-то вроде восторга или радости. И для этого Люба ездила теперь со Славиком на машине в рощу, где они занимались любовью на задних сидениях его красивой тачки цвета «мокрый асфальт».

Так, наверное, продолжалось бы ещё долго, но в одну из поездок ласковый Славик предложил девушке пососать, странно улыбаясь и разглядывая её какими-то ненормальными глазами, как в своё время придурковатый слесарь-механик с кондитерской фабрики. Любаня же просто возмутилась, ни успев ни обидеться, ни обозлиться на возлюбленного. Вся горя от негодования и не слыша уговоров Славика, быстренько собралась и убежала, оставив своего ухажёра в роще с его любимой тачкой.

Люба сильно переживала о происшедшем в тот летний вечер, а Славик почему-то больше на вахте не появлялся, хотя наступила его смена, и не звонил опечаленной девушке.

Затем неожиданно заболела Кузьминична, но об этом Люба узнала не сразу, поскольку думала тогда больше о себе и своих отношениях со Славиком. Он же на работу не выходил, ни давал о себе знать, а она не хотела напоминать ему о себе первой – терпела и сама не звонила.

Зато вскоре позвонила тётя Валя – младшая дочь Кузьминичны и сообщила ей очень неприятную новость про бабушку: после ультразвукового исследования ей поставили страшный диагноз и жить бабушке, видимо, осталось не так много. Ещё Валя поинтересовалась её делами и предложила встретиться.

Позже они договорились о том, что Люба будет приглядывать за бабушкой по вечерам и оставаться у неё до утра. Так у Любы началась тревожная жизнь, заполненная другими заботами, где для ласкового вохра Славика и переживаниям по нему места почти не осталось. Хотя краешком уха девушка что-то слышала о странной смерти какого-то мужика с их фабрики, но не придала этому никакого значения.

Теперь, после больницы, на квартире за Кузьминичной с утра до вечера ухаживала тётя Валя, а с вечера до утра с бабушкой оставалась Люба.

Незаметно полетели однообразные и уже ни такие беззаботные, как прежде, дни и вечера.

Кузьминична, продолжая болеть, говорила мало и неохотно, но жизнью Любы интересовалась.

– Как с работой… нравится? – спрашивала она внучку.

– Нравится… ничего, – тихо отвечала Люба, вздыхая, – работать можно…

– А как с учёбой, Любаня? – кряхтела, ворочаясь в постели, Кузьминична. – Ничего… ещё ничего не надумала?

Любино личико становилось напряженным и она, продолжая вздыхать, говорила:

– Я, ба, наверное… Я, наверное, в иняз через год пойду.

– В иняз? – будто переспрашивая, произносила Кузьминична. – Иняз… Это ж, Любаня, иностранные языки, так что ль?!

– Да, – печальным голосом отвечала Люба.

– Интересно… – словно спрашивая себя, проговорила бабушка, а затем добавила с едва заметной лукавинкой в оживших глазах: – Замуж… замуж, небось, за… за иностранца собралась, а?

– Да, нет… – отвечала Люба, улыбаясь. – Щас, ба, без языков нельзя – глобализация… А с ними жить проще.

Они обе умолкали, и Кузьминична, спустя время, задумчиво говорила, будто рассуждая вслух:

– Проще… Жить проще… Простой жизни, Любаня, не бывает – тут не рай… Простой жизни нет.

И бабушка была права, особенно, когда Любаня стала подмечать в себе пока ещё не слишком заметные изменения, происходящие с её женским организмом. Она встревожилась и позвонила Славику, но телефон симпатичного вохра не отвечал.

Устав от бесплодных звонков, Люба уже собралась что-нибудь разузнать про него в отделе кадров, но в самый последний момент передумала… А вот перебраться на постоянное жительство из квартиры родителей матери к больной бабушке решилась – и против этого никто не возражал.

9

Этот шаг был необходим и выглядел, в общем-то, закономерным, поскольку каждый вечер после работы Люба приходила к бабушке. Ухаживая за ней, оставалась ночевать, чтоб на следующее утро снова отправиться на работу и, по сути, уже проживала в квартире больной бабушки. К тому же Люба хотела, чтобы родители матери как можно дольше не ведали об изменениях, неумолимо происходящих с ней. И теперь, перебравшись жить в квартиру Кузьминичны, Люба полностью исчезла из-под их присмотра.