Протоиерей Алексей Мокиевский - Незавершенная Литургия

• Название: Незавершенная Литургия
• Автор: протоиерей Алексей Мокиевский
• Жанр: Религия
• Год: 2016
• ISBN: 978-5-88353-693-8

Роман протоиерея Алексия Мокиевского можно отнести к историческому жанру, однако в нем есть все: правда и художественный вымысел, чудо и фантастика. В 20-е годы прошлого века в одном из храмов Русского Севера прямо во время Литургии Губчека арестовывает священника, и служба остается незавершенной… Главные герои пытаются разгадать тайну заброшенного храма.

---

– Ну, вроде как он попытается скрыться, а мы…

– Ты чего это удумал?!

– Посуди сам. Раз он враг, что мы будем с ним возиться? К стенке его, и все дела. А нельзя так, то при попытке к бегству…

– Нет уж, пусть его народный суд судит. Пусть в каталажке вшей покормит, там ему бороденку остригут, макушку побреют, научат трудиться на благо Родины. А то привык, мироед, к подношениям. Рук, поди, не намозолил. Все ему подай да принеси. Разъелся, паразит, брюхатый, поди, как баба на сносях…

– Так ты не видел его?

– Когда б я его видел? Да они все одинаковые.

– А как, если не узнаем, который поп?

– Ну, ты загнул, попа да не узнать. У него крест на пузе.

– И все-таки. Ты смог бы попа пристрелить?

– А мне все один черт: что поп, что буржуй, что сволочь белогвардейская. У меня к ним, к контрам, нет пощады. Было их время, а теперь моя власть…

* * *

«…властию Его, мне данною, прощаю и разрешаю ти, чадо, вся грехи твоя, во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь». – Священник накрыл епитрахилью голову последнего исповедника и наложил крестное знамение. Этим последним был пономарь. Он был одет уже в стихарь. Старинный дар неких благодетелей из дорогой листовой парчи – его торжественное одеяние было уже изрядно поношено, но крест на спине, вышитые золотом спереди на плечах крылья горели огнем и выглядели будто новые. Это было любимое облачение покойного отца диакона, теперь, кроме пономаря, его надеть было некому.

Отец Георгий вошел в алтарь и встал у престола. Перед глазами на аналое был раскрыт служебник с крупными буквами. Служил батюшка часто и литургию знал наизусть, но книга неизменно лежала перед ним как гарант его безошибочного служения. В алтаре было светло. Необычное в это время года солнце радовалось празднику и сквозь решетчатые окна проникало во святая святых. В снопах солнечных лучей клубились завитки кадильного дыма. В наступившей тишине батюшка едва слышно читал «Царю Небесный…» с воздетыми руками, подняв глаза на Спасителя. Восстающий из гроба с хоругвью в руке, Христос благословлял служителя пробитой десницей.

Божественная Литургия, которую в народе попросту называют обедней, – великое служение, свершаемое с привычной обыденностью. Тысячи священников по всей Руси Православной ныне приготовили хлеб и вино, чтобы при содействии Духа Святаго претворить их в Тело и Кровь Христа, принести Господу бескровную жертву во спасение всех живых и мертвых. И здесь, в этом таинстве Евхаристии, как бы ни велика была роль священника, главным совершителем чуда является Бог.

«Слава в вышних Богу…» – творил молитву отец Георгий. Его наставник, пожилой архиерей, как-то говаривал ему: «Когда служишь литургию, делай это так и относись к служению так, будто это твоя последняя литургия. Здесь не должно быть привычки или только формы служения. Здесь надо гореть молитвою. А то так можно и обезьяну выдрессировать служить, но только не будет это Литургией, а сплошной театр, если не цирк. На то ты и поставлен у престола, чтобы литургисать с пламенною верою в сердце и этим пламенем зажигать сердца людей».

«Господи, устне мои отверзи, и уста мои возвестят хвалу Твою». – Отец Георгий поднял с престола тяжелое, обложенное серебром с эмалями Евангелие, поставил его вертикально и склонил к нему голову. Холодный металл оклада коснулся лба. Замерло все вокруг. Воцарилась звенящая тишина. В эти несколько мгновений перед мысленным взором священника проносились лица людей с их распахнутыми душами, строгие лики святых на храмовых образах и, почему-то, «адамова голова» – череп праотца со скрещенными костями, из храмовой Голгофы. Казалось, время остановилось.

Воспрянув от сиюминутного забытья, священник выпрямился, поднял двумя руками Евангелие и, начертав им крест поверх антиминса, громко возгласил: «Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веко-ов». «Амии-инь», – протяжно отозвался клирос. Литургия началась.

* * *

– Меня бабка в церковь водила. В детстве. А потом случай один с ней приключился. Однажды во время службы кто-то пальтушку ее старую унес. Ну, украли, стало быть, пока она молилась. Она сильно тогда возмутилась, осерчала на это и перестала в церковь ходить. И меня не пускала…

– Из-за пальто?

– Да нет же. Она так не жадная была. Жили бедненько, но не жаловались, и если кому помочь, то не отказывала бабка. Милостыню всегда подаст. Ее возмутило то, что в церкви, где учат – «не кради», ее обокрали такие же, как она, богомольцы.

– У них это завсегда так – учат одному, а как до дела, так другое. Видел я одного попа, который во время поста курочку жареную трескал. Я ему: «Как же это вы, дескать, поста не придерживаетесь?» А он мне: «Пусть постятся те, у кого денег нет».

– Да, нет им веры. Дурят простой люд, а сами живут припеваючи. А те, дурачье несознательное, и радехоньки лбы в церкви разбивать.

– Погоди немного, вот мы церкви скоро все закроем, попов всех ликвидируем, как паразитический класс, наладим антирелигиозную агитацию, и тогда народ образумится. Не в царство небесное будет стремиться, а здесь, на земле, будет строить себе рай, на основе всеобщего равенства и братства.

– С ними нам коммунизм не построить, они так и будут нас тащить назад. Надо бы поскорее с ними разделаться. Только как бы это людям объяснить, что это для их блага, для блага трудового народа мы всю эту нечисть выкорчевываем. Они-то к попам привыкли, еще и защищать бросятся.

– Прям так и бросятся. Надоели эти мироеды всем честным людям хуже горькой редьки. Дай им волю, так они и сами их порвут. А старухи, что в церкви стоят, – что с них толку, их не переделаешь. Ну, повоют, погомонят и стихнут. Может, прихвостни поповские и найдутся. С такими разговор короткий – дуло в ноздрю, и язык прикусят.

* * *

Отзвучала мирная ектения, запели антифоны, за ними «Паки и паки», и вот уже священник открыл царские врата на вход с Евангелием. Запели блаженны. Пономарь возжег свечу на выносном подсвечнике. Оживился церковный люд, кто-то крестился, кто-то, кряхтя, поднимался с лавки, притихли особо говорливые, дети вытянули худые шейки. Батюшка поднял тяжелое Евангелие на уровне лба и, не спеша обойдя вокруг престола, вынес святую книгу в драгоценном окладе через боковую дверь. Пономарь предшествовал ему со свечой, сгорбившись и шаркая ногами по солее. Поступь же священника была величава и торжественна. Этот короткий путь он всегда проходил с особым достоинством, раньше ему не доводилось выносить Евангелие, обычно на службе это дело диакона, но с тех пор, как его не стало, отцу Георгию пришлось переучиваться на новый лад, учиться совершать литургию в одиночку. И этот момент – вынесение Евангелия – ему особенно нравился. Остановившись против царских врат, батюшка прислонил Книгу к левому плечу, благословил вход, а затем двумя руками высоко воздвиг Евангелие и, осенив им врата, возгласил: «Премудрость, прости».

Когда-то давно, когда отец Георгий был еще мальчиком Жоржем, родители приводили его в церковь, и он завороженно следил за службой. Он ждал этого момента, входа с Евангелием; когда впервые отверзались царские врата и процессия служителей шествовала из алтаря вдоль по солее, ему казалось, что они не касаются ногами пола, а плывут, несомы невидимыми ангельскими силами в сиянии золотых высверков. Высокий диакон чинно выступал с большим Евангелием; Жоре казалось, что, окованное златом, оно должно быть очень тяжелым, но служитель нес его без видимых усилий, словно оно и вовсе было невесомым. И тогда мальчику представлялось, что нет и не может быть на земле выше служения и достойнее занятия для человека, чем вот так нести Слово Божие людям, как самую драгоценную святыню. Но жизнь его сложилась так, что в тот момент, когда юноша созрел для посвящения в сан, мир вокруг него пошатнулся и ему долго еще пришлось смотреть на Литургическое действо глазами мирянина.

Он не смог закончить духовную семинарию и всему обучался самостоятельно, словно губка, впитывая непростую науку богослужения. Его наставниками стали отцы прославленной Пустыни, единственного не закрытого еще монастыря. Сами простецы, они между тем свершали божественные службы, неукоснительно следуя древним уставам, не поддаваясь современным нововведениям. И так горели Духом, что посрамляли образованнейших витий обезбожившегося века сего. К ним на все службы ходил юный Жорж, легко преодолевая двадцать верст до Пустыни. Многажды просил их юноша о монашеском постриге, но всякий раз отцы отшучивались, говоря: «Сейчас только вороны в чернецах». Как сейчас уже понял он, его щадили, не спешили облачить его в одежды монашеские. А сами тем не менее один за одним восходили, каждый на свою Голгофу, пока наконец обитель совсем не опустела. Последний игумен, прежде нежели покинуть ее стены, прощался с паствой, а затем, призвав к себе Георгия, благословил его со словами: «Жаль мне тебя, не сможешь ты в миру, чадо Божие, здесь в соседнем уезде на покое живет один владыка, поезжай к нему, поживи рядом с ним, он на тебя посмотрит, может, благословит он тебя на священнослужение». И бумажечку дал с адресом, а в бумажке деньги на дорогу.