Сергей Данилов - Сезон нежных чувств

• Название: Сезон нежных чувств
• Автор: Сергей Данилов
• Жанр: Русское современное

Университетская юность, проведенная вдали от родительской опеки, в студенческом общежитии – это замечательная школа познания мира человеческих отношений.

---

– Тридцать восемь.

– Я что, идиот бегать по улицам в сорокаградусный мороз? Тем более в воскресенье, когда можно весь день спокойно сидеть в общаге?

– Зачем по улицам? Добежим до университетского стадиона, дадим несколько кружочков и обратно. Интересно испробовать, можно бегать в такую погоду?

– Проверить крупозным воспалением лёгких? Увольте. А впрочем, пожалуйста, не возражаю: бегите, Шура, бегите. Мы будем посмотреть на ваше состояние, а позже, если потребуется, вызовем карету скорой помощи. Если, конечно, кареты ездят в такую погоду, но за последнее ручаться не буду. Так что желаю удачи в заполярном кроссе.

– Я с тобой побегу, только прямо сейчас, – Рифкат вывалился из койки вместе с одеялом на пол, постоял немного на карачках, ориентируясь в пространстве. – Надо подышать свежим воздухом, чтобы голова соображать начала.

– Ещё один герой-экстремал на мою голову. Одеяло не забудь с собой прихватить, а лучше матрац – теплее будет.

– Можешь поставить себе в план работы наш пробег – в честь грядущего Дня Конституции.

– О, так вы бежите в честь Конституции? – озабоченно почесал переносицу Мараня. – Так бы сразу и сказали. У меня же в плане работы спортсектора есть какое-то мероприятие для этой даты! Нет, даже такие великие цели не заставят меня покинуть стены комнаты. Самоубийством никогда в жизни не занимался, я вам не Коля Гастелло, посмертный Герой Советского Союза. Пока ещё жить хочу! Кстати о птичках, расскажу, как своим: у меня был один знакомый дома, в Черновцах, так вот он тоже в сорокаградусный мороз взял и убежал из дома… но по уважительной причине: от жены. И что? А ничего, нет его больше. Однако как мероприятие в честь Дня Советской Конституции ваш пробег обязательно оформлю, согласно горячим просьбам трудовых масс. Сколько кругов по стадиону дадите? Десять? Нет, лучше тринадцать, чтобы пять километров можно было поставить. Не люблю приписками заниматься. Мероприятие официально оформим, как полагается. Бегите, хлопчики, бегите. Чего зря стоите?

– Мурат, ты с нами?

– С ума пока не сошёл. И вы дурака не валяйте, лучше бы сходили к девчонкам, попросили у них заварки и чай вскипятили…

– Кто здесь гнусную антинародную кампанию ведет против Дня Конституции? Признавайтесь! Никаких чаев! Пусть бегут! Конституция на носу, а они чаи распивать мне тут! Я вам покажу заварку с девочками!

Под новый тренировочный костюм Юрик надел старый, шерстяной, под него ещё трико хэбэшное не забыл, на голову шапку ушанку, опустив меховые уши, завязал их тесёмочки, как делали в младшей группе детсада на прогулке. Кроме того, намотал на шею зимний шерстяной шарф тоже голубого цвета в три слоя и завязал шикарным узлом. Посмотрелся в зеркало: а что, неплохо получилось. Самое уязвимое место – ноги в резиновых вьетнамских кедах, конечно, обулся он с шерстяными вязаными носками, а всё равно несолидно для сорока градусов, однако в валенках не бегают в честь Дня Конституции, тем более когда их просто нет. В конце концов Юрик не собирается штурмовать Альпы и Чертов мост, даже на турецкий Измаил не претендует. Только до стадиона и обратно. Ну, может быть, круг почета сделает под рукоплескание снежных баб. От таких забегов здоровье будет входить в него прямо пудами. Будем тренироваться каждый день, а весной – на марафонскую дистанцию!

Когда группа спортсменов из двух человек браво спрыгнула с общежитского крыльца, этакими молодыми северными оленями легко заскользила по замёрзшему в лед снегу, Бармин неожиданно почувствовал себя совсем раздетым, будто перепутал сезон и выбежал в одних трусах на мороз. Он даже осмотрел себя удивлённо.

Мглистая серо-голубая пыль занимала всё видимое пространство от сугробов до неба. Облаков не видно, солнце розовым пятнышком плавает в густом плотном бульоне из дыма печных труб, общегородских ТЭЦ и миллиардов иголочек льда, распыленных неизвестным механизмом по всей атмосфере и больно колющих горло вместе с вдыхаемым воздухом. На него можно спокойно смотреть и даже не прищуриваться.

Пробежав семьдесят метров по проулку до проспекта Ленина, они не увидели ни одной живой души на главной магистрали города. И то: воскресенье, минус сорок один по Цельсию. Какой дурак, извините, попрется на улицу? Слева и справа потрескивали чёрными старыми, ко всему привычными брёвнами деревянные дома. Из всех труб поднимались к небу ровные столбы дыма от печей. Там завидовали, как никогда, обладателям центрального отопления: топи тут весь день, с охапками дров бегай в стайку – из стайки да только успевай уголёк вёдрами таскать. От перекалённых печных труб в такую погоду часто вспыхивают чердаки, и за одну такую морозную недельку в городе сгорает больше деревянных домов, чем за всю остальную зиму.

А центральники, наоборот, в морозы жутко завидовали тем, кто с печами живёт: захотел, да и подтопил печечку по такому времени, чтобы теплее бока греть, а тут трубы ржавые, батареи холодные – ни черта не греют, приходится калориферы самодельные устанавливать в спальне, чтобы к утру не околеть, которые электричество жрут немерено, на бешеные деньги. И вообще, того и гляди вся эта техника перемёрзнет где-нибудь или котел центральный, ой, не дай бог, взорвётся от перегрузки, не дай боже, не дай, и тогда всё, хана всему городу. Две недели городские сети, может, такие морозы и выдержат, а три – ни в коем случае, об этом все знают и считают дни не хуже дембелей до приказа.

– Что, правда десять кругов по стадиону делать будем? – поинтересовался Рифкат.

– На месте решим. Вдруг там всё снегом завалено.

– А вдруг залили, наконец, беговую дорожку льдом, – вспомнил Рифкат. – Ты хорошо на коньках стоишь?

– Не очень.

Пустынным, как таежная трасса, проспектом прибежали к университету. Кругом разлилась таежная зимняя тишина: не пролетит, заунывно подвывая, карета скорой помощи, катафалк никакой не проедет, даже милицейский газик не пронесется посередь дороги, ловя бандитов. Затаился народишко по квартирам, силы экономит, спит, свернувшись калачиком под одеялом, и потому не мрёт покуда, не болеет и даже не безобразничает. Всегда бы так.

Единственным движущимся объектом, исказившим полную недвижность арктического пейзажа, оказался невесть откуда прикативший троллейбус с замороженными окнами, на последнем протаяно каким-то горячим сердцем большое слово: «ЛЮБА». Ужасающе скрипя замороженными металлическими членами, высадил на университетской остановке двух студенток, которые, резво семеня новыми валенками, бросились через дорогу к университетской библиотеке. Основательно замотанные в пушистые бабушкины шали, они старательно прижимали ко рту и носу варежки, что все равно не спасёт от завтрашнего покраснения и шелушения кожи. Стремление к науке того стоит! Научка по воскресеньям в преддверии сессии начинает наполняться, так что места в читальном зале даже в такой мороз лучше занимать с утра.

Вбежав красивой поступью в университетские ворота, спортсмены резко сбавили скорость, перейдя на спортивную ходьбу. Мерзлый воздух уже схватил гортань и взялся за бронхи.

Деревья и кусты в роще покрылись роскошным бело-фиолетовым кристаллическим убранством, превратившим насаждения в вечноцветущие субарктические деревья неизвестных видов. Главный корпус тонул в чаще зимнего сада, многократно более роскошного, чем летний, как экскурсионный теплоход в тропической гавани из белых джунглей. О создателе университетского сада и через много лет после его (чего?) трезвонили чуть ли не в каждом номере университетской газетки. При чтении Юрик пропускал эти скучные заметки. А теперь подумал с незнакомым чувством благодарности к вроде постороннему прошлому: «Вот жил человек и создал такую красоту!».

На тропинке сказочного леса стояли два человека: маленькая старушка в кокетливой шапочке и белом пушистом платке под ней и высокий, прямой, с тростью старик в серой полковничьей папахе. Лица у них были одинаково белыми, без кровинки. Они не спеша любовались на покрытый белым прозрачным облаком сад, как японцы на цветущую сакуру. Медленно переходили с одного места на другое, меняя точки обзора.

Рифкат остановился. Проковырял в замёрзших очках дырочку, которая тут стала затягиваться белой плёнкой.

– Знаешь, что-то щёки сильно обмерзают. Кстати, ты тоже потри, у тебя кончик носа белый, – развернулся и пошёл назад.

Спускаться на Московский тракт по обледенелым ступеням восьмиметровой деревянной лесенки было опасно: запросто можно сломать ногу, если оступишься или поскользнёшься, поэтому Юрик взял картонку и съехал вниз по ледяной трассе, которую раскатала местная детвора. Внизу ощутил, что у него немеют сразу и нос, и щёки. Хорошо, что уши у шапки накрепко завязаны. Однако теперь обратно пути нет, надо добежать. Наверное, раздевалка на стадионе открыта. Там тепло, можно будет отогреться.