Игорь Сотников - Философский детектив

• Название: Философский детектив
• Автор: Игорь Сотников
• Жанр: Русское современное

Действия книги происходит во времена становления громкого имени Эллады. Ну а когда не всё ещё построено, то многие вместо того чтобы достраивать, домысливают, что и оказывает своё решающее действие на жизнь граждан. В общем, во время празднования Дионисий произошло преступление. И как оно будет расследовано философскими умами жителей Афин, будёт развёрнуто показано на страницах этой книги.

---

– Установи свои правила игры, введи свои правовые рамки и уже после этого, можешь спокойно пожинать, теперь уже точно твои плоды и лавры, – пророчествовал первый мифический стратег, который так и не удосужился сообщить своим потомкам, на каком основании, именно им установленные правовые нормы, имеют приоритет перед всеми другими («Право сильного – чем не аргумент», – эхом свободных Афин отдаётся в ушах демагогов).

– Ладно, для начала (Στοιχεῖα) и поверхностного взгляда будет достаточно, – заявил Евклид и тем самым вернул нас к Гению.

А между тем Гений, находясь в неведении такого поразительного открытия Зенона, можно сказать, прослыл невежей и, не обращая внимания на научно-обоснованную невозможность его подобных действий (видимо, без публикации и получения патента на своё открытие, само открытие, в определенных несогласованных случаях, не имеет, не то что юридической силы, но даже игнорируется самой реалией жизни), совершил, по апории Зенона, невозможное, и догнав его, с разбегу приложился ногой к одному его месту. После чего тот, поднятый вверх этим ускоряющим ударом, унёсся в кусты и как следствие этого соприкосновения, где-то примерно с месяц, не мог и помышлять о запории. Сам же Гений не стал помышлять о дальнейшей судьбе Зенона и с чувством выполненного долга, направился обратно ко входу в амфитеатр.

– Гений, мы здесь, – заметив вернувшегося героя, Антиоха, к неудовольствию Парадокса, помахав тому рукой, выказала свою зоркость.

Гений, заметив этот приветственный взмах рукой, дабы проявить свою галантность, ну а когда имеешь в кармане неистраченную на входной билет пару лепт (финансирующий нынешнее представление хорег не пожмотился и выдал малоимущим, в которые поспешили записаться все Афинские скряги, денег на входной билет), то так и тянет на что-то подобное. Так что, не было ничего удивительного в том, что Гений, мигом прикупив пару пакетиков фиников, без которых представление теряет свой вкусовой интерес, принялся поспешать, чтобы присоединиться к своим друзьям и подругам.

– А ты, я смотрю, не зря бегал, – корыстность Елены, возьмет да и прорвется через её сладкие, даже для фиников уста.

– Спасибо, – только и сказала немногословная, но очень выразительно глазастая Антиоха.

– А мне? – не получив ничего, удивлён такому миропорядку получения сладостей Парадокс.

– Ну ты и Парадокс, – вместо «хамло», слишком уж снисходителен к своему другу Гений, успевший воспользоваться этим не воодушевлением Парадокса и занять место рядом с Антиохой и тем самым выдавить того на самый край ложа, к проходу.

– Кто это? – заметив эти движения Антиохи, из ложа элитариев, задался вопросом находящийся здесь инкогнито, римский легат Цилус, прибывший сюда, в эту цитадель демократии не просто так, принять участие в ежегодных празднествах, проводимых в честь бога виноградарства Диониса – дионисиях, а имея к тому же ещё свою тайную миссию, на который счёт, он, будучи прижимист, пока что старался не распространяться.

При этом он был не прочь совместить полезное с приятным, которого, судя по всему, можно было ожидать не мало. Ведь всё-таки, когда вино рекой течёт, то это всегда подразумевает заманчивые продолжения, а тут ещё праздник на несколько дней, так что Цилуса при его талантах, которые так и жгут его ляжку, ждёт не то что не мало, а даже то, что его бездушие распожелает. Правда, при этом, не нужно слишком забываться, к чему он склонен в слишком сильном подпитии, возлежа на разных ложах, а следуя тайному предписанию, с которым он был направлен сюда из Рима, в плане культурного заимствования, начинать изыскания достойных представлять, как себя, так и ту науку или род искусства, о котором, как опять же он считает, этот представитель, имеет больше всего представления, чем он. Ну а как только он отыщет этих достойных мужей, то в последующем, их можно будет представить перед культурным сообществом Рима. Для этого Цилусом и были наняты из близлежащей к Греции среды, по его мнению, объективно незаинтересованные лица, критянин Минос, грайк Филон (расистски прозванный Грайком). Ну и плюс ко всему, чтобы быть не слишком оторванным от местных реалий и не прослыть слишком пристрастным или же просто, если что, было бы на кого все спихнуть, один из местных – эллин Это'т.

– Кто-кто? – не проявив внимательность, опять тормозит его проводник по злачным местам критянин Минос.

– Да вон та прелестница в чудной накидке, с вьющимися белыми локонами, – восторженно проговорил Цилус, тем самым, чуть не вызвав в Миносе желание оттошниться.

– Не понимаю, что они все в ней нашли? – Минос, бросив взгляд на Елену, удивлён и одновременно не удивлён закономерности поведения, по римским меркам, прилежного семьянина Цилуса.

– Запомни… – в один из моментов своей крепкой забывчивости, а что поделать, если градус сегодняшнего употребления требовал повышенного внимания, Цилус, сунул свой палец в лицо Миносу.

И к своему, как и Миноса удивлению, при этом попал ему точно в ноздрю, в которой до этого момента находившаяся и не дававшая проходу воздуху зеленая малоприятность, получив это подкрепленное силой указание, тут же вдавилась и, пройдя в горло Миноса, сейчас же им была проглочена. Заметив эти глотательные движения Миноса, Цилус принял их за выражение внимательного почтения и, дабы не упасть в грязь лицом взялся говорить, что при его состоянии не то что было весьма вероятно, а уже не раз им было проделано, так что на смену зелёной пробке в ноздре Миноса, очень пахнуще обосновалась иная, очень знакомая своей несваримостью субстанция:

– Только по римским рамкам и критериям, я буду жить и оценивать! И если что-то меня будет не устраивать, то, значит, будем либо менять, либо же переименовывать, – чуть не сорвал резьбу в ноздре у Миноса, слегка споткнувшийся и почти не упавший, разволновавшийся Цилус. – Всё исключительно будет находиться в нашей юрисдикции, и никак иначе. Ты меня понял?! – поставил в тупик случайного прохожего, оттолкнув (уже проехали) неинтересного собеседника Миноса Цилус, который, не сводя своего невидящего взора с этой, ясно, что мелкой субстанции, очень твердо дал ей понять, что он всё на это думает.

– Да это Елена! – после этой небольшой отвлеченности на своё мыслепровождение, ответил Минос.

– Та самая? – слишком восторжен этот Цилус.

– Ага, – только на этот ответ и соблаговолил себя, вовсю плюющийся, нетерпящий подкаблучников Минос.

– А это кто с ней такой, слишком, по-моему, самоуверенный? – заметив, как Елена смеется над остротами Парадокса, Цилус, знающий множество анекдотов, над которыми Елена могла бы ещё не так укатываться в его отдельной палатке, наполнился праведным гневом.

– Да это Парадокс, – не считая того важной частью существенности жизни, Минос махнул на него рукой.

– И она с ним?! – ошарашенно задумался Цилус. – Вот это, парадокс.

– Видишь того, в белой тоге? – с другой стороны трибун, почти на одном уровне с занимающими ложе Цилусом и Миносом, незаметно указывая на них рукой, попытался указать на них оратор Гипербол, имевший за собой не только крепкий голос, но и небольшую поддержку в качестве ремесленного бизнеса по изготовлению светильников («Из искры возгорится пламя» – слишком ясен для далёких умов, выбитый на входе в его мастерскую девиз), обращаясь к грозе всех местных аристов, низкородному ратнику Терситу, по неким странным, очень тёмным обстоятельствам, находящемуся с ним в одной лодке. А ведь на столь сложный тандем с Терситом, на которого многие аристократы имели не только зуб, но и свои выражения:

Только Терсит меж безмолвными каркал один, празднословный,

В мыслях имея всегда непристойные многие речи,

Вечно искал он царей оскорблять, презирая пристойность,

Все позволяя себе, что казалось смешно для народа.

Муж безобразнейший он меж Данаев пришел к Илиону:

Был косоглаз, хромоног; совершенно горбатые сзади

Плечи на персях сходились; глава у него подымалась

Вверх острием и была лишь редким усеяна пухом. —

не просто так, можно было решиться. И, видимо, эти странно-тёмные обстоятельства, однозначно имели под собой политическую подоплёку (у каждого видного политика, в своём активе должна быть своя, хоть какая-нибудь, да легенда), о чём, впрочем, уже сами за себя говорят эти наветы аристократической партии, не гнушающиеся ничем и переходящие к прямым оскорблениям. Тогда как отсутствие горба, кривых ног и прямота зрения Терсита, в полной мере опровергает эти информационные атаки, состоящих на зарплате у царей, непонятно куда смотревших памфлетистов.

– Это всё Агамемнон. Строит против меня свои козни, – для прямолинейного Терсита не является секретом, кто является тем тайным кукловодом, стоящим за всеми этими наездами на него. И он, не терпящий недомолвок, всегда готов найти в своём противнике какую-нибудь погрешность и иносказательно или прямо облечь её в истину. – Он и имя себе придумал такое неудобоваримое, аж язык сломаешь пока выговоришь, лишь для того, чтобы все обращались к нему Ваше Величество.