Григорий Рутковский - Сон длиною в срок

• Название: Сон длиною в срок
• Автор: Григорий Рутковский
• Жанр: Русское современное

Так для кого же эта повесть и о чем она? Прежде всего она для тех, кто оказался волей судеб в местах не столь отдаленных. Для тех, кому тюрьма – не дом родной. Эта повесть для тех, кто никогда не был и не хотел, но волей обстоятельств стал преступником, или его таким сделала система. Эта повесть о боли, прежде всего души, которую испытывает человек, попав в зарешеточное зазеркалье, и о любви, ради и благодаря которой он живет, а не существует, даже вдали от самых близких людей.

---

– А-а-а-а… 159, часть 4, народная статейка… О-о-о-о-о… ничего себе, так тут к нам олигарх заехал, 100 миллионов спиз… л! Красавец! И хрен ли сидел тут, в этой жопе. Уехал бы давно за бугор.

В этот момент он оторвал свое мягкое место от стула и вышел ко мне, до сих пор стоящему лицом к стене с руками за спиной. Такого прекрасного, очаровательного амбре я не нюхивал со времен домашних вечеринок в период моего обучения в университете на юридическом факультете. Это был не перегар выпитого суррогата неизвестного происхождения вчерашнего вечера, это был свежачок. Хотя чему тут было удивляться, часы только что отмерили 2 часа ночи и неуклонно двигались по направлению к новой цели, к утру этого первого дня моего сновидения.

Как говорится, контакт состоялся. С этого удивительного амбре началось мое знакомство с закулисной жизнью подозреваемых, обвиняемых, подсудимых, осужденных, объединенных одним жизненным фактом или обстоятельством: все они и я являлись заключенными, то есть лицами, так или иначе лишенными свободы. Хотя для кого-то тюрьма – дом родной, но мое дальнейшее повествование точно не об этих людях.

Свобода… что это? «…Что ты называешь свободой? Ни о чем не просить. Ни на что не надеяться. Ни от чего не зависеть»7. Свободны ли мы вне рамок заведений с решетками? Свобода души или свобода тела?

Вопросы по своей емкости достойные докторских диссертаций, философских учений. Но поверьте мне, каждый человек, впервые попав в ситуацию, когда за тобой клацнул замок решетки или брони8, мгновенно понимает, чего его лишили. И ему не надо читать докторские диссертации, быть самому академиком, быть ярым религиозным фанатиком или просто верующим человеком, для того чтобы мгновенно осознать, что такое свобода и чего его лишили. Для каждого это понимание и ощущение сугубо индивидуально, но оно настолько ярко, что остается с тобой навсегда.

Меня лишили свободы… и физическая свобода, в смысле способность передвигаться куда хочешь и когда хочешь, – это самое последнее, о чем я думал в этот момент. Самым драгоценным и поистине невосполнимым становится утрата возможности в любой момент быть рядом, разговаривать, видеть, обнимать бесценных твоему сердцу людей. Их как будто «на живую» вырезают из твоего сознания, души, сердца клацаньем закрывающейся за тобой двери. Никто не заботится в этот момент об обезболивании этой трепанации. Наоборот, осознавая прекрасно причиняемую тебе боль, сотрудники, в чью кровь уже въелась псинитизация как неотъемлемый элемент, как эндорфин, без которого нет кайфа, нет жизни, любым образом пытаются усилить болевой синдром, дергая за хорошо им известные ниточки человеческой души. Этакие садисты от системы, получающие удовольствие от причинения тебе душевных страданий. И чем больше ты им это показываешь, тем обильнее их слюноотделение. Чем больше сопротивляешься и огрызаешься, тем больше узнаешь о своей персоне нового в выражениях, которые даже нецензурными назвать нельзя. Единственно верное поведение в этот момент – это полное отрешение от происходящего, в свой собственный мир, в свою бесконечную Вселенную, в свою душу. Счастливы те, чей внутренний мир богат и разнообразен. Хотя в действительности душа каждого человека, являясь частичкой нашего Бога, Создателя, ничем не ограниченна. Надо только уметь ее раскрыть. Мы, будучи свободными, а правильнее сказать, находясь за пределами стен, в которых геометрически правильные фигуры в виде квадратов, прямоугольников, решеток являются основой, живем, не задумываясь о своей душе, не слыша ее вопли и стоны, отдавая пальму первенства разуму. Вспомните себя! «Слушай свой разум, а не сердце. Думай головой!» – это же девиз нашего существования. И только попав туда, в эти стены, мы вспоминаем о душе.

Отношение к человеку, попавшему в ИВС, СИЗО, лагерь, как к скотине проявляется буквально во всем, даже в названиях мест, где пытаются выжить люди, не превратившись в зверей, свиней или какую-нибудь живность: барак, отстойник, БУР, ЕПКТ, СУС, карцер, ШИЗО. Действительно, как скотобойня, а охраняют ее… погонщики псов.

Вот сюда меня и повел прекрасный капитан с очаровательным амбре вместо хотя бы запаха недорогой туалетной воды. Облапав мое еще не очень стройное тело, он произнес:

– Руки за спину, сумку взял. Ну что, олигарх, пошли в номера.

Признаюсь честно, пошли – это очень громко сказано. Мы сделали ровно четыре шага, после которых в мое сознание, засыпающее уже от усталости, врезались снова слова дежурного:

– Стоять, лицом к стене, сумку в угол.

Сухо щелкнул замок камерной двери, расстреляв последний кварк надежды на то, что это все-таки сон.

– Ну, че стоим, проходим! Располагайся, за тобой придут.

Все это было сказано с таким омерзительным удовольствием, какое, наверное, можно испытывать, когда ты тапком убиваешь жирного рыжего таракана, пытающегося скрыться с места преступления. На какой-то момент мне даже показалось, что от неконтролируемого экстаза у дежурного потекла слюна, сглотнув которую с не менее омерзительным причмокиванием он захлопнул за мной «бронь». Но ведь мы не тараканы, а вы не «тапок» правосудия, за время взмахов которого вы успеваете провести следствие, суд и привести приговор в исполнение. Хотя, наверное, количество сбежавших от «тапочного» правосудия тараканов примерно равно количеству оправдательных приговоров в нашей стране. Эх… Хорошо живем в стране советов.

Очаровательная комнатушка, два на два метра, без окон, без скамьи. Слава Богу, свет все-таки горел. В этот момент ноги сами согнулись от усталости и возможности присесть, пусть на заплеванный и грязный пол, но все же присесть, облокотившись спиной на холодную стену. Руки обняли подогнутые коленки, голова сама упала на них, и я погрузился, провалился в забытье, некое подобие сна.

«Тюрьма – это храмы, где дьяволы учатся молиться. Захлопывая двери чьей-то камеры, мы поворачиваем в ране нож судьбы, потому что при этом запираем человека наедине с его ненавистью»9. Как жаль, что те, кто запирают тебя в камере и уж тем более кто принимают подчас абсолютно неоправданное решение запереть тебя в камере, не понимают этого, во всяком случае, до поры, пока сами не оказываются на месте заключенных под стражей. За время моего пребывания под стражей мне посчастливилось пообщаться и с генералами полиции, и с судьями, ранее пачками принимающими решения об отправке людей за решетку. Никто из них никогда не задумывался о справедливости, обоснованности своего поступка. Судьям даровано право, предоставлена возможность вершить правосудие, проявляя все свои лучшие человеческие качества – умение сострадать, любить, понимать и, конечно же, профессиональные качества – знание, опыт, а они, задвинув это на задворки, в самый далекий и темный угол, как роботы, штампуют свои решения, разрушая тем самым человеческие судьбы, не задумываясь о жизненном бумеранге. Так бесцельно расходовать свою жизнь, ломая жизни другим. Прямо хочется заорать словами героя из фильма «Гараж»: «Люди, люди… человеки», оглянитесь, что же вы делаете?! И тут же продолжить:

«– Человек – это тоже животное. Его тоже надо охранять.

– От кого?

– Человека надо охранять от человека».

Часов на руке не было, и сказать, сколько прошло времени, было просто невозможно, когда сухой щелчок замка камерной двери вывел меня из небытия. В отстойник зашел молодой парень. На вид ему не было и тридцати лет, и, по всей видимости, кто-то из его родственников имел корейское происхождение.

– Здорово, братуха! – с довольно веселыми нотками в голосе сказал он. – Какими судьбами? Что за беда? Кстати, меня зовут Мишаня, – выпалил он и с видом человека, явно находящегося в этой консервной банке не в первый раз, опустил свое молодое, но уже изрядно потертое тело рядом со мной.

Еще пребывая в некоторой полудреме, я пролепетал:

– Здравствуй, 159, часть 4. Будем знакомы, меня зовут Григорий. А у тебя какая статья?

– О… зачетная статейка к тебе прилипла! – с каким-то непонятным для меня восхищением подхватил Мишаня. – Ты че, первоход, что ли?

– В смысле в первый раз? – сразу не поняв, ответил я. – А, ну да, ну да… первый раз.

Тогда это был мой первый диалог с заключенным. Первый, но не последний. В принципе с небольшими вариациями на тему этот диалог повторялся всякий раз, когда на линии моей жизни в зарешеточном зазеркалье возникал новый человек. Это своеобразное американское: «How are you? Thank you, I am fine and you?» – вопрос, который задается для проформы, без действительного желания узнать, а как на самом деле у тебя дела.

Пройдя все стандартные процедуры, к коим относился личный обыск (шмон), катание пальчиков (дактилоскопия), заполнение анкеты, меня подняли в мое временное жилье, срок пребывания в котором не должен был превышать 72 часа. Так и получилось…