Элизабет Костова - Историк

• Название: Историк
• Автор: Элизабет Костова
• Издательство: АСТ
• Жанр: Триллер
• Год: 2005
• ISBN: 5-17-031087-0

Шедевр, которому критики прочат судьбу «Кода да Винчи»… Интригующая и захватывающая смесь загадок прошлого, мистики и реальности!

Старинный манускрипт и пачка пожелтевших писем — ключ к тайне ГРАФА ДРАКУЛЫ! К тайне, разгадать которую пытались многие. И многие поплатились за это жизнью… Но даже это не останавливает молодую женщину-историка, стремящуюся найти ИСТИНУ в пугающих легендах о Владе Цепеше, талантливом полководце — и кровавом, безумном маньяке, чье имя стало синонимом слова «ЗЛО».

Она всего лишь хотела узнать больше о своей семье и открыла старинную рукопись. И теперь ей предстоит по крупицам загадочных недомолвок и обрывочных воспоминаний воссоздать картину жизни трансильванского «князя тьмы» и пройти по бесконечному пути его страстей и страданий.

---

С тем же успехом, подумалось мне, он мог бы сказать, что ему не нравится, когда портрет смотрит на него.

— Примерно так Влад Дракула должен был выглядеть около 1456 года, в начале своего правления Валахией. Ему было тогда двадцать пять лет, по меркам своего времени он получил хорошее образование — и прекрасно ездил верхом. В последующие двадцать лет он погубил тысяч пятнадцать своих соотечественников, отчасти по политическим соображениям, но больше — ради удовольствия видеть их смерть.

Тургут задернул шторку, и я порадовался, что не вижу больше этих страшных горящих глаз.

— Я хотел показать вам несколько редкостей, — продолжал Тургут, указывая на деревянный секретер. — Вот здесь у меня — печать Ордена Дракона. Я нашел ее на рынке древностей у старой гавани. А это — серебряный кинжал времен начала оттоманского владычества над Стамбулом. Я полагаю, что его использовали для охоты на вампиров — на эту мысль наводит надпись на рукояти. Цепи и клинья, — он указал на соседнюю полку, — увы, орудия пытки, может быть даже из самой Валахии. А вот, коллеги, жемчужина коллекции.

Он поднял стоявшую на краю столика шкатулку и откинул инкрустированную крышку. Внутри, в складках потускневшего черного атласа, лежали несколько острых орудий, напоминавших инструменты хирурга, а рядом — миниатюрный серебряный револьвер и серебряный нож.

— Что это? — Элен нерешительно потянулась к шкатулке и тут же отдернула пальцы.

— Подлинный набор инструментов охотника за вампирами, — гордо объявил Тургут. — Вероятно, из Бухареста. Несколько лет назад мне привез его друг — антиквар. Таких наборов существовало довольно много — в восемнадцатом девятнадцатом веках их продавали в Восточной Европе путешественникам. Здесь полагалось быть еще чесноку — вот в этом отделении, но я свой повесил на стену.

Проследив его взгляд, я увидел гирлянды головок чеснока, висевшие по обе стороны двери, перед глазами сидящего за столом. У меня мелькнула мысль — как неделей раньше в разговоре с Росси, — что скрупулезность профессора Бора переходит в безумие.

Теперь, через много лет, я лучше понимаю свою первую реакцию: настороженность, которую вызвал у меня кабинет Тургута с его шкафчиком, полным орудий пытки, и обстановкой, достойной замка Дракулы. Дело в том, что интересы историка во многом выражают его самого — ту часть души, которую он предпочитает скрывать даже от самого себя, давая ей волю только в научном исследовании. Нельзя отрицать, что по мере того, как мы отдаемся предмету исследований, он все больше вторгается в наше сознание. Через несколько лет после того я был с визитом в одном американском университете — не в нашем, — и меня познакомили с одним из первых историков нацистской Германии. В своем просторном доме на окраине кампуса он собрал не только литературу по своей теме, но и коллекцию парадного фарфора Третьего Рейха. Собаки — две здоровенные немецкие овчарки — день и ночь патрулировали двор. За напитками в гостиной, где собирались сотрудники факультета, он горячо рассказывал мне, как ненавидит преступления гитлеризма и как стремится в мельчайших подробностях обнажить их перед цивилизованным миром. Я рано ушел с вечеринки, опасливо обошел сторожевых псов и долго не мог отделаться от отвращения.

— Вы, может быть, думаете, что это уж слишком, — извиняющимся тоном заметил Тургут, видимо, прочитав по лицу мои мысли; он снова кивнул на гирлянды чеснока. — Просто дело в том, что мне не нравится сидеть здесь в окружении! злых дел прошлого без всякой защиты, понимаете? А теперь взгляните, зачем я привел вас сюда.

Он усадил нас в кресла-качалки, обитые дамасской парчой. На резной спинке своего кресла я заметил инкрустацию — не костью ли? — и не стал на нее откидываться. Тургут снял с полки тяжелую папку и достал из нее рукописные копии документов, которые мы совсем недавно просматривали в архиве, наброски карт, такие же, как у Росси, только скопированные более тщательно, и, наконец, письмо. Взяв его в руки, я увидел адрес университета, напечатанный вверху листа, и подпись Росси. Я сразу узнал руку: хорошо знакомые мне колечки "В" и "R". И дата отправления: в то время Росси действительно преподавал в Штатах. Несколько строк письма подтверждали рассказ Тургута: он, Росси, ничего не знает об архиве султана Мехмеда Второго. Он сожалеет, что должен разочаровать профессора Бора и желает тому успехов в работе. В самом деле, загадочное письмо.

А Тургут уже протягивал мне маленький томик в старинном кожаном переплете. Я с трудом сдержался, чтобы не вцепиться в него, но совладал с собой и дождался, пока владелец, перелистав страницы, предъявит нам чистые форзацы и, наконец, гравюру на развороте — знакомый уже коронованный дракон с угрожающе распростертыми крыльями, сжимающий в когтях вымпел все с тем же единственным грозным словом. Я открыл собственный портфель, который захватил с собой, и достал свой экземпляр. Тургут положил оба тома рядом на стол, открыв каждый на середине. Мы сравнивали наши сокровища, и каждый видел, что гравюра одна и та же — его оттиск темнее и занимает страницу от края до края, мой чуть бледнее, но это один и тот же дракон. Одинаковым было даже смазанное пятнышко у кончика драконова хвоста, словно щербинка на клише размазывала краску. Элен угрюмо молчала.

— Поразительно! — выдохнул наконец Тургут. — Мне и не снилось, что наступит день, когда я увижу вторую такую книгу.

— И услышите о третьей, — напомнил я. — Вспомните, третью я видел собственными глазами. И у Росси тоже гравюра ничем не отличалась.

Тургут кивнул.

— И что бы это значило, друг мой? — Он уже разложил рядом с книгами свои копии карт и обводил пальцем силуэт дракона, сравнивая его с очертаниями реки и вершин. — Поразительно! Как я раньше не заметил? В самом деле повторяется. Дракон — карта! Но карта чего?

Его глаза блестели.

— Именно это пытался выяснить в вашем архиве Росси, — вздохнул я. — Если бы он успел сделать следующий шаг, тогда или позже…

— Может быть, он его сделал… — задумчиво проговорила Элен, и я недоуменно обернулся к ней.

В ту же секунду дверь между гирляндами чеснока распахнулась и оба мы подскочили от неожиданности. Но на пороге возникло не устрашающее видение, а маленькая улыбающаяся женщина в зеленом платье. Все мы встали, чтобы поздороваться с женой Тургута.

— Здравствуй, дорогая. — Тургут втянул ее в комнату. — Я рассказывал тебе о своих друзьях, профессорах из Соединенных Штатов.

Он любезно представил нас, и миссис Бора, ласково улыбаясь, пожала нам руки. Она была ровно в пол Тургута ростом — зеленые глаза под длинными густыми ресницами, тонкий нос с горбинкой и вихрь рыжеватых кудрей. По-английски она говорила медленно, тщательно выговаривая слова.

— Возможно, муж не дал вам есть, нет?

Мы вскричали, что он накормил нас до отвала, но она только покачала головой:

— Мистер Бора не умеет хорошо накормить гостей. Я… браню его!

Она погрозила мужу крошечным кулачком. Тот явно наслаждался.

— Я ужасно боюсь своей жены, — сообщил он нам.

— Настоящая свирепая амазонка!

Элен, на две головы возвышавшаяся над миссис Бора, улыбалась обоим. В самом деле, пара была неотразима.

— А теперь, — продолжала миссис Бора, — он мучает вас своей ужасной коллекцией. Извините.

Через минуту мы снова сидели на мягких диванах, и миссис Бора, сияя, разливала нам свежий кофе. Теперь я заметил, как она красива — красотой маленькой птички, — тихая женщина лет сорока. Ее запас английских слов был не слишком велик, но она использовала их с добродушным юмором, словно муж каждый день притаскивал домой англоязычных гостей. Одета она была с простым изяществом и выразительно жестикулировала при разговоре. Я представил ее в детском саду, где она работала, — как малыши толпятся вокруг нее и ребячьи макушки достают ей почти до подбородка. Я задумался, есть ли у них с Тургутом свои дети: в комнате не было детских фотографий, а спрашивать мне не хотелось.

— Муж показывал вам город? — расспрашивала Элен миссис Бора.

— Да, немного, — отвечала Элен. — Боюсь, мы сегодня отняли у него много времени.

— Нет-нет, это я отнимаю у вас время! — Тургут с явным удовольствием прихлебывал кофе. — Но у нас еще много дел. Дорогая, — обратился он к жене, — мы собираемся искать пропавшего профессора, и несколько дней я буду очень занят.

— Пропавшего профессора? — невозмутимо улыбнулась миссис Бора. — Очень хорошо. Но сперва надо обедать. Надеюсь, вы едите обед? — обернулась она к нам.

Я думать не мог о еде и старался не смотреть на Элен. Моя спутница, однако, ничуть не удивилась.

— Спасибо, миссис Бора. Вы очень добры, но нам пора возвращаться в отель. В пять часов у нас назначена встреча.

— Да? — Для меня это было новостью, но я послушно подыграл ей: — Верно. С одним американцем. Но я надеюсь еще встретиться с вами обоими.