Роман Лошманов - Via Roma

• Название: Via Roma
• Автор: Роман Лошманов
• Жанр: Русское современное

Книга о том, что можно увидеть в Александрове и Ленино, в Сингапуре и Бельгии, в Тюмени и Южной Африке, в Северной Осетии и Алтайском крае, в Брянской области и в Смоленской области, в Тырети, Арзамасе и многих других местах света. Некоторые тексты были ранее опубликованы в журналах «Афиша-Еда» и «Афиша-Мир», а также на сайте eda.ru.

---

Главное место Кимберли – первая открытая людьми кимберлитовая трубка (она, как и все остальные, названа в честь города). Когда-то на её месте высился небольшой холм, который за несколько лет превратился в самую большую яму, вырытую человеческими руками. Она так и называется: Big Hole. Сейчас это отверстие, из которого было добыто почти три тонны драгоценных камней, представляет собой грандиозный памятник человеческой жадности: полкилометра в диаметре, двести сорок метров глубины (часть засыпана отработанной породой, сверху глубокое зелёное озеро), на голых склонах растут деревья. Рядом музей бриллиантов: снаружи старательская техника и приспособления вроде туалетной железной бочки с седалищем сверху, внутри экспозиция с копиями знаменитых бриллиантов и магазин с настоящими; выдающихся среди них нет – те продают на экспорт. Не помню, услышал ли я это от гида или вычитал после, но вот факт: старатели не сразу поняли секрета кимберлитовой трубки и того, что кимберлит – алмазосодержащая порода. Они строили из него дома, и позднее почти все эти первоначальные здания были разрушены: в стенах находили драгоценные камни.

После Кимберли нам обещали озеро Камферс-Дам, где живут десятки тысяч фламинго. Пассажиры собрались на открытой площадке и ждали их появления с нетерпением. Вот, наконец, оно показалось, всё в розовых птицах. Все бросились фотографировать, а когда озеро осталось далеко позади, на смотровую площадку выбрался человек с камерой, вооруженной объективом размером с ручной пулемёт, поставил её на одноногий штатив, со скоростью опять же пулемёта сделал сотню снимков и спокойно ушёл, оставив пару шуток.

Вечером я сидел и подписывал открытки с поездом в последнем вагоне, когда окно рядом треснуло от брошенного камня. «Это дети. Простите», – сказал бармен и задёрнул окно занавеской.

Наутро мы должны были остановиться на станции Центурион. На ней к составу прицепляют для торжественного въезда в Преторию паровоз; он мог бы везти поезд и всю дорогу, но в ЮАР не так много угля и дров. До времени, указанного в расписании, оставался примерно час, когда поезд встал и стоял, словно ожидал чего-то важного. Я сидел в купе, глядел в окно, поглядывал на часы. Наконец, решил выйти и посмотреть, чем заняты другие пассажиры. Оказалось, все покинули поезд: это и был тот самый Центурион. Они фотографировались на фоне гордого блестящего паровоза. Он разводил пары и готовился к отправлению. Из пробегавших мимо жёлто-серых электричек махали руками южноафриканцы.

Мы проезжали мимо цементного завода где-то между Йоханнесбургом и Преторией, когда пожилой джентльмен-африканер, стоявший со мной на обзорной площадке, спросил меня, чем я зарабатываю на жизнь. Перед поездкой нас попросили не говорить, что мы журналисты, чтобы не смущать отдых пассажиров. И я сказал то же, что Джону и Фионе: «Я писатель». Он в свою очередь оказался промышленником, осведомлённым, что именно за завод мы только что видели.

На вокзале в Претории нас ждали с табличкой «Русские журналисты». Так всё открылось. Джон сказал: «Журналисты, значит». Но они с Фионой не обиделись, мы до сих пор переписываемся. Старшего их сына я встретил несколько лет спустя: он занимался маркетингом колбасной фирмы из Йоханнесбурга и приехал в Москву на продовольственную выставку. Недавно он женился на дочери габсбургской принцессы, которая приехала работать врачом в Йоханнесбург. А Джон теперь гордится своим внуком Карлом.

***

Расположенный совсем рядом с Преторией Йоханнесбург (местные называют его Джобург, Joburg) – чуть ли не единственный мегаполис (восемь миллионов жителей) мира, который возник не у воды: ни моря, ни крупных рек и озёр поблизости нет. Он возник на золоте и благодаря золоту. До сих пор в городе много длинных и ровных желтоватых холмов (они так и называются – yellow hills), напоминающих гигантские насыпи: это отработанная золотоносная порода. Сейчас её снова пускают в дело, потому что современные технологии позволяют выбирать ещё больше золота. Вообще этого металла здесь много, но в каждой тонне породы содержится всего девять граммов, поэтому дешевле перерабатывать отходы, чем добывать его из шахт, глубина которых достигает уже двух километров.

О том, как богат этот город, говорит торгово-деловой район Сандтон с песочного цвета небоскребами и сверкающим моллом Sandton City, к которому прилегает площадь Нельсона Манделы. Сам он, в виде шестиметровой бронзовой статуи, шагает к фонтану в своей рубашке-мадибе. О том, как Джобург беден, рассказывают пригороды, townships, где проживает основная масса негритянского населения. Всего пригородов восемь; внутри они районированы (по крайней мере, так было раньше) по языковому принципу; в стране 11 официальных языков, из них только африкаанс и английский европейского происхождения.

Соуэто (Soweto – South-Western Township) – самый крупный, самый благополучный и самый известный из пригородов. Здесь набирал силу Африканский национальный конгресс, здесь начиналась негритянская революция, здесь есть улица, на которой в своё время жили сразу два нобелевских лауреата – Нельсон Мандела и Десмонд Туту. В доме Манделы теперь живёт его бывшая жена Винни и расположен детский центр. Недалеко от него мы встретили похоронную контору «21st Century Funerals». На витрине расписаны услуги: она предлагает похороны под ключ, включая аренду пятидесяти стульев и четырёх столов – наверное, для поминок.

В Соуэто нас повёз человек, который специализируется на подобных экскурсиях для иностранцев. Мы ехали по пригороду, разглядывая придорожные столбы, на которых висели листы с шапками разных газет, и продавцов этих газет, подходящих к машинам на перекрёстках, пикапы (самый распространённый в городе вид транспорта), полные людьми или буханками белого хлеба, магазины и окружающие их бесконечные, тянущиеся до самого горизонта плоские разноцветные трущобы, над которыми высятся две широкие трубы бывшей электростанции (одна из них в религиозной живописи). Наконец остановились у небольшого рынка с овощными лотками и загоном, в котором толклись чёрные овцы. Гид сдал нас проверенному парню, и тот повел вглубь улицы образцово-показательной нищеты. Мы шли вдоль хижин, сделанных из подручных материалов. На заборе построенного таким же образом детского сада висел знак с перечёркнутым пистолетом: «Зона, свободная от оружия». В чистых двориках белозубые женщины, развесив постиранное белье, сидели с подругами. Из самодельных дверей выглядывали молчаливые малыши. Молодой отец семейства поливал крошечный газон, подсоединив к колонке длинный шланг. Пройдя метров сто пятьдесят, мы дошли до перекрёстка с продуктовым магазином. Тот напоминал сарай в среднерусской полосе, только украшенный логотипом «Кока-колы». Гид сказал, что дальше идти опасно и надо возвращаться. От предложения зайти к кому-нибудь в гости мы отказались – нам и так было неловко – как будто мы шли по зоопарку, причём в качестве зверей. Так же неловко расплатились за прогулку; парень сказал, что деньги пойдут на нужды «местного сообщества».

В июне 1976 года в Соуэто прошла демонстрация школьников и студентов, которая вылилась в то, что теперь называют «Soweto uprising», соуэтским восстанием. Массовые выступления начались после того, как власти решили ввести в негритянских школах обучение на африкаанс. Точнее так: на африкаанс должны были преподаваться математика и общественные науки, на английском – естественные науки и то, что у нас называют слово «труд», а на местных языках – религия, музыка и физкультура. Дети ответили шумными акциями под лозунгом «To hell with Afrikaans». Эти слова писали на картонках и фанерках, они есть в Мемориале Гектора Петерсона. Гектор – двенадцатилетний мальчик, которого во время демонстрация застрелила полиция; он стал героем. По музею водят группы школьников, они смотрят на оружие полицейских, огромные чёрно-белые фотографии насилия и читают вслух, под руководством учителя, освободительные тексты. В туалете музея висит контейнер для бесплатных презервативов (правда, пустой) – в стране каждый пятый ВИЧ-инфицирован. У мемориала ряды с сувенирами. Продавцы настойчивы, но не привязчивы. Один, узнав что я из России, сказал «dobryden» и пытался продать мне оранжевую рубаху, которая мне была ужасно велика, но он убеждал, что так и надо. Напротив сидели пожилые женщины, торговавшие бусами, серьгами и прочим, сплетённым из разноцветного бисера. Я купил бирюзово-оранжево-белый браслет, надел его, и гид-водитель сказал мне: «Zulu boy».

Недалеко от Йоханнесбурга есть Львиный парк, Lion Park – для тех туристов, которым недосуг ехать в Национальный парк Крюгера. Там живут не только львы, но и страусы, жирафы, гиены, гепарды, читы, зебры и антилопы – спрингбоки, блесбоки, гемсбоки, импалы и гну. Детёныши гиен и львов живут вместе в специальном вольере, вход в который доступен всем. Человеческие дети не отходят от детёнышей ни на шаг: и львят, и гиенят можно даже погладить – главное, не около хвоста, и возле головы не стоит. Маленькие львы на зрителей не обращают никакого внимания и только дышат языками от жары; у детёнышей гиены лежат на земле длинные и тонкие половые органы: как у мужских особей, так и у женских – в этом смысле их отличить трудно.