Игорь Тарасевич - Неистощимая

• Название: Неистощимая
• Автор: Игорь Тарасевич
• Жанр: Современные любовные романы

Полный смеха, слез и любви, новый роман Игоря Тарасевича одновременно и страстная мелодрама, и мистический триллер, и захватывающий современный детектив, и памфлет, и фэнтези, обращенное в прошлое, настоящее и будущее.

Окрестности небольшого русского города Глухово-Колпакова хранят тайну небывалого месторождения. Таинственное месторождение во все времена, как могли, скрывали от людей. И немудрено, ведь тут из-под земли бьет неистощимый водочный родник. Вполне реальные спецслужбы всех времен и удивительные мистические силы полтора столетия не давали тайне раскрыться.

А как распорядятся тайной влюбленные пары – и сто пятьдесят лет назад, и сегодня, и в измысленном будущем? Станет ли их неистощимая любовь орудием в руках провидения или любовь преодолеет соблазн суетной власти, а недостижимое счастье явится жертвой ради всеобщего блага?

Написанный отличным литературным языком, роман обладает живой, доверительной интонацией. И автор с улыбкой говорит читателю, что всегда, везде, во все времена побеждает любовь. Во всяком случае, должна побеждать…

---

– Никаких знаков! – немец выставил растопыренную ладонь. – Не надо никаких знаков. Я найду… В левой береговой опоре в сторону течения, – повторил он для себя, запоминая. – В левой береговой опоре возле опорного катка…

Расписку Красин все ж таки, разумеется, написал, денег не пересчитывая – сказал, что не примет поручение без расписки, не может он иначе, и Визе наскоро сунул трехмиллионный клочок бумаги в жилетный кармашек – туда, где у всех нормальных людей помещались золотые часы на золотой цепочке…

А сейчас Красин, не обращая никакого внимания на раненого, принялся собирать деньги с земли; собравши, поднял сумку и тут же бросил – сумка в двух местах оказалось располосована от угла до угла. Красин снял с себя вымазанный сюртук, завязал рукава узлом, сложил в сюртук одну за другой, сдувая с них землю, все пачки – пачки, оказавшиеся в крови, Красин не смог бы очистить сейчас, – сложил, значит, и продернул полы под узел – получилось, кажется, прочно. Гнедой вновь коротко заржал невдалеке, но Красин, говорю, вновь плохо соображал сейчас, а убивши двоих человек за одну минуту, совсем, значит, уже не соображал ничего и ничего не слышал. Пророк-то он стал, вдруг понявши все и вся в Движении, частью которого он был, в Движении все понял, прозрел, а так, чтобы слышать происходящее за собственной спиною – нет, такого никакие пророки не могли никогда. Да и парень с берданом в животе продолжал беспрерывно орать, заглушая все вокруг:

– Аааа! Ааааа! Боноооо!

Да, и финский картуз, утром крепко-накрепко надвинутый на голову, до сих пор, представьте себе, не слетел и давил Красину на стучащие виски. Не слышал.

Вздохнувши и покрутив головой, Красин поднялся с земли, собираясь подозвать коня, обернулся, и тут прямо в ружейное дуло уперся его взгляд. Тут, получается, скрывался еще один, пятый человек. Этот пятый – потом уже быстро осмотрел его Красин, этот был не в набросанной на рубаху дерюжке, не в разбитых опорках, не грязный и нечесаный, как все мужики. С подстриженной рыжеватой бородкой, аккуратненький, в коричневой клетчатой визитке[53], зеленой тирольской шляпе и черных бриджах, заправленных в сапоги – таких же бриджах, как у Красина, этот выглядывал бы приличным господинчиком, если бы не звериный виделся из-за винтовочного затвора клык в оскаленном рту. Да-с, этот держал в руках не бердан, а ружье системы Венцеля с откидывающимся вперед и вверх затвором – Красин, как каждый охотник, разбирался в оружии – на него, Красина, смотрело дуло ружья, принятого на вооружение русской армией, ружья, которому, он знал, соответствующим приказом установлено было новое официальное название – «винтовка» – винтовка оттого, что винтовая нарезка шла внутри ствола, закручивая и точнее выбрасывая пулю. Как винтовка оказалась в руках этого пятого, Красин не успел подумать тогда. Они оба – и Красин, и человек в визитке, – оба вдруг усмехнулись совершенно одинаковыми кривыми ухмылками, будто бы зеркало изображали друг для друга; Красин дернуться бы не успел – держащий его на мушке уже, не тратя слов, собрался было потянуть за спусковой крючок, сейчас прогремел бы выстрел.

– Сидор! – раздался звонкий женский голос. Катин голос!

Тому бы сначала выстрелить, а потом бы обернуться на зов, Сидору этому. Убил бы Красина, а потом бы обернулся. Но Катин голос и на этого человека произвел магическое действие. Сидор, шевеля усами и щерясь, чуть – только чуть-чуть – скосил взгляд, продолжая выцеливать Красина.

Поодаль стояла Катя. Катя! Катя! Катя! Поодаль, значит, стояла Катя в разорванной, совершенно испорченной, уже лишенной тюрнюра, мятой и грязной утреннеей синей «амазонке», Катя, простоволосая и растрепанная, с искаженным лицом.

– Возьми меня, Сидор! – выкрикнула Катя; тут рот ее совершенно уже искривился, словно бы у ведьмы какой, прости Господи, тут и голос у нее сорвался. – Сейчас возьми, – проговорила уже тихо. – Ты же всегда хотел, я знаю, – это уже прохрипела, схватившись измызганной перчаткою за горло.

Сидор – видимо, помимо себя, – Сидор полуобернулся, и тут Красин прыгнул – так, бывалоча, на волка он прыгал с седла.

Если б какой сугубый регистратор, измерявший расстояние, каковое мог человек с места преодолеть одним прыжком – если б, дорогие мои, спортивный регистратор какой из Англии, откуда ж еще, только в Англии исключительно развит спорт, не в России же, откуда еще регистратору взяться, любой порядочный англичанин, известное дело, – спортсмен; да-с, сугубый спортивный регистратор в тот миг определил бы рекорд Российской империи, да что там! и всемирный определил бы рекорд по прыжкам с места в длину – Красин прыгнул; они с Сидором, поднимая облака багровой пыли, несколько мгновений еще катались по кровавой земле рядом с точно так же катавшимся по земле парнем с берданом в животе. Несколько мгновений, значит, они катались; картуз только здесь с Красина слетел. Ну-с, тут никаких вариантов не могло и возникнуть, тем более что Красин первым же вместе с прыжком ударом сломал Сидору и нос, и верхнюю челюсть, ручонка у Красина была дай Бог всякому; через несколько мгновений Красин Сидора задушил. Это был третий, а на самом деле четвертый человек, убитый Красиным за десять минут, потому что парень с берданом в животе умер почти тотчас, через несколько мгновений. А Красин стал совсем как огородное пугало – весь в крови и в песке, одного чистого пятнышка не осталось на нем.

Катя закатила глаза и упала навзничь. Это было как во сне. Красин бросился к ней. Катя лежала белая, как сметана, но веки подняла, смотрела неподвижными синими своими глазами.

– Катя! Катя! – заорал Красин с такой силой, словно бы желая пробудить мертвую.

– Je n’ai pas de cheval quatre heures[54], – с таким же неподвижным лицом сказала Катя. – Рouliche pauvres… Fell il… Est mort…[55]

– Ввы… Вввы, – срываясь и заикаясь, выговорил Красин; хотел сказать по-французски, но и французский, и русский забыл сейчас.

– Ааааааа! – продолжал кричать парень, катаясь по земле с берданкой в животе. – Боноооо!.. Бооо-ноооо!.. Жоо-пааа! – еще кричал он, словно действительно в анус ему воткнул Красин полый железный штырь. – Жоооопааа!… Боооноооо!…

Красин и не обернулся, чтобы хоть сухим взглядом посмотреть. За его спиною парень взялся окровавленными руками за бердан, на мгновение замолчал и разом вырвал дуло из себя; берданка со стуком упала, из разверстой раны выперло вместе с кишками кровь, парень в последний раз крикнул и затих, раскинув руки.

– Comment êtes-vous arrivé ici? – наконец спросил Красин, все не отрывая от нее взгляда. Катя не ответила и закрыла глаза. – Vous avez sauvé ma vie[56], – добавил.

Тень прежней Катиной улыбки появилась на измученном ее лице.

– Et vous savez ce que cela signifie? Maintenant, vous êtes mon… mon…[57]

– О, Господи, – только и сказал Красин.

… Когда Красин возле парадного крыльца снимал бесчувственную Катю с коня, первым вышел встречать хозяйку Катин английский сеттер Чарлей. Тот выскочил было на крыльцо, но остановился, на ходу упершись передними лапами в верхнюю ступеньку лестницы. К нервному коню, окровавленному Красину и такой же окровавленной хозяйке Чарлей, подумавши, решил на всякий случай не приближаться. Пес еще немного подумал и залаял на Красина.

– Cher Charlie, – Катя оправила на себе платье. – Laissez aller, – это она сказала Красину. – Laissez-les, je vais moi-même[58]. – Катя, осторожно ставя ноги в кожаных туфлях, двинулась по лестнице вверх. И туфли, и, конечно, платье – все на Кате было в крови и грязи, словно бы она свиней резала. Понятное дело: пока Красин вез Катю, посадив ее на шею коню и прижимая к себе, причем между собою и Катею придерживал он бесформенный окровавленный комок – черный сюртук, в который уложил деньги, придерживал, значит, сюртук, всю об него вымазал Катю, да еще из самой Кати вместе с влагалищным секретом продолжала от езды верхом сочиться кровь и нескончаемая красинская сперма – да-с, так оно и было, случилось по дороге. Наконец случилось!

Когда Красин, не оглядываясь на учиненную им на стройдворе бойню, бодренько сел в седло и, нагнувшись, подхватил Катю, посадил перед собою, она обняла его за шею, дрожала вся, бедная. Красин через плечо повесил винтовку, так вот и ехали на небольших рысях, пока у Красина перед глазами вдруг не поплыли синие и зеленые круги. Он последним осмысленным движением натянул повод, сполз с седла. Такого позора в жизни еще не переживал Красин.

– Извините, – пробормотал он, не видя ничего перед собой. Ноги не держали Красина, сел на траву – оказались они с Катею на опушке березняка, что начинался сразу под монастырской горою и заканчивался аж у реки, версты за четыре. – Извините, мне плохо.

Ужас произошедшего настиг его. И тут же, будто бы некий сигнал – не к службе, не к началу ежедневного вечернего богослужения, что неукоснительно начиналось в монастыре в шесть часов пополудни, не для тридцати или сорока монашек, живущих за стенами на горе, – сигнал для Кати и Красина подал басовый монастырский колокол: – Буммм!.. Ему ответили сейчас же теноровые колокола: – Дим-дили-дили, дим-дили-дили, дим-дили-дили… – И баритоны подхватили: – Ти-ти-там-там, ти-ти-там-там… И вновь ударил бас по всей округе: – Буммм!…