Тош Трюфельд - Тентаклиада. Книга щупалец

• Название: Тентаклиада. Книга щупалец
• Автор: Тош Трюфельд
• Жанр: Любовно-фантастические романы
• Год: 2017

Легенда о юноше, превращённом в осьминога, пересказывается по всему свету с незапамятных времён. Но тем заманчивее возможность рассказать всё так, как происходило в действительности. Королевство Локрум дремлет в объятьях моря. Над затопленными улицами проносятся рыбьи стаи, а несчастный принц Марко затаился в подводной пещере, не понимая, как всё исправить. Самые мрачные бездны не в море, а в человеческой душе. Ему предстоит погрузиться на дно, подняться к вершинам по руслам рек и попытаться ответить: что делает человека человеком? Что превращает человека в чудовище – и наоборот? Чем измерить искренность любви? Где кончается вера и начинается бегство от жизни? Кому отвечать за поступки и кому платить за ошибки? Разум и чувства – как щупальца: они кишат вокруг, свиваясь в узлы, и пульсируют. Так сложно заставить их двигаться синхронно и слаженно. Но так необходимо, если ты осьминог. Так необходимо, если ты человек…

---

– Их королевские величества, владыки Млена король Драган и королева Сузана!

Марко вжал голову в плечи и взялся потеть.

– И её королевское высочество, принцесса Лаура!

Снова взвыли виолы и лютни, воздух наполнился шарканьем подошв и шуршанием тканей – толпа вдоль стен сморщивалась в глубоком поклоне. Марко судорожно представлял, как он вырывается из этого душного зала, выбирается на крышу, глубоко впускает в себя свежий воздух, отдирает от горла колючее жабо, как бросается в холодное чистое море… Как сидит на дне и смотрит оттуда наверх сквозь толщу вод, укрывающих от всех этих шумных людей и их правил…

Его отец, король Милан, владыка Локрума, похохатывая и покачивая внушительным, пурпурного бархата пузом, вышел вперёд, навстречу гостям. Он слегка кривлялся, стараясь смягчить излишнюю формальность приёма, и помахивал руками вокруг себя, растопырив пухлые пальцы в аметистовых перстнях. По традиции владыки Локрума на торжествах всегда облачались в геральдические цвета: король – в фиолетовый пурпур, королева – в охряное золото.

– О-хо-хо, Драган! Как славно, как славно, мой добрый друг! – гудел он большим добродушным шмелём, заключая долговязого короля в объятия и хлопая по сухой, как доска, спине.

– Сузана, ваше величество! – король Милан сделал было попытку заграбастать и повелительницу Млена, но вовремя сдержал порыв. Королева Сузана улыбнулась, изысканно склонила голову и расправила пышные юбки. Матушка Марко ответила в той же манере.

– Мы очень рады вам, Сузана, – тепло произнесла королева Брана, которая, помимо виртуозной игры в тары, всегда умудрялась сочетать в своих интонациях искренность с деликатностью этикета.

– И маленькая Лаура с вами! Как прекрасно! Просто красавица! – размахивал аметистами на пальцах король Милан.

Марко по-прежнему пялился в ослепительный паркет и категорически отказывался смотреть в ту его часть рядом с перевёрнутыми королём и королевой Млена, где стояло что-то такое бледное, тоже перевёрнутое и ужасно девчоночье. И как он ни представлял себя недосягаемым на морском дне, шёпот Браны вытащил его из спасительного плена:

– Марко! Вперёд уже!

На одеревенелых негнущихся конечностях принц вышел из-за охрово-лучистого кринолина матушки, глядя по-прежнему в пол, но краем глаза отмечая, что принцесса аналогичным манёвром выплывает ему навстречу. Сделав ещё несколько неуверенных шажков, он встал как вкопанный и отвернул голову вбок, словно гвардеец на параде. Смотреть куда угодно, но только не перед собой. Принца овеяло лёгким, еле уловимым ароматом ванили.

– Премного счастлив наблюдать ваше высочество в нашей скромной обители, – не слишком дружелюбно пробурчал Марко себе под нос и неуклюже поклонился, не поворачивая головы. Боковое зрение сообщило, что очертания принцессы изобразили ответный реверанс.

– Чувствуйте себя как дома, ваше высочество, – хмуро добавил принц, и внезапно, как снег на голову, он услышал тихий, тоненький, будто игрушечный колокольчик, голос:

– Прошу прощения, принц Марко, но, на мой взгляд, вашим слугам не следует столь ревностно натирать паркет; он у вас такой гладкий, что можно поскользнуться и сломать шею.

Кровь ударила Марко в голову, он вздёрнул глаза на произносившую эти неслыханные слова принцессу, и в мгновение ока мир изменился. Изменился раз и навсегда, неумолимо и бесповоротно. Куда-то исчезли все звуки, все люди. Марко не слышал, как по Оливковому залу шелестит вздох удивления, и как королева Сузана страшным шёпотом пытается одёрнуть дочь. Мир перевернулся, раскололся, верх стал низом, надир – зенитом, и Марко вдруг понял, что он сейчас – не сам принц, а всего лишь собственное отражение в блестящем паркете. Он не знал, что происходит с ним. Перед собой он видел только эту невероятную девочку, которая смотрела прямо на него, прямо ему в лицо, в пику всем нормам приличия, с абсолютно равнодушной полоской губ, но смеющимися глазами. Смеющимися над ним, принцем Марко, глазами.

На ней было кукольное платье из серебристо-серого шёлка, довольно скромное, однако затейливое и расшитое варанским кружевом. Разумеется, маленький принц понятия не имел, чем варанское кружево отличается от любого другого, да и не было это важно. Её локоны были сияющим облаком, и казалось бесспорным, что именно они дают свет этому месту, а вовсе не люстры. Ангел спустился с небес? Этого Марко не знал. Как не знал он и того, какие силы заставили его в тот момент протянуть руку и произнести, не моргая и не отрывая глаз, словно шевеля во рту чужим языком:

– Вы можете опереться на меня, ваше высочество. Так вы сведёте шансы сломать шею к минимуму.

9

– Так вы сведёте шансы сломать шею к минимуму! – крикнул Марко, стараясь переорать гром, и ловко приземлился на кособокие каменные пластушины, обретая, наконец, под ногами твердь после долгого плавания. Если земли острова Грк и проклинали каждого вступившего на них, то принц только что схлопотал эту чёрную метку, и поворачивать было поздно. Берега громоздились из ощеренных острыми глыбами неприступных скал. Чтобы хоть как-то пробраться вглубь острова, надо было искать слепые в дождевой пелене трещины и прорехи, достаточно широкие для мужественного и промокшего Маркова тела.

На следующее утро, после того судьбоносного дня в Оливковом зале, королева сказала, что гордится сыном, а король похлопал по спине огромной пятернёй. «Нашёлся, что ответить, весь в отца!» – воскликнул тогда Милан. – «Сведёте шансы сломать шею к минимуму, говоришь? А-ха-ха-ха-ха!». В ответ на похвалу девятилетний Марко важно и без тени сомнения указал родителям на то, что намерен жениться. Королева Брана улыбнулась в то утро. За столько лет её сын своего намерения не осуществил, но и решимости не утратил. Сейчас ему было семнадцать, и за всё это время обещание его крепло, подобно клинку, из огненного жара погружаемого в ледяную воду. Он не торопил события, но шёл к своей цели с упорством безумца, и, чёрт возьми, как распирало и как окрыляло его это безумие!

Поправив ремень сумки на плече, Марко сделал несколько точных прыжков по верхушкам осклизлых глыб и влез в глубокую влажную расселину. Протискиваясь через неё, скрючившись и прижавшись мокрой спиной к накренившимся стенкам, Марко потревожил летучих мышей, те принялись яростно пищать и в панике биться ему в лицо. Стараясь не обращать внимания на царапанье кожистых крыльев, Марко аккуратно переставлял ноги, тщательно выверяя каждый шаг, чтобы не оступиться. Любое неосторожное движение могло стоить принцу сломанной кости или разодранной мышцы: спрессованные слои известняка торчали из стенок острыми рёбрами – под ногами, спереди, сзади, над головой – и мыши были здесь совершенно некстати.

Расселина стискивалась, выстуженный камень морозил пальцы и спину. Марко вынужден был ползти всё медленнее, ощущая себя помещённым в гроб, и подумывал, может, это тупик и ему следовало бы поискать другой проход к сердцу острова. Очень живо он сейчас понимал, какая чудовищная громада нависла над ним, положив, как насекомое, на одну каменную лапищу и прикрыв другой. Предание говорило о мистическом ордене молчаливых монахов, живших на Грке очень давно. Воинственный князь, приплывший сюда из северных земель Коречи, изгнал орден, объявив остров своей территорией. Монахи повиновались, но перед уходом обошли весь Грк по цепочке друг за другом, со свечами в руках, беззвучно шевеля губами и проклиная каждый камешек, каждое дерево, каждую пылинку. И если легенды не врали, ничто не мешало сейчас проклятию монахов похоронить проталкивающегося сквозь узкую щель принца под грудой вековых напластований. Но шум дождя вновь сделался громче, впереди засерел тусклый проём. Трещина настолько сжалась, что Марко двигался уже впритирку к холодным камням – на мгновение он представил, как застрянет здесь навсегда. Сколько он протянет в таком положении? Материнский пирог он благополучно умял, в сумке оставались ещё несколько кусков пршута, но ведь пальцам туда надо было ещё дотянуться. Тогда принц вспомнил, ради чего он здесь, и это придало ему дерзости. Выдохнув и скрутив диафрагму, он рванулся всем телом и выскочил из расселины. Сумка сорвалась с плеча, Марко в последний момент успел ухватить её за ремень и покатился по грязному гравию вниз.

Молния раскроила мутный полог неба наискось, и за этот миг принц успел ухватить глазами раскинувшееся перед ним пространство. Зубья камней щерились под холодным светом, чёрные скелеты деревьев обросли паутиной. Кривая тропка, пролегла меж скал горбом, будто нищенка, тянущаяся за подаянием, и пряталась в глубине острова. Принц поднялся на ноги, поправил сумку, нащупал рукоятку корзинчатого меча на поясе и двинулся вперёд. Тропа змеилась между уродливых сосновых лап – нагих и мёртвых, как и всё здесь – и забирала круто вверх. То тут, то там среди бесформенных нагромождений Марко начал замечать каменные кладки – куски стен, когда-то стоявших здесь. Странно было сознавать, что в таком месте вообще могло оставаться что-то, созданное рукой человека. Но в то же время локрумский принц чувствовал, насколько естественно и жутко смотрятся останки людских укреплений в объятиях растрескавшихся валунов и разбухших от дождя коряг: в них уже не ощущалось биения жизни – ни дикой, ни упорядоченной – лишь застывший натюрморт, заледеневшее предостережение, оставленное неизвестным безумным художником.