Анна Кимерлинг - Выполнять и лукавить. Политические кампании поздней сталинской эпохи

• Название: Выполнять и лукавить. Политические кампании поздней сталинской эпохи
• Автор: Анна Кимерлинг
• Жанр: Прочая научная литература
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-7598-1533-4,978-5-7598-1651-5

В монографии рассмотрены два вида политических кампаний – репрессивные идеологические кампании (кампании против художественной интеллигенции, космополитов, дело «КР», дело врачей) и мобилизационные кампании (избирательные кампании союзного, республиканского и местного масштабов). Проанализированы методология изучения кампаний и историография сталинской эпохи. Реконструирована социально-экономическая ситуация в Молотовской области, а также повседневность жителя Прикамья в послевоенные годы. На местном пермском материале сделана реконструкция массовых политических кампаний 1946–1953 гг. как инструмента реализации сталинской политики, деятельности властей и реакции масс. Выявлены и описаны механизм и структура сталинских политических кампаний (участники, жертвы, нормы, церемонии, конфликты, функции). Региональные особенности политических кампаний показаны на основании материалов шести местных и центральных архивов.

Для преподавателей и студентов гуманитарных факультетов, а также для широкого круга читателей, интересующихся историей сталинской эпохи.

---

Кроме упомянутого выше В. Гижова, существует еще одно серьезное исследование послевоенных кампаний, принадлежащее Е. Гениной[122]. Эта работа примечательна тем, что автор уделяет значительное внимание не только событийной истории кампании, но и реализации этой кампании на местах, т. е. управленческим практикам. Впрочем, и тут заметна несколько традиционная интерпретация поведения людей в рамках кампаний как простой «реакции» на действия центральных властей.

В завершении обзора необходимо подчеркнуть те новые подходы и особенности, которые свойственны исследованию, проведенному в данной книге.

Во-первых, здесь изучаются кампании поздней сталинской эпохи, наименее освещенные в научной исторической литературе, что кажется существенным упущением. Разумеется, для понимания исторического явления необходимо знать, каковы его истоки и процессы становления. Однако не менее важно понимать, каковы его зрелые формы. Ведь именно в позднюю сталинскую эпоху можно говорить о сложившейся схеме управления, где политические кампании занимали едва ли не главное место; в это время сталинская система приобрела законченный вид. Изучая результаты, мы начинаем лучше понимать и процесс формирования явления.

Во-вторых, в данной работе делается попытка изучить политические кампании не в отдельных аспектах, а как более или менее целостное явление и при этом избежать как крайностей детализации, так и крайностей схематизации.

В-третьих, за отдельными событиями (в первую очередь рядовыми, повседневными) автор стремится увидеть практики, т. е. по вторяющиеся шаблоны действия, складывающиеся в общий механизм управления, в данном случае – механизм политической кампании. Это позволяет перебросить мостик между повседневностью (низовыми практиками) и миром идей, причем не столько сконструированных властями того времени, сколько презентованных, пусть в сниженной форме, на уровне газетных передовиц, лозунгов, выступлений на высших партийных собраниях, а также переосмысленных на более низких уровнях власти. Отчасти здесь изучаются и процедуры этого переосмысления, складывания дискурсивных практик на местах по всей цепочке передачи сообщений власти вплоть до выступлений отдельных граждан на организованных собраниях.

Наконец, автор стремится уйти от рассмотрения механизма управления, реализованного в политических кампаниях, по схеме «сигнал – ответ», усматривая в низовых практиках элементы «своеволия» (А. Людтке) или тактик (де Серто). Это дает возможность понять политические кампании как процесс, формируемый не только сверху, но и снизу, т. е. организаторами этих кампаний на уровне региона, населенного пункта, отдельного предприятия, а также непосредственно рядовыми гражданами.

Чтобы достичь этих целей, необходим экскурс в методологические основания подобного рода исследования.

Глава 2. Повседневность и история: методология исследования

Для начала необходимо сделать несколько предварительных замечаний. Во-первых, развитие теорий редко укладывается в простую схему «от простого к сложному» и «от родоначальника к последователям». Поэтому методологическое основание исследования необходимо выстроить не в виде изложения схемы, а в виде изложения взглядов нескольких интеллектуальных традиций, которые, влияя друг на друга, сформировали предмет микроистории и обоснова ли основные методы этой научной теории. Во-вторых, для наилучшего понимания изучаемых явлений надо использовать междисциплинарный подход, т. е. социологические, антропологические, политологические теории для целей исторического исследования. В-третьих, здесь не предполагается написать историю идей и методологий. Необходимо только проследить, из каких составных частей складывалась используемая методология исследования, из каких областей знания они пришли в историю, выяснить, чем они (эти части) могут быть полезны при изучении истории позднего сталинизма в целом и политических кампаний в частности.

2.1. методологическая рамка исследования: между «большой историей» и повседневностью

Различия между макро- и микроподходами в историческом знании зарождаются едва ли не с античных времен. Еще Геродот и Тацит, равно как и многие другие историки древности, перемежали изложение событий обильными вставками о быте, привычках, обычаях народов, упоминавшихся в трудах. Да и в более позднюю пору это было скорее нормой. В XIX в. наряду с фундаментальными трудами по истории отдельных стран, континентов и эпох можно наблюдать существование трудов, посвященных быту, нравам, привычкам отдельных народов, например «Иллюстрированную историю нравов» Э. Фукса или «Быт и нравы русского народа» Н. Костомарова, не говоря уже о многочисленных изданиях типа «Жены Ивана Грозного». И хотя все эти труды к микроистории в строгом смысле отношения не имеют, они свидетельствуют о наличии интереса у авторов и читающей публики не только к историческим событиям, широким историческим панорамам и макропроцессам, но и к частностям, низовой культуре, рутине, одним словом, к тому, что потом получит название «повседневность». В полной мере это проявилось только в начале ХХ в. Как пишет Х. Медик, «микроистория – сестра истории быта, но кое в чем она идет своим путем»[123].

Сегодня вряд ли кто из исследователей будет отрицать тот долгий и трудный путь, который прошла методология исторической науки в ХХ в. от позитивизма до микроистории, cultural history и конструктивизма (т. е. «Изобретение традиции» Э. Хобсбаума). Но так же сложно утверждать, что история как наука сегодня обладает единым, структурированным исследовательским инструментом, позволяющим без особого труда найти нужный метод для каждого своего предмета. Разговоры о кризисе методологии истории продолжаются, несмотря на множество работ, посвященных этой самой методологии[124]. Новые подходы, обозначаемые как многочисленные «повороты» (лингвистический, прагматический, культурный и т. п.) гуманитарной мысли, свидетельствуют не столько о его преодолении, сколько о мучительных поисках выхода. И этот процесс далек от завершения.

Микроисторическая традиция в рамках данной работы будет пониматься не в узком смысле (как теория микроистории, сформулированная К. Гинзбургом и его коллегами), а как широкий набор подходов, охватывающий значительное количество исторических школ ХХ в., для которых стало важным увидеть прошлое в его реальности, несводимой к иллюстрации политической, социологической или экономической теории. Концепты архетипа, повторяемости[125], равно как и концепты повседневности, практик и дискурсов, заимствованные из других наук, дают новый толчок для изучения собственно истории, без ее редукции к политическим или социологическим теориям. Поэтому не случайно в данной работе в качестве классифицирующего термина этого крупного направления выбрано слово «традиция». Он подчеркивает, что речь идет не о последовательных и поступательно развивающихся учениях об истории, но, скорее, о направлениях мысли, о четырех способах говорить об истории, объединяющих различных по времени жизни, взглядам, вкладу, масштабу рассмотрения авторов. Действительно, термин «научная школа» подразумевает, как минимум, единство изначальных позиций, набора аксиом, родоначальника. Термин «традиция» задает не такие жесткие рамки.

Во второй половине ХХ в. микроисторические подходы стали полноправным, а зачастую и модным инструментарием исторических исследований. Но само по себе это не снимает оппозицию «больших теорий» и микроисследований. Зачастую даже провозглашение автором микроисторической оптики исследования еще не означает следования этому принципу в реальности. Так, например, происходит в работе С. Ушаковой «Идеолого-пропагандистские кампании в практике функционирования сталинского режима: новые подходы и источники»[126], где знаковые термины «практика» и «новые подходы» в заголовке никак не подкреплены изучением практических действий ни инициаторов кампаний, ни рядовых граждан, что само по себе не согласуется с исследовательской программой теории практик, как это будет показано ниже. На самом деле С. Ушакова сделала серьезный анализ действий власти по мобилизации населения на основании изучения средств массовой информации и нормативных документов. Однако здесь наблюдается существующая терминологическая путаница.

В то же время уход от нарратива и макроисторических обобщений не означает формирования единой исторической методологии. Как указывает Н. Копосов, «трудности микроистории заключаются в том, что она невозможна как самостоятельная по отношению к распавшейся макроистории перспектива. Ее проблематика и ее понятия заимствованы у макроистории и получают смысл только благодаря имплицитному соотнесению с “большими нарративами”. Именно поэтому микроистория гораздо естественнее вписывается в логику кризиса социальных наук, нежели в логику его преодоления»[127], поскольку она оказалась не преодолением, а скорее хорошим дополнением к «большой истории».