Геннадий Пискарев - Крадущие совесть

• Название: Крадущие совесть
• Автор: Геннадий Пискарев
• Жанр: Очерки
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-98604-270-1

«Спасись сам и вокруг тебя спасутся тысячи», – эта библейская мысль, перерожденная в сознании российского человека в не менее пронзительное утверждение, что на праведнике земля держится, является основным стержнем в материалах предлагаемой книги. Автор, казалось бы, в незамысловатых, в основном житейских историях, говорит о загадочном тайнике человеческой души – совести. Совести – божьем даре и Боге внутри самого человека, что так не просто и так необходимо сохранить, когда правит бал Сатана.

---

– Посмотрели бы вы, что делается у нас в дни зарплаты, – Раиса Андреевна Прудникова, бывший директор здешней восьмилетней школы (теперь тут только начальная, в которой учатся всего четверо), тяжело вздыхает и приглушенно добавляет: – Автобусами отвозят в вытрезвитель…

– Одна из главных причин пьянства, – объясняет секретарь парткома совхоза «Багратионовский» А.В.Белозеров, – потеря людьми общественного лица. Собираем, например, на торжественное собрание в клуб – не идут…

Александр Васильевич – секретарь молодой. Недавно прислан сюда из города. И за «потерю» не с него бы спрашивать, а с его предшественника Рафика Сулеймановича Байрамова, ныне работающего директором сырзавода уже в другом районе и передвинутого, а точнее продвинутого, туда после того, как в «Багратионовском» сожгли колхозную контору. Крепко попивал «счетный аппарат» хозяйства во главе с бухгалтером Валентиной Прохоркиной. В обществе ее не раз видывали и Рафика Сулеймановича. Да он, собственно, и не скрывал этого. Как и директор Адольф Дубинский, тоже из присланных со стороны. Но с них, как оказалось, взятки гладки.

Но докончим историю с конторой. Пропившиеся бухгалтеры, к которым начали подбираться ревизоры, решили замести следы: подпоили доярку Людмилу Заикину, дали ей в руки ведро с бензином и…

Их судили, конечно. И бухгалтеров, и доярку – мать троих детей. Добавлю, что муж Людмилы после этого горько запил и в день моего приезда в хозяйство умер.

Не знаю, быть может, это обстоятельство – трагедия уже этой семьи и заставила меня отказаться от устоявшегося стереотипа в обличении пьяниц и пьянства, по которому мы чаще всего возлагаем вину непосредственно на самих опустившихся. Ведь как он удобен, этот стереотип! Поставь его, и пьянство уже – не явление, а частный случай, осудить который помогут тебе даже те, кто не имеет морального права судить, но делают это по праву занимаемой должности. А между прочим, у Заикиных и Антоновых и глаза есть, и уши, и душа человеческая. Им тоже хочется, чтобы все вокруг были порядочны и хорошо делали дело свое, а главное – к людям по-людски относились.

Сижу на табуретке, на кухне, перед М.Е.Антоновым, отцом братьев, совхозным механизатором. Оставив кастрюлю (Михаил Егорович сам готовит, держит еще и живность, за огородом и садом следит – словом, кормит себя полностью), хозяин дома, не привыкший к таким разговорам, рассказывает невпопад о себе.

– А с чего началось все? Поехал на тракторе. Матери дров привезти. И тут сосед, пастух. Подвези, да подвези. Взял в кабину. В поле вижу – зоотехник. Он не наш, из приезжих. Что там у него с пастухом было до этого – откуда мне знать. Только вытащил соседа из машины моей и давай бить ногами. А потом на меня кинулся. Здоров, вражина, да еще пьяный…Я сознание потерял. Очнулся – темно. Трактор работает, рядом сосед лежит, мертвый. А у меня – это уже в больнице сказали – восемь ребер сломанных…

«Так-так, – кивает головой местный житель Иван Евдокимович Яночкин. – Судили потом зоотехника».

Михаил Егорович встает из-за стола: надо напоить, накормить скотину да снова на работу идти, а я почему-то думаю: чего это он не назовет ни имени, ни фамилии зоотехника? Спрашиваю – вяло машет рукой:

– Этого брата, знаешь, сколько сменилось у нас. Упомнишь всех… – И вдруг совсем о другом: – А ребят я плохому не учил, говорил, что пить надо только дома.

Горечь, жалость и досада одновременно нахлынули на меня.

«С приходом на землю людей, не болеющих за нее, и пошло падение нравов деревни». Это опять говорил Яночкин. И какие слова! Ведь и впрямь, чтобы у людей было «общественное лицо», потеря которого, по очень верному наблюдению нынешнего секретаря парткома, чревата пьянством, людям необходима общая цель, одинаково волнующая как рядового работника, так и руководителя. И, кстати, в таком случае уже не играет роли: со стороны руководитель или свой, здешний. Если прирос к этой земле душой, проникся поистине заботами и болями ее, его поймут, ему поверят и пойдут за ним.

– Как мы работали! До мозолей на пятках крутились, – вспомнил один из послевоенных председателей колхоза, вошедшего затем в нынешний совхоз «Багратионовский», Иван Павлович Романенко. – Утром дашь задание – вечером примешь дело. Каждую бабку льна, бывало, пересчитаешь. Контроль был. Не то, что сейчас…

И опять верно! Чтобы знал человек: он и его работа необходимы и на виду. Не скажешь тогда: «А мне – больше всех надо?»

Как часто мы сетуем по поводу неэффективности борьбы с пьянством. Но ведь логика борьбы, не мною сказано, предполагает другую сторону, более сильную, которая надежно противостоит любителям спиртного. Противостоит не только укоряющим или просвещающим словом, а прежде всего собственным примером. И тут первый спрос, наверное, должен быть с тех, кто облечен особым доверием, отмечен служебным положением. Ничто так не оправдывает и не развращает коллектив, как дурной пример руководителя.

Не скрою, мне трудно было говорить с братьями Антоновыми, потому как первое, что сказали они: «У нас все пьют».

Кто не слышал этой всеобъясняющей и всепрощающей фразы! Но в последнее время рядом с ней все чаще мелькает другая: «Пьянство – без войны война». Насколько верна подобная оценка, судить не берусь, но если принять эту формулу, то соответственно ей должны быть и меры – особые, военные. Нельзя же тушить пожар, разбрасывая или оставляя головешки среди строений, а уж тем более подливая масла в огонь.

«Ребят я плохому не учил, говорил, что пить надо только дома»… Горькую улыбку вызывают эти наивные слова Антонова-старшего. Где это видано, чтобы война касалась лишь дома? И правы женщины, говорившие в сельсовете: «Беду только миром одолеть можно». И предлагали закрепить за за каждым пьяницей трезвого человека, коммуниста. Я глянул на секретаря парткома Белозерова – Александр Васильевич отвел глаза в сторону. Где уж там, если среди механизаторов здесь нет ни одного члена партии.

А боевой комсомол? Вот кому бы за трезвость в деревне взяться! Да со всей душей, как когда-то в годы переустройства крестьянского быта.

– Да у нас их, комсомольцев, и всего-то семь человек, – говорит секретарь парткома.

Замечаю, что встречал по селу гораздо большее число молодежи. Спросил одного: «Комсомолец?» «Нет, – ответил тот, – после армии на учет не встал и выбыл». И знаете, кто это был? Заведующий местным клубом.

– Пустеют наши села, – раздумчиво говорит Екатерина Борисовна Качанова, секретарь сельсовета. – В таком-то хозяйстве около трехсот жителей осталось. А помню, не столь далекое время, когда только избирателей было 1300. Водка губит людей. И водка же гонит с насиженного места. Как? Да так, увольняют же пьянь по 33 статье КЗоТа, а трезвые сами уходят: сердце не выносит. И Антоновы долго не продержаться. Мать-то с ними всю душу вымотала. Понимает, сорвутся с земли родной – пропадут. Вон старшего выгнали из совхоза. Домой вернулся на костылях. Каково матери?

Каково Ефросинье Филимоновне, я знал. По ее письму, кончавшемуся словами-криком: «Помогите мне. Защитите моих детей…»

«Брать под защиту Антоновых? Люди нас не поймут», – сказало по этому поводу ответственное лицо.

Но почему же? Ведь в письме старой крестьянки тревога и боль за судьбу сыновей перерастает в тревожную боль за судьбу родного села. Земли. И еще мне подумалось, потому так хочется нам иногда оперировать понятиями более мелкими, что поступать с ними можно легче и проще – без особой ответственности.

Строгий разговор

Долго колебалась Ольга, о многом передумала, прежде чем приняла предложение Вячеслава. Однажды она уже сделала опрометчивый шаг – вышла замуж за малознакомого человека. И вот осталась одна с маленькой дочуркой на руках. Соседки, подружки судачат: сама, небось, виновата, не смогла с мужиком поладить. И попробуй объясни им, что не могла она вытерпеть, когда увидела, как ее благоверный из детской копилки медяки на похмелье вытягивал.

И вот Слава…Какой он? Вроде бы ласковый, к Лариске тянется, гостинцы приносит девочке. Веселый. Работа у него приличная – художественный руководитель в доме культуры. Но главное – за все время знакомства не видывала она его пьяным.

…Он сорвался после свадьбы, точнее вовремя ее. Ольга была потрясена. Первым ее желанием было поступить с Вячеславом так же, как и с отцом Ларисы. Но вдруг она представила себе деревенскую улицу и бабий шепоток: «Ишь ты, и второй не угодил. Все, видите ли, пьяницы кругом, одна она хорошая». И смирилась Ольга.

После запоя Слава был тих и ласков. А женское сердце податливое, отходчивое. И Ольга с надеждою и облегчением стала думать: то, что произошло на свадьбе, – случайность. Но не очень долгими оказались ее покой и радость…

К моменту моей встречи с Бронниковым в селе, куда я выехал по очень тревожному письму о пьянстве, это был уже опустившийся человек. Давным-давно уволили его за развал дела из Дома культуры. И кем он только не работал после этого: сакманщиком, плотником, стригалем…