Фабрис Колен - Возмездие

• Название: Возмездие
• Автор: Фабрис Колен
• Издательство: АСТ, Ермак
• Жанр: Фэнтези
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-026925-0, 5-9577-1646-4

Империя азенатов, захлебывающаяся от собственного богатства, власти, могущества... Империя, где в ранг «высокого искусства» возведены уже и предательство, и жестокость, и убийство... Говорят — когда-то здесь убили Бога. И теперь некому будет спасти азенатов от мощи порождений Мрака — и монстров, обращающих людей в себе подобных... если не исполнится пророчество. Если не придет с выжженного солнцем Юга Спаситель — Лев Пустыни Лайшам, великий полководец, который соберет под свою руку тысячи племен кочевников, уничтожит чудовищ — и разрушит Империю...

---

— Сейчас я овладею твоей женой, — спокойно говорит сентай. — Одновременно я буду вырывать ей внутренности, так что она и сама не поймет, от боли кричит или от наслаждения. Я разрежу ей кожу…

Не поднимаясь с земли, отец мальчика поворачивает к победителю залитое кровью и покрытое пылью лицо. Он только что обмочился и дрожит всеми членами. Он закрывает глаза.

— Не делайте ей больно, — умоляет он. — Она ждет ребенка.

— Ммм, — вновь улыбается сентай, облизываясь (мальчик видит черный раздвоенный язык, похожий на змеиный). — Так будет даже интереснее.

— Умоляю вас, — стонет отец. — Она ждет реб…

— Я слышал, — сквозь зубы роняет сентай.

В смятенном сознании ишвена проносятся страшные образы. Он видит перед собой посланника азенатов, его умиротворяющие обещания, спокойные жесты. «Захватчики никогда не осмелятся ступить на ваши земли. Даем вам честное слово. Честное слово».

— Встань, — приказывает сентай.

— Не-е-ет! — кричит мальчик, бросаясь к отцу и сжимая его в объятиях. — Не делайте ему больно! Не делайте ему больно!

Он разжал руки, и птенец выпал из них на землю и больше не шевелится.

— Уходи, — шепчет человек на ухо сыну; изо рта его каплет кровь. — Иди, беги, спасайся, я…

Мальчик поднимается. Он не сводит глаз с сентая, чувствуя, как у него странно сжимается сердце. Он понимает, что, если он не послушается, сердце у него разорвется. Нечего ждать пощады от этого чудовища. Оно убивает ради удовольствия и ничего больше. Он медленно отстраняется от отца. У него кружится голова. Пошатываясь, он делает несколько шагов назад, продолжая смотреть на странное существо. Внезапно он чувствует, как у него под ногой что-то хрустнуло, и до крови закусывает губу. Это тот самый птенец.

— Хорошо, — говорит сентай.

Монстр под ним открывает пасть и изрыгает какое-то вещество в сторону отца мальчика.

Струя попадает ему прямо в лицо. Огненная жидкость. Пламя в мгновение ока распространяется по всему его телу, и ишвен превращается в живой факел. Он встает на ноги со стрелой в груди, машет руками и кричит, но не умирает — не сразу. В воздухе распространяется ужасающий запах. Вокруг к небу повсюду возносятся клубы черного дыма и слышатся крики боли. Мужчины кричат, потом крики смолкают. Женщины бегут и падают лицом в пыль. Они живы, но лучше было бы, если бы они были мертвы.

Мальчику кажется, что земля разверзлась у него под ногами. Он надеется, что она его поглотит, но этого не происходит. Он медленно поднимает глаза. Вдалеке на скале за побоищем наблюдают люди верхом на конях. По оружию мальчик узнает азенатов. Потом он оборачивается и видит, как из шатра выходит его мать и бросается к факелу, в который превратился ее муж. Неизвестно откуда взявшаяся стрела попадает ей в бедро, и она падает, будучи не в силах идти дальше. Человек, которого она любила, на ее глазах сгорает дотла, а она даже не может быть с ним вместе.

В отчаянии она протягивает дрожащую руку к своему сыну.

— Убей меня, — стонет она. — Убей меня.

Позади них догорает отец мальчика. Это невыносимое зрелище. Он еще бьется в конвульсиях, призывает смерть, но смерть не спешит.

— Убей меня! — кричит мать. — Убей меня, убей меня, убей меня.

Ее последние слова тонут в отчаянных рыданиях.

Мальчик непонимающим взглядом обводит все вокруг. Все смешалось. Неужели это конец? Этот запах, эти рыдания, эти страдания и бессилие что-либо изменить, — вот так и заканчивается жизнь?

Словно в ответ сентай разражается таким пронзительным смехом, что мальчику кажется, будто у него разорвутся барабанные перепонки. Сентай спешивается, хватает женщину за плечи и впивается ей в губы страстным поцелуем. Она кричит. Она до крови кусает его, но он снова ее целует и слизывает слезы у нее со щек. Потом он уводит ее в шатер, и вскоре крики женщины смолкают.

Оставшись один, мальчик медленно опускается на колени.

Книга первая

Акт I

Память как сито: просыпавшийся песок так же важен, как и оставшиеся на дне куски породы.

Ишвенская пословица

Он проснулся рывком, и сердце у него билось так, будто хотело выскочить из груди. Шум приближающихся шагов. Он приподнялся на соломенной подстилке, и в тот же миг дверь его камеры распахнулась. Ему пришлось прикрыть глаза рукой, чтобы не ослепнуть от яркого света.

— Встать, Тириус Бархан.

Вперед выступил один тюремщик, за ним другой.

— Ну и вонь, Святое сердце!

Тириус попытался встать, но цепи на запястьях помешали ему. Он смотрел в пол, не разгибая спины, и старался ни о чем не думать.

— Ну что, Бархан, настал великий день?

Тюремщик приблизил свое лицо к его лицу. Он был плохо выбрит, от него несло дешевым вином. Он вынул из висевшей у него на поясе связки один ключ и слегка дрожащими руками освободил узника.

— Все молчишь?

Тириус не ответил. Он растер затекшие запястья и рывком распрямился. Двое других по сравнению с ним казались детьми. Первый сплюнул на пыльный пол.

— Ну и громила. Сразу видно, дикарь.

Узник молчал. Он хорошо помнил, как его учили: «Что бы ни случилось, молчи. Тебя будут провоцировать, оскорблять, даже пытаться делать тебе больно — будь готов ко всему. Они хотят заставить тебя умолять о пощаде, но ты должен быть тверд как камень».

—  Идем, — вздохнул второй тюремщик, прикрепляя к наручникам на запястьях узника другую цепь. — Пора.

Тириус Бархан, не оборачиваясь, вышел из своей камеры. Три дня и три ночи он провел в этой зловонной каморке, на пропитанной мочой соломе, которую не навещали даже крысы. Три дня и три ночи, но сам он об этом не знал: он потерял счет времени. Неверной походкой он вышел в коридор. Первый тюремщик — тот, что его не любил — шел за ним по пятам с хлыстом наготове. Другой тащил его вперед; казалось, ему хотелось, чтобы все поскорее закончилось.

Трое мужчин вступили в темный лабиринт коридоров с покрытыми плесенью стенами. Высоко висящие факелы отбрасывали на идущих похожие на привидения тени. Время от времени замыкавший шествие стражник щелкал хлыстом. Его злобный монолог в этом подземелье был похож на надгробную речь.

— Сукин сын со своими дикарскими лапами. Отсечение головы — я считаю, это еще слишком мягко. Думал, тебе можно спать с белой женщиной? И с какой женщиной — с императрицей! Грязный дикарь, паршивый ублюдок. Ты и вправду думал, что это тебе сойдет с рук? Как бы не так! Думал, достаточно пробраться к ней в постель? Но за кого, Святое Сердце, вы, туземцы, нас принимаете? Подумай-ка — тебе отрубят голову. Подумай, что никогда больше ты не сможешь коснуться женщины. Твоя жизнь закончится — раз! одним махом. И можешь еще считать, что тебе повезло. Я бы на их месте приговорил тебя к пыткам. Эй, Армхен, почему его не приговорили к пыткам?

Армхен пожал плечами вместо ответа. Он тоже старался ни о чем не думать. До него дошли кое-какие слухи из высших кругов власти — слухи, которые совершенно не были предназначены для его ушей. И он знал, что Тириус Бархан невиновен.

Но знал он и то, что Тириусу предстоит умереть.

— Так или иначе, — продолжал первый тюремщик, щелкая хлыстом по стенам, — одним станет меньше. Проклятое отродье! Тьфу!

Тириус Бархан почувствовал, как у него по спине сползает плевок. На нем не было ничего кроме набедренной повязки; длинные, распущенные черные волосы спускались ему на спину между лопаток. За долгие годы жизни в городе он нисколько не растерял мощь своих мускулов. Он поступил на службу к Полонию, брату Императора, в шестнадцать лет. Десять лет промелькнули как сон.

— Шевелись, собака!

Кнут щелкнул по ступеньке лестницы совсем рядом с его ступнями. Тириус мог бы развернуться, вырвать хлыст из рук стражника, а потом разбить себе голову о стену. Но к чему?

Ишвен сглотнул. Через несколько минут он будет на свободе. Его высочество пообещал ему.

«Это просто инсценировка, друг мой. Мы разыграем твою казнь, и я лично разработаю план твоего спасения. Ничего не предпринимай. Не делай ничего, что могло бы вызвать у них подозрения. Мы появимся в самый последний момент. Тебе останется лишь следовать нашим указаниям».

Вскоре они оказались на самом верху лестницы. Перед ними был нескончаемый коридор, по обе стороны которого были камеры, а в конце — ослепительный свет. Ишвен хотел было остановиться, но тюремщик ткнул его в спину.

— Что, боишься? Тебе есть чего бояться. Шевелись, собака.

Тириус повиновался. По мере того, как свет становился ближе, а нетерпеливые крики толпы — громче, он все яснее и яснее видел лицо своего учителя. Все было решено в мгновение ока! На какой-то миг в его сердце закралось сомнение, а по спине пробежал холодок. А если Полоний не сдержит слова? Ведь ничто не заставляет его это делать — ничто, кроме дружбы, которой он связан со своим слугой. Это и много, и очень мало. Двадцать лет Тириус провел в Дат-Лахане, но так и не смог полностью избавиться от инстинктивного недоверия к азенатам. Для всех равнинных племен они были захватчиками и навсегда останутся ими. Однако он должен был верить своему учителю. У него просто не было выбора.