Валя Шопорова - Тени. Книга 2. Что, если у каждого есть второй шанс?

• Название: Тени. Книга 2. Что, если у каждого есть второй шанс?
• Автор: Валя Шопорова
• Жанр: Современные любовные романы

Наверное, у каждого есть второй шанс. Шанс на жизнь, шанс на любовь, шанс на счастье… Или, всё-таки, нет? Хенси когда-то сказала, что, видимо, старушка-смерть боится её. И это оказалось правдой. А если не получается умереть, уйти, остаётся только одно – жить. Но ради чего жить человеку, который жил лишь желанием мести? Смысл найдёт её сам…

---

Ашот улыбнулся и слегка опустил голову, смотря на Хенси, она также едва заметно улыбнулась, не обнажая зубов, одними уголками рта.

– Так и получилось, что старший брат у меня – Айви, младший – Рон, а я – Ашот, – доктор вновь улыбнулся, будто бы немного виновато.

– Очень интересное разнообразие, – кивнула Хенси. – Но, мне кажется, в тебе есть нечто от… Ашота, в том смысле, что в тебе есть нечто восточное… Ведь это восточное имя?

– Да, восточное, – кивнул мужчина. – Но, ты права, Хенси, будучи подростком, я начал узнавать про свои корни и выяснилось, что в роду у меня есть армяне. Дедушка моего отца, получается, мой прадедушка, которого звали Барсег, иммигрировал в Америку, где и родился мой дедушка, отец…

– А мать твоя кто? Какой национальности?

Хенси давно сделала для себя вывод о том, к кому принадлежит милый доктор, но всё же решила спросить у него самого, как у первоисточника.

– Она еврейка, – ответил он. – Да, вот такая у меня странная семья.

– Это здорово, когда есть семья, – ответила Хенси и добавила про себя:

«Хотя мне бы она сейчас только мешала, да и не могу я представить, что есть в этом мире кто-то, на кого мне не плевать…».

Глава 6

Не зажигай и не гаси

Не верь, не бойся, не проси

И успокойся, и успокойся

Не верь, не бойся, не проси

Не верь, не бойся, не проси

Не верь, не бойся

Не верь, не бойся

Не верь, не бойся и не проси

Тату, Не верь, не бойся, не проси©

Хенси сидела, не двигаясь, прямо, пожалуй, слишком прямо держа спину, будто перед ней был не знакомый доктор, а английская королева. Ашот, практически стоял перед девушкой на коленях, давно оторвав пятую точку от стула, словно забыв, что его можно придвинуть и поставить удобнее. Мужчина был занят, полностью поглощён тем, что вызывало в глазах Хенси некое подобие улыбки, что зажигало в них искры жизни.

Он устанавливал ей протез, который она выбрала ещё три недели назад и обладания которым ждала долгий двадцать один день. Слишком долго в рамках месяца – слишком мало в рамках жизни или вечности…

– Кажется, всё, – утвердительно, но не слишком уверено сказал Ашот, отнимая от железной и живой плоти девушки руки, но в следующий миг вновь касаясь её подушечками длинных пальцев.

Невесомое, практически неощутимое касание совершенно не раздражало кожу, оставаясь на грани порога ощущений, едва заметно щекоча нервы. Хенси едва заметно улыбнулась, думая, а в следующий миг озвучивая свою мысль:

– У тебя красивые руки, особенно пальцы… – она опустила взгляд вниз, цепляясь им за кисти мужчины. – О таких говорят – «руки пианиста»… Ты не занимался этим? – она подняла глаза, впиваясь ими, ожидая, требуя ответа.

– Нет, – Ашот покачал головой и всё-таки вернулся на стул. – Я не играл на пианино, точнее, почти не играл, всего два года, это ведь не считается?

Он поднял глаза на Хенси, та пожала плечами, показывая, что здесь имеет значение лишь его мнение, она не желает вмешиваться. Ашот продолжил:

– Но я окончил музыкальную школу по классу тромбона.

– Тромбона? – переспросила Хенси. – Ты первый, кого я знаю с подобным образованием…

«Что ж, – подумала Хенси, наблюдая за лёгким смущением мужчины. – Везёт мне на музыкантов: Бруно играл на скрипке, Тимоти был пианистом, но всегда предпочитал гитару… Вот только Мориц никогда ничем подобным не увлекался, он всегда был слишком далёк от прекрасного…».

Девушка резко передёрнула плечами и нахмурилась, ей не понравилось, что в такой момент, который должен был быть наполнен совершенно иными мыслями, она вспоминает о чёртовом Трюмпере, который был в её жизни… смертью, главное трагедией, всем тем, что люди больше всего ненавидят. Право, от одного лишь воспоминания об этой наглой улыбке, о тех словах, что любому бы не сошли с рук, но ему простились, об этой наглой, но чертовски обаятельной улыбке… При мысли об этом хотелось выть и вырвать себе глаза, на сетчатке которых всё ещё жили образы, выдрать из себя память с корнями, с концами, до основания…

– Ты не убьёшь меня ни сегодня, ни завтра, потому что ты бы уже давно это сделала. А не сделаешь ты этого, потому что всё ещё любишь меня…

Девушка вздрогнула ещё сильнее, словно желая сбросить со своих плеч эту мерзкую шаль памяти, не страшно, если она слезет вместе с кожей; она болезненно скривилась, ей хотелось закрыть лицо руками, впиться в собственную кожу ногтями и стальными пальцами новой руки, ей хотелось…

Но Хенси не могла себе этого позволить, не могла, потому что это не просто слабость, а доказательство собственной слабости, подпись под ней, чистосердечное признание, а она была не такой…

«Если врать, то до конца», – верно, это было чем-то вроде негласного девиза Хенси. «Врать до конца, так, чтобы ты сама в это поверила…»…

Она не могла расписаться в собственной слабости, не могла показать её милому доктору, который непременно бы захотел её утешить и, верно, смог бы это сделать. Не могла…

Потому что она – Хенси, бывшая – непобедимая Хеннесси, чьи бои стояли десятки, сотни тысяч долларов. Она – Хенси, та, кто выжил в двух «пеклах», прошёл через два ада, не желая, но посмеявшись над пресловутыми кругами преисподней, которые наводили страх на весь честной народ, а ей приносили скуку и зевоту. Она не боялась ничего и никогда: ни бога, ни чёрта, ни расплаты за свои поступки, ни тюрьмы, ни самосуда тех, кто мог иметь к ней претензии.

Она не боялась ничего, кроме правды, той правды, что не вписывалась в её картину мира, которая выбивалась из неё, портя краски, статистику и стилистику её жизни. Её, правду, знал один лишь Себастьян, верно, это стало одной из причин тому, что в один прекрасный день девушка решила избавиться от мальчика.

«Ты слишком много знаешь. Тебя пора убить», – Хенси никогда не говорила так или похоже на то, но она всегда отдавала себе отчёт в том, что свидетели долго не живут. Потому что на каждого свидетеля есть тот, кто не хочет быть раскрытым и разоблачённым.

«Я непременно забуду тебя и вас, – думала Хенси, не сводя взгляда с Ашота, который что-то говорил, но она его не слышала, медленно, незаметно придвигаясь ближе к краю кровати. – Непременно забуду, потому что от мёртвых, коими вы и являетесь, толку нет. Вы никогда более не дадите мне смысл, а он, уж простите, – в её глазах сверкнули прежние издевательские, глумливые нотки, – мне очень нужен. Мне нужно ради чего-то открывать глаза. Увы, прожив без смысла почти пять лет, убив мальчишку и почти убив себя, я поняла, что ничего не выйдет из простой, ровной жизни, не для меня она. Мне нужно что-то, что взбудоражит кровь во мне, иначе, боюсь, моё сердце вовсе замёрзнет, а таскать в себе обледеневший труп совершенно невыносимо…».

Продолжая следить за говорящим мужчиной, Хенси села на самый край, бесшумно вздыхая и протягивая руку, неожиданно перехватывая ладонь мужчины, которой он размахивал, жестикулируя. Девушка намерено воспользовалась не врождённой конечностью, а вновь приобретенной, она хотела понять, как она действует, как слушается. По лицу Ашота трудно было понять: причиняет ли стальное прикосновение боль или же он молчит от шока?

– У тебя красивые пальцы, – каким-то странным голосом повторила Хенси, опуская глаза, разглядывая его ладонь.

Её глазам представлялась странная картина: её механическая рука, ещё не покрытая внешним слоем, имитирующим кожу; она, рука, была чёрной, блестящей и на ней, контрастируя с темнотой, покоилась живая и тёплая ладонь мужчины, под кожей которой бился истинный пульс, а не бег электрических импульсов.

«Белое и чёрное, – думала Хенси, разглядывая красивую, но странную картину, которую мужчина не смел разрушать. – Свет и тень…».

– Ашот, – вдруг обратилась к мужчине девушка, сама же разрушая то, что сотворила, делая так, как поступала всегда. – Ты поможешь мне?

– Я? – доктор удивился, округляя глаза, что на красивом мужественном лице смотрелась несколько смешно. – Хенси, в чём тебе нужна моя помощь?

– Мне нужны от тебя… – Хенси намерено сделала двусмысленную паузу, задерживая взгляд на губах мужчины. – Мне нужны от тебя, Ашот, минимум три вещи, три одолжения…

– Проси всё, что хочешь, – сказал мужчина, улыбнувшись. В его груди таким набатом било сердце, что он подписался бы на всё, не раздумывая.

Когда ты рядом с тем, кто заставляет твою душу трепетать, а сердце делать кульбиты и цирковые номера, всяко забываешь об осторожности и гордости…

Хенси расплылась в медленной, тягучей, словно топкая карамель, улыбке, обнажая ровные белые зубы. Ашот невольно залюбовался этим зрелищем – за всё это время девушка впервые улыбнулась так открыто и по-настоящему. Мужчина самонадеянно записал это на свой счёт, полагая, что смог помочь прекрасной пациентке. Он же не знал о том, что по таким, как она, мягкие стены плачут горькими слезами…