Игорь Тарасевич - Неистощимая

• Название: Неистощимая
• Автор: Игорь Тарасевич
• Жанр: Современные любовные романы

Полный смеха, слез и любви, новый роман Игоря Тарасевича одновременно и страстная мелодрама, и мистический триллер, и захватывающий современный детектив, и памфлет, и фэнтези, обращенное в прошлое, настоящее и будущее.

Окрестности небольшого русского города Глухово-Колпакова хранят тайну небывалого месторождения. Таинственное месторождение во все времена, как могли, скрывали от людей. И немудрено, ведь тут из-под земли бьет неистощимый водочный родник. Вполне реальные спецслужбы всех времен и удивительные мистические силы полтора столетия не давали тайне раскрыться.

А как распорядятся тайной влюбленные пары – и сто пятьдесят лет назад, и сегодня, и в измысленном будущем? Станет ли их неистощимая любовь орудием в руках провидения или любовь преодолеет соблазн суетной власти, а недостижимое счастье явится жертвой ради всеобщего блага?

Написанный отличным литературным языком, роман обладает живой, доверительной интонацией. И автор с улыбкой говорит читателю, что всегда, везде, во все времена побеждает любовь. Во всяком случае, должна побеждать…

---

Прекрасно знакомого Красину молодого человека – секретаря Визе – в приемной не оказалось, зато тут, в приемной, ошивалась одна из наглоглазых стенографисток, которых Визе сменял чаще Красина – примерно раз в полгода. Все в компании «Визе, Шуккерт и Хеншель» их за глаза так и называли: альфредками или визитками – наглоглазая содержанка смерила Красина взглядом с ног до головы, словно бы классный портной или же опытный гробовщик, на глазок определяющий кондиции клиента; а тут бабочка словно бы на глазок определяла вес Красина и возможные размеры его детородного органа; ноздри дамы затрепетали; Красин в ответ выстрелил в дуру дуплетом – с обоих своих темно-серых глаз убойным взглядом; та тут же несколько повела из стороны в стороны задом, будто бы вмиг подмокла от красинского взгляда или просто обоссалась.

– Альфред Карлович просил меня немедленно зайти, – Красин, удовлетворенно огладив бородку, протянул, словно бы пропуск, альфредке записку, что час назад принес ему мальчишка-посыльный.

– Господин Визе ожидают вас, – та, вылупляясь еще больше, сделала жест в сторону дверей. Красин, мысленно улыбаясь, еще раз жестко выстрелил взглядом, от чего бабочка неслышно втянула воздух губками и, оставаясь стоять на месте, сиськами под белой блузочкой чуть двинулась вперед – «а!а!» – и вновь втянула в себя воздух – Красин, значит, выстрелил и вошел. Красин любил пошутить.

Бегающий по кабинету Визе бросился к Красину с протянутыми руками и, подбежав, обнял за пояс – он и был Красину почти что по пояс. Черные прядки волос по обеим сторонам его блестящей лысины торчали, словно вороньи крылья.

– Наконец-то, батюшка, Иван Сергеевич! Что ж вы с Мойки добирались сюда целый час?! Или уже народ на улицах? Да? Уже народ? – беспокойно спрашивал Визе. – На-род? – повторил он это удивительное для него слово и пенсне смахнул с себя. – На… рооод… Так что там, на улице? – не дожидаясь ответа, быстро указал Красину на кожаные кресла, и коробку с сигарами поднес, и машинку резательную.

Красин утвердился в креслах и закурил, со вкусом выпустил изо рта голубое, прекрасный распространяющее аромат колечко.

– Народ гуляет, Альфред Карлович, нынче суббота, – кротко ответил Красин. – Имеет право. – Усмехнулся и бородку свою выставленную взял в кулак, что всегда у него служило признаком скрытой насмешки: – А послезавтра, вы же знаете, из Лондона через Гельсингфорс прибывает Александр Иванович Херман. Готовится встреча. А Николай Гаврилович прибыл уже. Еще с пятнадцатого числа здесь, в столице.

– Этот… Темнишанский?

– Да-с.

– Да-да-да-да-да… – Визе вновь забегал вдоль своего письменного стола – туда и обратно. – Да-да-да-да-да…

Красин молчал.

– И дернул меня черт ввязаться в это строительство, – вдруг непоследовательно заговорил Визе. – Я, знаете ли, Иван Сергеевич, прежде занимался исключительно производством конфект… Это меня Генка Шуккерт… То есть, что я… Генрих Густавович… втравил… А на Васильевском-то острове тишина… Дом у меня там, – принялся вдруг изъясняться немец, – дети… Тишина…

– Если вы изволите беспокоиться по поводу новых швеллеровых балок, Альфред Карлович, – начал Красин, – так я еще вчера заказал на заводе у Захарова. Коли проектировщик посчитал проезжую часть под прежнюю, до пятьдесят шестого года нормативом, нагрузку на ось, такого проектировщика, извините, Альфред Карлович, надо гнать в шею… В шею! – начал несколько заводиться Красин. – Хорошо, я посмотрел в расчет… На дворе тысяча восемьсот шестьдесят девятый год! – веско сообщил Красин хозяину, чтобы тот, наконец, узнал, в котором он пребывает времени от Рождества Христова. – Кроме того, нагрузка на ось в будущем непременно станет увеличиваться бешеными темпами, Россия станет индустриальной державою, – безумно, как Дельфийская пифия, добавил Красин, еще не будучи провидцем, еще пророком не ставши; Красин просто был отменным инженером, патриотом и прогрессистом – так вот тогда называли ничего, кроме собственного дела, не соображающих молодцов, поддерживающих Движение; прогрессистом, значит, был инженер Иван Сергеевич Красин. – Так что, по-моему, Альфред Карлович, если хотите знать, весь мостовой переход следует рассчитывать сызнова. Да-с! Для нового времени! Да-с! У Захарова восемнадцатым номером швеллера при протяжке на заводе дают усадку в пересчете на погонный дюйм…

– О чем вы говорите, Господи, Иван Сергеевич! – завопил Визе и ручками всплеснул. – Послезавтра прибывает этот дьявол! Не понимаю! Не-по-ни-ма-ю! Я родился в России, вы знаете, Иван Сергеевич, и отец мой, и дед родились в Санкт-Петербурге… Я русский человек! – взвизгнул немец. – Но не понимаю! Не-по-ни-ма-ю! Нет, бежать, бежать, бежать! Бежать в Москву! За границу! В Германию!

– Да полно вам, – сказал на это Красин.

– Ну, вот что. – Визе вдруг успокоился, зашел за стол и уселся на свое место – над лакированной поверхностью стола начала качаться его голова, словно воздушный шарик на ниточке. – Вот что. Я вас знаю, Иван Сергеевич.

Красин, чуть привстав, поклонился: – Да и я вас знаю, Альфред Карлович.

– Очень хорошо. – Визе коротко сверкнул в улыбке золотыми зубами, побарабанил пальцами по ручке кресла, в котором сидел, и, видимо, окончательно решился. – Вот что, Иван Сергеевич… – Он быстро вскочил, на цыпочках подбежал к дверям в приемную, через которые недавно прошел Красин, и рывком их распахнул. – Пусто, – с некоторым разочарованием сообщил Визе, обернувшись. – Не подслушивает, стерва… Она как только вас видит, тут же идет в дамскую комнату. Э-эээ… Не выдерживает… Да! Надо опять менять на новую, – со вздохом заключил Визе, словно бы речь шла, например, о шляпе, – поизносилась девка…

Красин промолчал. Визе закрыл двери на ключ и вновь уселся.

– Знаючи вас, Иван Сергеевич, и всемерно испытывая доверие к чести, имею покорнейше просить о серьезнейшем одолжении. – Он вновь прислушался. – Вроде тихо…

– Да Бога ради, что хотите, – Красин и предположить не мог, о чем пойдет речь.

Визе повернулся на стуле, открыл стоящий за его спиною сейф, вытащил из него уже знакомую нам сумку, нажал на замочки и распахнул сумку перед Красиным, как фокусник на сцене. В разверстом темном зеве не заячьи уши появились – блеснули перехваченные крест-на-крест банковскими ярлыками пачки ассигнаций.

– Можете не пересчитывать. Три миллиона.

– Однако! – только и произнес пораженный Красин.

Вот кто был провидцем и пророком, так это русский в третьем поколении немец Альфред Визе, пророком был, хотя только что заявил, что, дескать, не понимает, не-по-ни-ма-ет. Все Визе понимал распрекрасно. Он после разговора с Красиным еще появится, к сожалению, в нашем правдивом повествовании. Но еще до исчезновения своего из нашего романа, из столицы империи, из жизни самой успел он оставить в ней немыслимое, невиданное для европейского человека количество незаконных потомков, просто не поддающихся исчислению в простых числах аристотелевой математики, тут требуется интегральное исчисление. Вот, может быть, с потомками Визе нам еще придется встретиться, кто знает? Тогда мало никому не покажется, уверяем вас. Но, повторим, – кто знает? Может, кому-то покажется и мало. Некоторым всего мало, сколько ни подай.

– Я не могу никому довериться, – сухо произнес в тысяча восемьсот шестьдесят девятом году немец. – А спрятать мне негде, – он тревожно оглянулся на занавешенное окно, – негде. Следят. И здесь ненадежно. Банки закроются завтра же.

– Однако! – еще раз сказал Красин.

– Завтра же, – упрямо повторил немчик. – Завтра же все закроются. Возможно, навсегда. Только, может быть, в Германии… Я уеду, только заберу дочерей… Возьмите. Только вам доверяю. Даже расписки, – он впервые с начала разговора усмехнулся, показывая вставные золотые зубы, – даже расписки никакой не возьму. Вы возвращаетесь на строительство – возьмите с собою. Спрячьте там. Где можно спрятать, чтобы надежно хранилось и легко взять потом? Где? – Поскольку Красин молчал, Визе добавил: – Спасите меня, Иван Сергеевич. Спасите моих детей.

Так вот немец развел Красина, можно было бы сказать – дешево развел, когда б не величина самой суммы.

– В опоре моста, – подумав, сказал Красин. – Я оставлю в левой береговой опоре в сторону течения, наверху, возле опорного катка. Заложу камнем с двойной перевязкой. Легко будет первый камень выбить, а из-под второго сумку вытащить, как из ящика. А знак… Знак…

– Никаких знаков! – немец выставил растопыренную ладонь. – Не надо никаких знаков. Я найду… В левой береговой опоре в сторону течения, – повторил он для себя, запоминая. – В левой береговой опоре возле опорного катка…

Расписку Красин все ж таки, разумеется, написал, денег не пересчитывая – сказал, что не примет поручение без расписки, не может он иначе, и Визе наскоро сунул трехмиллионный клочок бумаги в жилетный кармашек – туда, где у всех нормальных людей помещались золотые часы на золотой цепочке…