Роман Лошманов - Via Roma

• Название: Via Roma
• Автор: Роман Лошманов
• Жанр: Русское современное

Книга о том, что можно увидеть в Александрове и Ленино, в Сингапуре и Бельгии, в Тюмени и Южной Африке, в Северной Осетии и Алтайском крае, в Брянской области и в Смоленской области, в Тырети, Арзамасе и многих других местах света. Некоторые тексты были ранее опубликованы в журналах «Афиша-Еда» и «Афиша-Мир», а также на сайте eda.ru.

---

Мы побывали на одной винодельческой ферме – она называется Fairview, находится примерно в часе езды от Кейптауна. Там всё сделано туристически: не только хорошее вино, но и всё для того, чтобы его было интересно пить. На входе башня, в которой живут горные козы, в кафе к вину дают отличные сыры и свежий хлеб с оливковым маслом (тоже здешним). По деревьям прыгают белки, через дорогу бродят страусы, а посреди пейзажа, напоминающего коктебельский, отражает облака небольшое живописное озеро, перед которым стоит табличка: «Купаться запрещено, крокодилы» (это, кажется, шутка).

***

Столовая гора – мир дикий, космический, куда ведёт земная канатная дорога. Мы поднялись на неё, когда «стол» накрыло «скатертью», проще говоря, облаками. Плоская каменная вершина поросла вереском и жёлтыми цветами, над которыми летают оранжевые птицы. В углублениях лежит чистая вода. Люди кутаются в куртки, ходят среди облаков по каменным тропам и всматриваются вдаль – туда, где молчаливая горная цепочка уходит над океаном к мысу Доброй Надежды. Передвигаются, как молчаливые призраки, по туманным пустошам. Но вот один заговорил: встал с видеокамерой у края километрового обрыва, чтобы снять то, что проявилось из-под улетающего облака – город, море, одинокий зуб горы Львиная Голова, – и комментировал для будущего зрителя: «Ты только посмотри на это! О боже. Фантастика. Ты только посмотри».

***

Из Кейптауна в Преторию мы ехали двое суток. Скорый преодолевает это расстояние (1600 км) за сутки; наш поезд ехал не торопясь, а по ночам надолго останавливался на станциях для лучшего сна пассажиров. Это был Pride of Africa, пятизвёздочный железнодорожный отель.

Разместив багаж в своём купе-номере, где была и двуспальная кровать, и душ, я отправился знакомиться с этим выдающимся составом ближе и обнаружил, что купе не запирается снаружи. Памятка пассажира при этом предупреждала, что, покидая купе, нужно непременно закрывать металлическую штору, а лучше и окно и штору вместе, чтобы во время стоянок не возникало соблазна у людей, стоящих на платформе. Так я понял, что путешествую в комфортабельной крепости на колесах. Состояла она из вагонов в эдвардианском стиле с просторными, как комнаты, купе, отделанными красным деревом и снабженными двуспальными кроватями, душем, туалетом, а кое-где и ваннами. Кроме того, здесь были два вагона-ресторана, вагон-лаунж с глубокими креслами, диванами и небольшой библиотекой (я обнаружил несколько книг на русском), а замыкал поезд обзорный вагон с баром и открытой площадкой.

За окнами потянулись кейптаунские пригороды с торговыми центрами и цветными поселками бедноты с развешанным бельем, вдалеке виднелись горы, которые медленно приближались. У них были зелёные подножия, а склоны меняли под бегущими облаками оттенки всех возможных светлых цветов. От подножий раскрывались веерами долины, расчерченные виноградниками и рядами цветущих слив. Проехали мимо павиана. Всё новые и новые горы напоминали уже плотно прижатые друг к другу слоновьи головы с тяжёлыми хоботами. Потом сделались покатее и красноватее, на каменистых склонах редела растительность, кое-где на вершинах появился тонкий серебристый снег. Поезд вдруг окунулся в короткий тоннель, затем во второй, в третий, а потом темнота вокруг протянулась на целых тринадцать километров. Мы постепенно забирались выше: приближалась полупустыня Кару. Горы становились голыми и редкими, а вскоре почти иссякли, и только кое-где на ровной плоскости стояли одинокие уменьшенные копии Столовой горы. Среди кактусов и прочих колючек, редких акаций и оранжевых холмов термитников расхаживали страусы, паслись антилопы и овцы – белые и белые, но черномордые.

Первых выращивают для шерсти, вторых – для мяса. Так нам объяснил за обедом (было боботи – южноафриканское блюдо из мясного фарша, запеченного с яйцом) местный овцевод Джон, который путешествовал с женой Фионой. Ему было около пятидесяти, он закончил университет, где изучал литературу, но стал фермером. Он же сообщил, что антилопы зовутся спрингбоками, и в красках описал, как охотится на них в окрестностях своей фермы. Джон с Фионой любят путешествовать и незадолго до того побывали в России: проехали из Санкт-Петербурга в Москву на автобусе. Кроме архитектуры, церквей, метро и Пушкинского музея им больше всего запомнилось, что жители, особенно пожилые, на любой вопрос иностранца, как правило, отвечают: «Nyet!». «Я – как отец большого семейства», – рассказывал он про отношения с своими работниками, которые зарабатывают в месяц около двух тысяч рандов. Кроме того, у них бесплатное жильё и за электричество и прочее они не платят тоже. Я посчитал, что это не самые неплохие условия в стране с пятидесятипроцентной безработицей и невысокими ценами (в два-три раза ниже московских). Одним из главных достижений демократической революции, по мнению Джона, стало то, что кроме «white fat cat» в стране теперь есть и «black fat cat». Апартеид, по его же словам, был ужасен, но и сейчас дела не сказать что хороши: белая молодёжь уезжает из страны (в Англию, Австралию, Новую Зеландию), потому что получить работу гораздо проще чернокожему, даже если он хуже образован. Коррупция чудовищная, уличная преступность тоже значительно выросла. «Мы не можем чувствовать себя в безопасности в своей собственной стране», – сказала Фиона. (Тут я, наполовину советский по образованию, впервые задумался о том, что Южная Африка и страна белых тоже.) Во времена апартеида Джон продавал шерсть в том числе и в нашу страну – напрямую СССР не покупал принципиально, но через Маврикий брал с удовольствием. В первую ночь мы проезжали через район, где находится их ферма. (Позже он прислал её фотографию: вид сверху, река, Кару. Я спросил его, с горы ли сделан снимок; он ответил: «С одной из. У меня их несколько». )

Вечером поезд сделал первую остановку в крошечном, состоящем из двух улочек, викторианском городке Майкисфонтейне. Бывший курорт, сейчас это пример того, как сделать туристический аттракцион из ничего: в каждом доме либо музей, либо отель, либо отель, совмещенный с музеем. По главной улице (метров двести) ходит единственный общественный транспорт – экскурсионный даблдекер. Туристов зазывает в него крупный негр с трубой и в котелке. Это едва ли не самая жизнерадостная экскурсия на свете. «Сейчас или никогда! Никогда или сейчас! Шоу начинается! – бодро комментирует он неторопливый вид за окном, временами трубя в трубу своими сильными щеками и легкими. – Обратите внимание! Слева! Первая школа в нашем городе! Она же! Последняя школа в нашем городе! А теперь! Мы поворачиваем! Направо!» – и мы действительно повернули направо, точнее, развернулись и поехали обратно к станции.

Здесь есть музей транспорта: полтора десятка старинных автомобилей, паровоз и несколько вагонов начала-середины двадцатого века (я зашёл в один: ни одного одинакового купе – каждое отличается от предыдущего количеством мест (от одного до трёх), их расположением, наличием или отсутствием умывальника и другими деталями). И есть музей всякой всячины, где собраны, наверное, все вещи, которые когда-либо бывали, но вышли из употребления в Майкисфонтейне: наряды времён англо-бурской войны, зубоврачебное кресло, пуговицы, пузырьки, клещи, гвозди, разного рода мочеприемники и ночные горшки, внушительная коллекция фотоаппаратов (одних только «леек» не меньше десяти). Масштаб собирательского таланта Дэвида Роудона, основателя музея (он же владелец Майкисфонтейна) оценил бы Илья Кабаков.

Я полюбовался напоследок деревом, на котором качались гнезда ткачиков, и отправился в купе переодеться: вскоре должен был раздаться гонг, приглашающий к ужину. А на ужине женщины обязаны быть в вечерних платьях, а мужчины – в костюмах с галстуками (для поездки мне пришлось купить и галстук, и костюм, потому что ни того, ни другого у меня не было, не ношу). Джон пощупал рукав и сказал: «О, меринос!» Я сказал: «Наверное». Он посоветовал обязательно попробовать филе спрингбока. На вкус мясо антилопы напоминало скорее печень. После ужина, когда совсем стемнело, я отправился в последний вагон, на смотровую площадку.

Над землёй нависало глубокое и холодное чёрное небо с необъятной сияющей шалью Млечного Пути, по которому, казалось мне, можно было провести рукой, и незнакомыми созвездиями, сиявшими, как алмазы. Слева от Млечного Пути распростёрся огромный Южный Крест.

Настоящие алмазы мы рассматривали на следующий день, когда поезд добрался до Кимберли, бриллиантовой столицы страны (перед ним была река Оранжевая, которая оказалась зелёной). На станции из поезда выгрузили престарелого пассажира, который не выдержал поездки; его увезли в больницу.

Главное место Кимберли – первая открытая людьми кимберлитовая трубка (она, как и все остальные, названа в честь города). Когда-то на её месте высился небольшой холм, который за несколько лет превратился в самую большую яму, вырытую человеческими руками. Она так и называется: Big Hole. Сейчас это отверстие, из которого было добыто почти три тонны драгоценных камней, представляет собой грандиозный памятник человеческой жадности: полкилометра в диаметре, двести сорок метров глубины (часть засыпана отработанной породой, сверху глубокое зелёное озеро), на голых склонах растут деревья. Рядом музей бриллиантов: снаружи старательская техника и приспособления вроде туалетной железной бочки с седалищем сверху, внутри экспозиция с копиями знаменитых бриллиантов и магазин с настоящими; выдающихся среди них нет – те продают на экспорт. Не помню, услышал ли я это от гида или вычитал после, но вот факт: старатели не сразу поняли секрета кимберлитовой трубки и того, что кимберлит – алмазосодержащая порода. Они строили из него дома, и позднее почти все эти первоначальные здания были разрушены: в стенах находили драгоценные камни.