Джеймс Кервуд - На равнинах Авраама

• Название: На равнинах Авраама
• Автор: Джеймс Кервуд
• Жанр: Прочие приключения

---

Повинуясь инстинкту хозяйки, Катерина со всех сторон осмотрела мясо и только потом подошла к висевшему на стене зеркалу, откинула капюшон и поправила волосы. Затем она оглядела стол, на который специально для жареной оленины Хепсиба поставил оловянную посуду. Анри заметил, как на ресницах Катерины блеснули слезы, и, на мгновение задержав ее руки в своих, почувствовал, как сильно бьется ее сердце.

Прошло два года с тех пор, как она в последний раз видела Хепсибу: два года ожидания, надежд и молитв за легкомысленного брата, ее последнего кровного родственника, который появлялся и исчезал с непостоянством ветра, но пока так и не сумел убедить сестру бросить мечту однажды увидеть его членом их маленькой семьи. При каждом появлении Хепсиба не скупился на обещания, душой клялся, что твердо решил исполнить давнишнее желание Катерины и навсегда поселиться с ними. Но в один прекрасный день или ночь он исчезал со всеми своими пожитками. О нем не было ни слуху ни духу иногда месяцев шесть, иногда год, иногда, как сейчас, и того больше. Он возвращался, по-прежнему щедрый на обещания, готовый клясться чем угодно, в том числе и душой, но никто не сомневался, что в конце концов он снова исчезнет. «Я не могу прощаться даже с индейцем, а о Катериной тем паче, — однажды под большим секретом признался он Анри. — Уж лучше я оставлю ее смеющейся, чем в слезах».

Возвращался Хепсиба, неизменно неся на плечах огромный мешок, словно хоть отчасти хотел искупить свой грех. Развязывание мешка и распределение его содержимого со временем превратилось в самое значительное и волнующее событие в жизни Джимса и — в несколько меньшей степени — в жизни его матери. Но на этот раз, возвращаясь за ружьем в компании своего любимого дядюшки Хепа, Джимс даже не вспомнил про мешок. В решающий момент его жизни рядом оказался герой из героев, и, дабы заручиться его обещанием хранить тайну, Джимс не стал терять времени и рассказал про мальчишку, которого ненавидел. Заметив судорожное подергивание руки племянника и предательское дрожание его голоса, Хепсиба уселся на мешок с мукой и сидел до тех пор, пока умелыми вопросами и проявлением сочувственного интереса не выведал у Джимса большую часть того, что мальчик утаил от родителей. Только после того как Анри во второй раз протрубил в рог, призывая к обеду, они поднялись на ноги, и, когда Хепсиба взвалил на плечи мешок с мукой, его круглое малиновое лицо было похоже на полную луну, сулящую исполнение всех желаний.

— Для победы в драке важны не габариты, Джимми, — доверительно говорил он. — Кроме того голландца в Олбани, еще ни одному верзиле не удавалось отколошматить меня. А я, как видишь, весьма умеренных габаритов. Уж коли на то пошло, я всегда, и не без причины, предпочитал крупных противников. Они не очень проворны, не умеют падать и в девяти случаях из десяти заплыли жиром. Так вот, судя по тому, что ты рассказал мне про этого твоего Поля Таша, ты можешь так отделать его, что он взмолится о пощаде. Ну а когда он будет ползать у тебя в ногах, — самое время хорошенько всыпать ему, да еще с походом, чтобы впредь неповадно было. Вот так-то. На том и порешим, Джимми.

Из-за угла дома навстречу заговорщикам вышла Катерина; Хепсиба благоразумно воздержался от дальнейших советов и весьма выразительно подмигнул Джимсу.

В тот вечер в дом Булэнов впервые за два долгих года пришел настоящий праздник. В честь гостя зажгли четыре лампы и целую дюжину свечей. Над необъятными безлюдными просторами пала ночная тьма, плотные дождевые тучи скрыли звезды, а дом на краю Заповедной Долины был полон света и веселья. В нем царила истинная радость, и никто, казалось, не замечал раскатов грома, ливня, барабанящего по крыше, стука ветра в оконные стекла. Разрезали мясо, и начался настоящий пир. Стол ломился от маисовых лепешек, картофеля с морковью, пудинга, многих других блюд, и поэтому прошло не менее часа, прежде чем Хепсиба Адаме отодвинул от стола свой конец длинной скамьи и вытащил из-под лестницы, ведущей в комнату Джимса на чердаке, плотно набитый мешок.

Сколько помнил себя Джимс, то был обычный сигнал очистить стол, убрав с него все до последней крошки. Пока отец курил длинную голландскую трубку, а дядюшка Хепсиба возился с мешком, притворяясь, будто никак не может развязать его, сын и мать наперегонки убирали со стола, каждый занимаясь своей половиной. Потом Катерина ставила на концы стола по лампе и усаживалась напротив брата; в такие минуты щеки ее пылали от удовольствия, в глазах горело радостное ожидание, ничуть не меньшее, чем восторг и нетерпение Джимса.

Хепсиба погружал руки в таинственные недра мешка.

— Ничего стоящего. Несколько пустячных безделиц. — Слова эти он повторял из года в год. — Несколько безделок для мальчугана, кой-какие побрякушки для сестрицы да кое-что ценою в фартинг для тебя, Анри. Купил по случаю и по дешевке в Олбани, где живет голландец с тяжеленными кулачищами. А вот и первый пакет, подписанный грамотеем, который продал мне свой товар. Так-так… чепец, гофрированный воротник, шемизетка и рулон кружев по пяти шиллингов за ярд. И кому же здесь могут пригодиться все эти глупости, как не…

И под радостные восклицания сестры он бросил ей сверток. Горя нетерпением, Катерина едва успела раскрыть его, а Хепсиба уже с притворным недоумением разглядывал при сиянии свечей красную шелковую юбку. Пораженная Катерина шумно глотнула воздух и вскочила на ноги. Хепсиба заранее во всех деталях продумал свой сюрприз, и на столе друг за дружкой появились белый капор, черный капор, еще три юбки: одна — из тончайшей алой ткани с черными кружевами, вторая — из разноцветной плотной ткани с игольными кружевами и третья — из черного шелка на пепельно-серой подкладке. Катерина замерла, не в силах отвести взгляд от всех этих сокровищ, достойных королевы, а брат прибавил к ним пару корсетов для тончайшей талии в восемнадцать дюймов и высыпал на них такое множество кружевных рукавчиков, воротничков, брыжей и шейных платков, что она на мгновение зажмурила, затем широко раскрыла глаза, словно опасаясь какого-нибудь хитрого подвоха.

— Матерь Божия! — наконец воскликнула Катерина. — И все эти восхитительные вещи для меня?

— Ну, разумеется, нет, — ледяным тоном ответил Хепсиба. — Корсеты для Джимса, алая юбка с кружевами — для Анри, чтобы по воскресеньям ходить в ней в церковь.

Но Катерина если и слышала шутку брата, то не обратила на нее внимания. Ее тонкие пальцы быстро перебирали подарки, с нежностью задерживаясь то на одном, то на другом, пока Анри не забыл о своей трубке, а Джимс не встал с места, чтобы получше разглядеть взволнованное лицо матери.

— Должно быть, они стоят целое состояние! — Держа в руках алую с черными кружевами юбку, Катерина подняла глаза на улыбающегося брата. — Вот эта, например…

— Два фунта пятнадцать шиллингов, — сказал Хепсиба, еще шире открывая мешок и проворно орудуя в нем руками. — Но кое-какие мелочи, вроде вот этой, ma cherry6, стоят подороже, — добавил он, пытаясь хоть что-нибудь произнести по-французски. — Капор, притом лучший в Олбани, — четыре фунта десять шиллингов. А вот полрулона тканного золотой нитью муслина — по восемнадцать шиллингов за ярд. Вот немного люстрина по двенадцать шиллингов. Набивной ситец по шесть шиллингов три пенса, дюрант по три шиллинга шесть пенсов. В общем, как клялся грамотей, продавший мне свое добро, материи вполне хватит, чтобы соорудить наряды и всякие там украшения для самой что ни на есть капризной франтихи в здешних краях. А к ним у меня есть еще и воротники, и наколки, и нитки, и пуговицы, и ленты, и даже четыре пары самых легких туфелек, какие только видывали на Гудзоне.

Хепсиба широким жестом выложил на стол все эти вещи, с довольным видом крякнул и ненадолго прервался, чтобы набить трубку. От нетерпения сердце у Джимса едва не выскакивало из груди, и, когда узловатые руки дядюшки Хепсибы снова погрузились в мешок, мальчику показалось, что удары его слышны во всей комнате. Церемония вручения подарков повторялась из года в год. Первой шла мать, затем он сам и, наконец, отец, который ожидал своей очереди, молча наблюдая за происходящим. Но на этот раз Хепсиба решил изменить заведенный порядок и, вынув из глубин мешка довольно объемистый пакет, передал его отцу Джимса.

— Три трубки — из лучших, какие мне доводилось видеть, — объявил он. — Одна сделана в Голландии, вторая — в Лондоне, третья — в Америке. К ним пять фунтов виргинского табака, а в придачу шляпа, куртка и пара сапог, в которых не зазорно отправиться на любую swoirree7 по эту сторону моря. Ну как?

И он отошел от мешка, как будто его содержимое иссякло и на долю Джимса ничего не осталось.

Джимсу казалось, что дядюшка целую вечность держал его в этой уверенности. Но вот нарочито медленно, отчего беспокойство Джимса еще более возросло, Хепсиба Адаме вновь подошел к своему мешку.