Анна Кимерлинг - Выполнять и лукавить. Политические кампании поздней сталинской эпохи

• Название: Выполнять и лукавить. Политические кампании поздней сталинской эпохи
• Автор: Анна Кимерлинг
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-7598-1533-4,978-5-7598-1651-5

В монографии рассмотрены два вида политических кампаний – репрессивные идеологические кампании (кампании против художественной интеллигенции, космополитов, дело «КР», дело врачей) и мобилизационные кампании (избирательные кампании союзного, республиканского и местного масштабов). Проанализированы методология изучения кампаний и историография сталинской эпохи. Реконструирована социально-экономическая ситуация в Молотовской области, а также повседневность жителя Прикамья в послевоенные годы. На местном пермском материале сделана реконструкция массовых политических кампаний 1946–1953 гг. как инструмента реализации сталинской политики, деятельности властей и реакции масс. Выявлены и описаны механизм и структура сталинских политических кампаний (участники, жертвы, нормы, церемонии, конфликты, функции). Региональные особенности политических кампаний показаны на основании материалов шести местных и центральных архивов.

Для преподавателей и студентов гуманитарных факультетов, а также для широкого круга читателей, интересующихся историей сталинской эпохи.

---

1.3. Историография уровней обобщения

Другим основанием выделения течений в изучении сталинского периода может стать уровень абстракции анализа. Как уже было сказано, изучение сталинского времени начиналось не с изучения архивов и не с публикации источников, а с попыток понять суть происходящего по обрывкам имеющихся сведений. Поэтому не удивительно, что первыми трудами по сталинизму стали скорее концептуальные труды, нежели эмпирические научные исследования, например работы Х. Арендт[26] и Р. Конквеста[27], А. Синявского[28], М. Геллера[29], а также отечественные работы рубежа 1980–1990-х годов (Л. Баткина, А. Эткинда, З. Файнбурга и др.[30]). Общим для всех этих (да и многих других) работ следует считать поиск ответа на вопрос, остроумно сформулированный А. Синявским: можно ли пирамиду перестроить в Парфенон?[31] Примечательна в этом контексте история со вторым переизданием книги Р. Конквеста «Большой террор» в 1990 г., после того, как появился доступ ко многим источникам. «Когда издатель Конквеста попросил его расширить и проверить “Большой террор”, Конквест предложил назвать новую версию книги “Я же вам говорил, чёртовы глупцы” (англ. “I Told You So, You Fucking Fools”»)[32], стремясь тем самым подчеркнуть свою правоту резких оценок всего советского режима, не отделяя политику Сталина от политики Ленина.

Но и в дальнейшем, по мере разработки этой темы и появления новых материалов, количество обобщающих работ только возрастает. В них авторы делают попытки широких теоретических обобщений либо по поводу всего сталинизма (например, О. Лей бович[33], А. Медушевский[34], А. Голубев[35]), либо его отдельных, но системообразующих принципов, таких как террор (Н. Верт, Э. Эпплбаум[36], В. Голдман[37]), командная экономика (П. Грегори[38], Е. Добренко[39]), практики и механизмы управления (А. Блюм, М. Мес пуле, С. Кордонский[40]), формируемая в обществе культура (Ш. Плаг генборг[41]). Особую ценность такого рода исследования приобретают при сочетании обобщений и детальной проработки эмпирических аргументов. Тогда они позволяют задать широкий и многомерный контекст, необходимый для качественной разработки темы политических кампаний и иных явлений сталинской эпохи.

Наряду с обобщающими работами стоит упомянуть и исследования иного масштаба, посвященные локальным (по времени и месту действия) событиям. Число их огромно, поэтому не получится даже приблизительно перечислить названия и авторов. Ограничим ся некоторыми примерами, имеющими непосредственное отношение к теме политических кампаний. Так, например, тема «ждановщины» так или иначе отражена в работах В. Волкова[42], В. Кутузова[43], B. Осоцкого[44], С. Сизова[45], С. Куняева[46], А. Рубашкина[47], Д. Бабиченко[48], В. Иоффе[49] и еще многих других. Тема советских выборов как способа интеграции жителей вновь присоединенных территорий в состав СССР звучит у С. Заслав ского[50], сопротивление в ходе избирательной кампании и в день голосования, а также реакцию на него власти описывали В. Вятро вич[51], Е. Зубкова, В. Мотревич[52].

Феномен писем во власть и доносов нашел отражение в работах Ф.-К. Нерара[53], В. Козлова[54], С. Королева[55], А. Лившина и И. Орлова[56], В. Романовского[57] и т. д. Отдельные работы посвящены локальной специфике тех или иных явлений сталинской поры, например «Спецконтингент Пермской области (1929–1953)» А. Сус лова[58] и «Вишерлаг» в сборнике «Города несвободы»[59], история левой оппозиции на Урале В. Шабалина[60].

Аналогичные историографические списки можно приводить едва ли не по каждой отдельной теме. Такого рода работы вносят свой важный вклад в общее дело сбора и осмысления эмпирического материала, подготавливая следующий этап более широкого исторического и даже философского обобщения.

1.4. Историография социальных «этажей»

Давно замечено, что в гуманитарных науках, в отличие от естественных, разные парадигмальные подходы сосуществуют друг с другом, представляя полноправные точки зрения на один и тот же предмет[61]. Это в полной мере справедливо и для истории. Сегодня по-прежнему сохраняется как минимум два парадигмальных подхода к истории – макро- и микроисторический (об этом подробнее в следующей главе). На первоначальном этапе изучения сталинской эпохи доминировал скорее традиционный, макроисторический взгляд, при котором предметом рассмотрения чаще всего становились действия отдельных правителей, центральных органов власти, в целом государства. С начала 1990-х годов появилось большое число работ, посвященных непосредственно И. Сталину (например, Д. Волкогонова[62], Р. Такера[63], С. Семанова и В. Кардашова[64], Д. Ранкур-Лаферриера[65], Ю. Жукова[66], С. Рыба са[67]), другим центральным деятелям той эпохи[68], их взаимоотношениям[69], женам и детям[70], быту и т. д.

Сюда же можно отнести работы, посвященные событиям сталинской эпохи, но сфокусированные на действиях центральной власти, например деятельность Сталина в процессе укрепления своей диктатуры в послевоенные годы[71], описание «Ленинградского дела»[72], антисемитизма и борьбы с космополитами[73], гонений на ученых и т. д.

Такой подход сегодня уже не нуждается в развернутой критике. У него есть свои достоинства, поскольку именно в его рамках ищутся ответы по поводу мотивации поведения верховных правителей, рациональные объяснения принятия того или иного решения, проведения кампаний, политики. Хватает и недостатков: сведение всего исторического процесса к личностному фактору, отождествление процессов с идеологией, сведение истории взаимоотношений власти и общества к простой схеме «воздействие – реакция».

Однако уже к 2000-м годам в историографии сталинской эпохи наступает период, который можно охарактеризовать, как увлечение повседневностью. Доступ к архивам, причем не только центральным, но и местным, региональным, наработанные навыки среди профессиональных историков к систематической работе с источниками этой поры (что не происходит в одночасье), равно как и знакомство с новыми методологическими приемами микроистории, истории повседневности, новой культурной истории постепенно привели к созданию обширной литературы, посвященной изучению повседневности.

Очевидно, что это увлечение разворачивалось в два этапа. На первом этапе оно было спровоцировано как раз интересом к центральным фигурам сталинской эпохи, включая вождей, руководителей, военачальников, известных деятелей культуры. Публикуя и комментируя биографии известных людей, пытаясь ответить на вопросы, почему они вели себя так, а не иначе, исследователи волей-неволей приходили к необходимости использовать концепции культуры, повседневности, практик. Так, показательными работами здесь являются работы В. Антипиной «Повседневная жизнь советских писателей. 1930–1950-е годы»[74], Н. Лебиной и А. Чистикова «Обыватель и реформы»[75], М. Чегодаевой «Два лика времени»[76].

В работе М. Чегодаевой «Два лика времени», посвященной истории советской литературы, встречается такой образ: «Бытие советского человека проходило одновременно в трех почти не соприкасающихся плоскостях, на трех “этажах” фантастического здания, каковым являл себя Советский Союз»[77]. Позднее историк О. Лейбович конкретизировал этот образ, превратив, по сути, в методологический принцип изучения (о чем более подробно в следующих главах): мир идей (светлого будущего), мир обыденный и мир криминальный, мир ГУЛАГа. При этом он подверг серьезной критике практику необдуманного применения термина «повседневность», уточнил научный концепт, стоящий за этой метафорой, интерпретируя его не только как «личностно ориентированные практики, в наименьшей степени подверженные воздействию современной им политической и даже экономической систем», но как «осознанный, прочувствованный, понятный для современников жизненный мир», в котором «сильно связующее начало, позволяющее людям соединять в одно целое искусство, политику, нравственность и религию»[78]. Такое толкование повседневности действительно приводит к впечатляющим результатам, когда методы изучения повседневности были распространены на самые разные категории людей, доказательством чему служат книги Ш. Фицпатрик[79], «Советские люди» Н. Козловой[80], «В городе М» О. Лейбовича[81], «Советская повседневность» И. Орлова[82], «Очерки коммунального быта» И. Утехина[83], «Послевоенное советское общество» Е. Зубковой[84], «Лагерная культура в воспоминаниях бывших заключенных» А. Кимерлинг[85] и многие другие.

1.5. Историография «повседневной жизни»

Влияние истории повседневности на общее поле исследований сталинизма оказалось достаточно весомым. Даже те из историков, кто оставался верен институциональному анализу, не избежали этого влияния. Постепенное накопление материала по истории повседневности, осознание того, что изучение повседневности не есть «бытописательство», что оно приближает историков к более полному пониманию эпохи, делает ее описание многомерным, «насыщенным» (по терминологии К. Гирца). Это же приводит и к переструктурированию предмета исследования. Теперь исследователи все чаще уделяют внимание глубокому изучению отдельных институтов, таких как СМИ, предприятие, семья, лагерь, отдельных социальных групп – крестьянства, рабочих, номенклатуры – либо вообще отдельных элементов жизни – праздников, мифов, отдыха. Отличительной особенностью таких работ следует считать комплексное изучение одной отдельно взятой проблемы с разных сторон с привлечением как «низового» материала, так и системного анализа. Причем путь к такого рода исследованиям прокладывают в равной мере и историки повседневности, поднимаясь от частных случаев к обобщениям, и «историки институтов», опускаясь за подтверждением своих оценок происходящего до действий простого человека. В качестве примера таких исследований можно указать труды уже упоминавшихся Ш. Фиц патрик, Н. Верта, А. Блюма, О. Лейбовича, а также работы, например, П. Соломона «Советская юстиция при Сталине»[86], Д. Фильцера «Советские рабочие и поздний сталинизм»[87], сборник «Советская власть и медиа»[88], К. Кухер «Парк Горького. Культура досуга в сталинскую эпоху 1928–1941»[89], Г. Янковской «Искусство, деньги и политика. Художник в эпоху позднего сталинизма»[90], М. О’Ма хоуни «Спорт в СССР»[91], С. Дэвис «Мнение народа в сталинской России: террор, пропаганда и инакомыслие, 1934–1941»[92], М. Роль фа «Советские массовые праздники»[93], Т. Горяевой «Радио России»[94].