Анна Кимерлинг - Выполнять и лукавить. Политические кампании поздней сталинской эпохи

• Название: Выполнять и лукавить. Политические кампании поздней сталинской эпохи
• Автор: Анна Кимерлинг
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-7598-1533-4,978-5-7598-1651-5

В монографии рассмотрены два вида политических кампаний – репрессивные идеологические кампании (кампании против художественной интеллигенции, космополитов, дело «КР», дело врачей) и мобилизационные кампании (избирательные кампании союзного, республиканского и местного масштабов). Проанализированы методология изучения кампаний и историография сталинской эпохи. Реконструирована социально-экономическая ситуация в Молотовской области, а также повседневность жителя Прикамья в послевоенные годы. На местном пермском материале сделана реконструкция массовых политических кампаний 1946–1953 гг. как инструмента реализации сталинской политики, деятельности властей и реакции масс. Выявлены и описаны механизм и структура сталинских политических кампаний (участники, жертвы, нормы, церемонии, конфликты, функции). Региональные особенности политических кампаний показаны на основании материалов шести местных и центральных архивов.

Для преподавателей и студентов гуманитарных факультетов, а также для широкого круга читателей, интересующихся историей сталинской эпохи.

---

1.5. Историография «повседневной жизни»

Влияние истории повседневности на общее поле исследований сталинизма оказалось достаточно весомым. Даже те из историков, кто оставался верен институциональному анализу, не избежали этого влияния. Постепенное накопление материала по истории повседневности, осознание того, что изучение повседневности не есть «бытописательство», что оно приближает историков к более полному пониманию эпохи, делает ее описание многомерным, «насыщенным» (по терминологии К. Гирца). Это же приводит и к переструктурированию предмета исследования. Теперь исследователи все чаще уделяют внимание глубокому изучению отдельных институтов, таких как СМИ, предприятие, семья, лагерь, отдельных социальных групп – крестьянства, рабочих, номенклатуры – либо вообще отдельных элементов жизни – праздников, мифов, отдыха. Отличительной особенностью таких работ следует считать комплексное изучение одной отдельно взятой проблемы с разных сторон с привлечением как «низового» материала, так и системного анализа. Причем путь к такого рода исследованиям прокладывают в равной мере и историки повседневности, поднимаясь от частных случаев к обобщениям, и «историки институтов», опускаясь за подтверждением своих оценок происходящего до действий простого человека. В качестве примера таких исследований можно указать труды уже упоминавшихся Ш. Фиц патрик, Н. Верта, А. Блюма, О. Лейбовича, а также работы, например, П. Соломона «Советская юстиция при Сталине»[86], Д. Фильцера «Советские рабочие и поздний сталинизм»[87], сборник «Советская власть и медиа»[88], К. Кухер «Парк Горького. Культура досуга в сталинскую эпоху 1928–1941»[89], Г. Янковской «Искусство, деньги и политика. Художник в эпоху позднего сталинизма»[90], М. О’Ма хоуни «Спорт в СССР»[91], С. Дэвис «Мнение народа в сталинской России: террор, пропаганда и инакомыслие, 1934–1941»[92], М. Роль фа «Советские массовые праздники»[93], Т. Горяевой «Радио России»[94].

Отдельно необходимо сказать о некоторых вариациях этого направления исследований. Прежде всего о междисциплинарных исследованиях, в которых делается попытка взять в качестве отдельного предмета исследования некоторые явления культуры или духовной сферы, имеющие неожиданное и злободневное звучание. В таких работах плодотворно применяются различные концепции из смежных наук (лингвистики, философии, антропологии, социологии), но отнести их к истории повседневности все же нельзя. Скорее в таких исследованиях речь идет о трансцендентальных категориях мышления, археологии знания, мифологии культуры. Так, в работе О. Хархордина «Обличать и лицемерить» делается попытка на основе анализа дискурсов советской (в основном сталинской) эпохи выяснить, как складывалась советская личность и специфическое понимание советского коллектива[95]. В сборнике «Образ врага», составленном Л. Гудковым[96], дается представление о генеалогии и бытовании одного из краеугольных образов советской пропаганды. В работе С. Бойм «Общие места: Мифология повседневной жизни»[97] проводится критический анализ мифологических представлений советской повседневности («мещанство», «быт», «русская душа»). В работе Л. Гудкова «Нега тивная идентичность» дается анализ условий и этапов становления идентичности советского общества[98]. В рабо те И. Жереб ки ной «Феминистская интервенция в сталинизм, или Сталина не существует» предпринята попытка выявить комическое в сталинском тоталитаризме и зарождение русского феминизма в недрах сталинского общества[99]. В сборнике «Проектное мышление сталинской эпохи»[100] анализируется статус науки и ее роль в становлении идеологии данного периода.

В рамках этого направления можно отметить и другие случаи позитивной «интервенции» на историческое поле со стороны представителей других наук. Например, опыт анализа языка Н. Купиной[101], Б. Сарнова[102], жанровый анализ Е. Суровцевой[103], анализ развития городов в сборниках «Город и деревня…»[104] и «Пермь как стиль…»[105], исследование политических закономерностей развития в коллективных трудах А. Ахиезера, И. Клямкина, И. Яковенко[106] и В. Ильина, А. Ахиезера[107].

Такие способы конструирования объекта и предмета исследования в одно и то же время и существенно расширяют наше знание и представление о сталинской эпохе, и ставят новые вопросы и тем самым открывают путь к новым способам анализа исторических источников и новым способам концептуализации истории.

1.6. Историография кампаний

Историография кампаний иная. С одной стороны, мало найдется книг по сталинской эпохе, в которых не упоминалось бы о кампаниях. Это и не удивительно, поскольку кампании еще со времен военного коммунизма стали неотъемлемым элементом управления Советского Союза. «“То на скаку, то на боку”, “то лежим, то бежим”, “сначала спячка, потом горячка” – эти поговорки, являясь символом кампанейского подхода, отражают важный стереотип мышления и поведения как политиков самого высокого уровня, так и обычных “маленьких” людей»[108], – пишет С. Ульянова, один из историков, посвятивших свою работу кампаниям. Однако чаще всего кампании в работах появляются либо как фон (предпосылка) описываемых событий, либо как последствие воздействия каких-то факторов. Примером первого типа может стать сборник «Подвластная наука? Наука и советская власть», где даже названия отдельных статей звучат в этом ключе: «“Великий перелом” и геохимия»[109], «Физики и борьба с космополитизмом»[110]. Логика такого рода исследований проста: «в это время шла очередная кампания, она затронула героев так-то и так-то». Примеры второго типа тоже можно встретить в изобилии. Вот один из них: «…к концу 40-х годов престарелый и страдавший от многочисленных хронических недугов диктатор окончательно превратился в патологического юдофоба, которому повсюду стали мерещиться происки, заговоры сионистов. Особенно наглядно это проявилось в “деле врачей” 1953-го года»[111]. И дело не в том, что авторы неправы: разумеется, проходящие кампании оказывали самое непосредственное воздействие на людей, социальные группы и институты, а отдельные кампании действительно могли быть спровоцированы личными пристрастиями вождя, злободневными проблемами или идеологическими установками. Дело в том, что при таком подходе ускользает одна важная деталь: сами по себе политические кампании являются целостным историческим явлением, определенным шаблоном политики, который, однажды возникнув, повторяется раз за разом, причем не только в рамках сталинской эпохи, но и много позже нее. Именно это и делает изучение кампаний актуальным для исторической науки.

Разумеется, к такому пониманию политических кампаний должны были привести значительные успехи в изучении сталинизма в целом. Весь предыдущий обзор иллюстрирует этот путь. По мере того, как исследователи в своем поиске двигались от центральных фигур к «простому человеку», от больших институтов к повседневности, от столицы к провинции, им открывались все новые горизонты и аспекты изучаемой эпохи. Сейчас, когда разработаны и воплощены в жизнь приемы анализа разных уровней исторической реальности, разные исследовательские оптики, становится возможным от описания событий перейти к описанию механизмов, но уже на новом уровне, от перечисления «дел» – к сравнительному анализу, типологизации и рассмотрению структуры.

Анализ исторических трудов, посвященных непосредственно кампаниям, показывает, как шел процесс складывания предмета исследования кампаний.

На первоначальном этапе речь могла идти в основном об описании тех или иных политических кампаний, о накоплении эмпирического материала. В работах Г. Костырченко, С. Шноля[112], В. Сойфера[113], Л. Максименкова[114], В. Есакова и Е. Левиной[115] подробно, с использованием архивных материалов восстанавливаются события той или иной кампании, ее этапы, особенности реализации, последствия. Отдельно стоит отметить труды тех ученых, которые начали исследование реализации кампаний на местах на основании региональных архивов, например коллективную моно графию «Включен в операцию»[116] (авторы: О. Лейбович, А. Кабацков, А. Кимерлинг, А. Казанков, А. Колдушко, В. Шабалин и др.), главы из монографии Е. Зубковой[117], статьи О. Лейбовича[118].

Постепенно кампании становились предметом отдельного анализа. На этом этапе появились работы, в которых исследовали либо целую серию кампаний, либо реализацию кампаний на разных социально-политических уровнях. Так, следует отметить работу В. Гижова «Идеологические кампании 1946–1953 гг. в российской провинции (по материалам Саратовской и Куйбышевской областей)»[119]. В ней автор рассматривает реализацию кампаний в литературе, науке, искусстве на региональном материале. Несмотря на достаточно узкий диапазон рассматриваемых явлений (что, видимо, вызвано неудачной трактовкой кампаний как «идеологических»), это одна из немногих попыток рассмотрения сразу нескольких кампаний в едином русле, да еще и на региональном материале. Другими примерами анализа серий кампаний являются работы С. Ульяновой[120] и С. Ушаковой[121]. В первой анализируется скорее генезис кампаний в 1920-е годы, когда кампанейщина была повсеместно распространенной практикой, инициируемой не только центральной властью, но и на местах. Во второй работе исследуются кампании 1920–1930-х годов, направленные на мобилизацию масс. Такая последовательность примечательна, по скольку дает возможность сравнить развитие структуры кампаний в разные десятилетия (и этапы) становления советской власти. Однако следует отметить, что в этих работах применяются несколько разные подходы. Если С. Ульянова не только рассматривает идеологические составляющие и дает описание механизма кампаний, но и прослеживает непосредственную реакцию на кампании со стороны рабочих и низовых партийно-хозяйственных функционеров по архивным документам, то С. Ушакова в основном ограничивается анализом советской печати, сводя тем самым кампании только к идеологической составляющей.