Наталья Казьмина - О театре, о жизни, о себе. Впечатления, размышления, раздумья. Том 1. 2001–2007

• Название: О театре, о жизни, о себе. Впечатления, размышления, раздумья. Том 1. 2001–2007
• Автор: Наталья Казьмина
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2017
• ISBN: 978-5-89826-466-6, 978-5-89826-489-5

Двухтомник дневников освещает жизнь Московских театров за период с 2001 по 2011 годы. Это впечатления от увиденных спектаклей, театральных событий, радостных и грустных, общений с театральными и околотеатральными людьми, доставляющих удовольствие, иногда огорчения. Размышления о жизни театральной и жизни вообще. Очень интересны раздумья о прошлом и настоящем русского (и не только) театра. О режиссерах, актерах, драматургах – без которых нет театра – главного объекта профессионального интереса автора.

Эти дневники – личный взгляд и личные оценки человека не случайного и не последнего в театральном «государстве», они будут интересны и будущим поколениям театральных людей. Все ключевые события в стране и в театральной Москве нашли отражение в этих мемуарах. Человек искренний и независимый пишет о своем личном отношении ко всему, что привлекало ее и в театре и в жизни Москвы.

---

Все-таки плохая пьеса. Неудачная стилизация: какая «таверна» может быть в Византии? А в самой истории – какой смысл? Если на уровне простого зрителя, мораль такова – женщина – дьявол, если любит, и еще больше дьявол, если не любит. Но все это как-то не страстно и не выпукло. А если на уровне эстетской, поэтическая пьеса Гумилева – повод для самовыражения, поле эксперимента. Но… довольно бессмысленного.

…Идея для статьи о молодой режиссуре и критике. См. «Коллекционера» Дж. Фаулза (роман написан в 1963-м, одноименный фильм снят американским реж. У. Уайлером в 1965-м). Сцена, где Миранда испытывает нового Калибана, показывая ему с десяток натюрмортов с фруктами. Предлагает выбрать лучший, а он и с трех попыток не угадывает – выбирает худшие. Они, палач и его жертва, находятся на разных уровнях эстетического восприятия. Вкус тонкий и толстый. Наша молодая критика почему-то уже во втором поколении научена только восхищаться.)

сезон 2002–2003

«Фауст» И. В. Гёте реж. Ю. Любимов, Театр на Таганке.

Вступление о тенях, о распавшемся круге друзей произносит его голос. Звучит кусочек «Реквиема» Мартынова, того самого, что звучит и у А. Васильева. Только Васильев уводит мелодию в мистерию, а Любимов – на площадь. Он вспоминает, что Фауст начинался из «книжек для народа», как народная драма, как представление кукольного театра. «У каждого свой Фауст» – могли бы мы сказать. Этот – задыхающийся ритм, перемена стиха. От высокомерного александрийского до разухабистой частушки. Нам, современным зрителям, я уверена, не слишком внимательно читавшим Гете, это сначала странно. Мы помним штамп – великую трагедию о соблазнении ученого чертом, о запроданной душе. Здесь площадное действо, в котором толпа чертенят, предводительствуемая Мефистофелем, напоминает «A Chorus Line» (американская кинокартина по мотивам бродвейского мюзикла, поставленного хореографом М. Беннетом в 1975 г). Они вылетают на сцену в котелках и фраках и степуют так, что самому черту жарко.

Драма об истории человечества – у Гёте. У Любимова – драма о нашей истории. Какое мгновение может остановить Фауста? Последнее. Не пойму, так задумано или получилось случайно, но Фауст старый в исполнении А. Трофимова, благородно седой, с рокочущим голосом, интереснее и личностнее, чем молодой Фауст. Этот незначителен и даже любит без страсти, формально. Не о нем речь, а о Маргарите, действительно, небесном создании, юная девочка с хорошим голосом. Одна из самых трогательных сцен – в тюрьме, когда она сокрушается о смерти ребенка и покорно никого не винит. Подражание немецкой народной песне – поет по-немецки.

Вообще из смены размера стиха Любимов делает часть стиля. Лучше всего звучит монолог Фауста «В начале было дело». Он человек действенный. Сговор Бога с чертом: словно Бог доверяет черту проверить человека на прочность. Брат Маргариты Валентин является в хаки с вещмешком за спиной – вечный солдат с ножом за голенищем. Главная деталь оформления – рама с вертящимся кругом, на котором начертан человек Леонардо да Винчи, венец творения. И рядом – другой рисунок Леонардо, зародыш. Он отлит из льда, похож на дольку апельсина, и в течение спектакля тает. Истекает человеческая жизнь.

Ник. Вильмонт (советский переводчик-германист, литературовед, 1901–1986): «Немецкий “ломаный стих”, основной размер трагедии, чередуется то с суровыми терцинами в стиле Данте, то с античными триметрами или со строфами и антистрофами трагедийных хоров, а то и с топорным александрийским стихом… или же с проникновенно-лирическими песнями, а над всем этим торжественно звенит «серебряная латынь» средневековья…» (Из вступительной статьи к «Гёте И. В. Избранные произведения в 2 томах». – Т. 1. М., 1985.).

Фауст Гете осознает ограниченность человеческих возможностей, уже не мнит себя ни богом, ни сверхчеловеком, он обречен, как все, на посильное приближение к абсолютной вечной цели. Фауст Любимова с самого начала не похож на богоборца, он только мыслитель и действующий человек, философ, наблюдатель, в нем нет гордыни сверхчеловека, есть с самого начала сознание конечности жизни и при этом на словах упорное стремление к цели, как у самого Любимова.

Если человек решил бороться с судьбой, он это сделает. Распался круг друзей, иных уж нет, меня не понимают, просто некому понимать, – так звучит пролог – но я тупо делаю свое дело, пытаясь разобраться в мире. Картины спектакля, которые разворачивает черт перед Фаустом – «поток вечности», картины человеческих страданий, грехов, бессмысленных попыток жить хорошо, суета. Скорее, путешествие этого Фауста под предводительством черта похоже на путешествие по кругам ада Данте. Не случайно Забота ослепляет Фауста (один из самых трогательных эпизодов) – не чтобы он не смог найти формулу красоты, а чтобы он перестал принимать близко к сердцу этот мир. Итог жизни – старость, слепота, беспомощность. Но все равно – «Мгновение, повремени!» Жизнь, ее искушения, соблазны, муки – это прекрасно. Настроение «Трех сестер» Ефремова. Любимов понимает Фауста через себя исключительно, может быть, поэтому его молодой Фауст кажется таким незрелым в чувствах и суждениях.

Статью надо назвать «Фауст. Фрагмент», потому что спектакль идет 1 час 45 минут, а, как с гордостью рассказал Любимов, нам бы пришлось читать трагедию 22 часа.

Вся в золотом, на золотой кровати, Елена, ею соблазняет Мефистофель Фауста, несколько карикатурна, картинна. Все увидено глазами Любимова 85 лет. Поэтому Гретхен – дитя, которым он любуется, поэтому молодой Фауст в этой истории так невнятен и неприятен, даже трусоват.

Лишь тот, кем бой за жизнь изведан, /Жизнь и свободу заслужил.
Народ свободный на земле свободной/ Увидеть я б хотел в такие дни.

Народ в спектакле – толпа, милая, веселая, танцующая под самую знаменитую мелодию Скотта Джоплина (афроамериканский композитор и пианист, – 1917) , это палачи в красных рубахах, здоровенные парни, несущийся через сцену поток степа сопровождается визгом топоров. Отголосок «Пугачева». Есть что-то типично брехтовское в спектакле. Та же бедность, что и в «Добром человеке». Участие студентов добавляет непрофессиональной слаженности, берут чувством.

По мнению Гете, «Фауст», сопровождавший его всю жизнь (замысел возник после 20 лет, начал писать в 25, вернулся к замыслу, когда ему было за 50, закончил первую часть в 57, всего писал 60 лет, и, кстати, не увидел при жизни целиком напечатанным), писался, «образуясь, как облако». Так и любимовский спектакль. Это не сказка вышла, а притча. Это не богоборческий роман, а присказка о том, как человечишка боролся за жизнь и мысль. Он не мог обойтись без иронии. Можно разыскать в этой картинке намеренно, как в шараде (часто повторяется это слово: «новая шарада»), элементы, отголоски других его спектаклей.

Старик своим сужденьем спорит… (найти продолжение)

У Тимура Бадалбейли в сцене с Валентином нога застревает в алюминиевой военной кружке. Он хромает и становится похож на черта с копытом. В руках гитара, блатной перебор струн.

Не тыкай вилами в живот, задушишь плод (найти продолжение)
Шататься с совестью больной (найти продолжение)

Рефреном проходят слова, произносимые Директором театра (Ф. Антипов): «А главное, гоните действий ход. Живей, за эпизодом эпизод».

А. Аникст (советский литературовед, 1910–1988), друг Любимова, комментирует стиль «Фауста» Гете: «От живых разговорных интонаций до трагической патетики, от колкой эпиграммы до захватывающих душу гимнов… Гете с поразительной легкостью переходит от одной тональности к другой, от одного ритмического рисунка к иному: поэтический строй его творения подобен в этом отношении симфонии» («Фауст» – Великое Творение Гёте. К 150-летию выхода в свет. – М., «Знание», 1982). Только в отношении спектакля я бы добавила – симфонии Шнитке.

Любимов, который любит повторять, что не такая он цаца, чтобы его спектакли смотрели долго, делает их для всех, это принципиально. Даже для тех, кто никогда не знал ни о легенде, ни о горе Таганки. Но надо начать статью с предупреждения: можно идти на спектакль, не читая Фауста, но тогда надо уметь слушать, можно читать Фауста, тогда – кайф от сравнения. И в том, и в другом случае желательно уметь думать, то есть, самому с собой, иногда думать о смысле жизни, о цели, о тщете, наконец, о любви. Впрочем, и для тех, кто ничего этого не умеет, есть кое-что. Действие несется бешеными скачками, степ, ничуть не хуже бродвейского, бегает черный пудель красоты неописуемой, голуби четко исполняют свой танец и два типа героя – Фауст – Трофимов и Мефистофель – невероятно обаятельный Тимур (Бадалбейли), ведут диалог о жизни.

* * *

Достоевский-2001, Достоевский нового века.

Шел в трех довольно неожиданных местах: Школе-студии МХАТ (не нарушая интимности учебного процесса, спектакль показывали на фестивале «Балтийский дом»), Театре «Около Дома Станиславского» и непонятно что – в Доме Актера. За каждым спектаклем – имена режиссеров. «Сцены из романа» – основной прием.