Владимир Фролов - Сокровенное. Исполнение желаний

• Название: Сокровенное. Исполнение желаний
• Автор: Владимир Фролов
• Жанр: Поэзия

Эта книга создавалась многие годы и имеет биографический характер. Автор любит любит жизнь и все, что с ним происходит старается отразить в своих стихах и небольших поэтических юмористических зарисовках.

---

«Я видел: тебя провожали…»

Я видел: тебя провожали,
глазами-углями жгли.
Глаза твои отражали
всю бездну чужой любви.

Нетленное в них дышало
и этот, волнующий ток,
мне в сердце вонзался жалом.
Я глаз отвести не смог.

Они не меня желали,
Их кто-то другой желал.
Глаза меня пожирали.
И я их поцеловал!

Какое смешение чувства,
без тени смущения лиц.
Неведомое искусство
за миг распластаться ниц…

Автобус по улицам мчался,
шофер обезумел совсем.
И кто-то навзрыд рассмеялся,
а я был спокоен и нем.

Жизнь (Трилогия)

1
Под действием неведомых,
Невидимых пружин
Под кожей задубелою
Не тлеем, не дрожим…

Несемся вдоль по плоскости,
Вопросы в стороне.
Боимся чьей-то косности,
А пьем наедине.

Не бережем отчаянность
Для близких, но чужим…
Сдаем себя нечаянно
Взамен на ласки дым

Так в суете, беспечности
Теряем день за днем
Как вдруг по-человечески
Возьмем да и умрем

И мимо скачут славные
Гнедые русаки —
Легки движенья плавные,
Близки и далеки

2
Под действием неведомых пружин
Мы достигаем славы и размаха.
Однажды постигаем Пастернака,
Чтобы затем расстаться важно с ним

Перед полотнами робеем Пикассо:
Величие, маразм, иноязычье!
А может – это стрелки у часов
Остановились в позе неприличной?

И вдруг понятен станет Сальвадор
Дали – неистово жестокий.
Кипит в крови у каждого задор,
Сомнений дали и горой пороки

И, наконец, в безумной тишине
Среди таких же, немощью спокойных
Отправишься по лону, при луне
В приют сердец уже не своевольных

3
предназначенье…
Предназначенье наше неизвестно.
Ни нам самим, тем более другим.
Живем-тесним чужих, неинтересных.
Глотаем скуки яд сквозь ароматный дым.

Отраву жгучую…

Отраву жгучую льем до краев стаканов,
Пьем, забывая мерзость отчужденья.
Как старики стремимся в тьму вокзалов
И ищем встреч – мгновений исступленья

Они не любят…

Они не любят нас как мы бы их любили.
Им ты не нужен – кров необходим.
Глядится сквозь размазанные «были»
Изглоданной бессонницей «интим».

Вонзаясь в тело…

Вонзаясь в тело острыми клыками
В оргазм, сливаясь разом навсегда
Сплетаются узлами-волосами
Паучьей хваткой липкие тела

К чему писать…

К чему писать нелепые картины
К чему слагать отпетые стихи
По свету бродят люди-половины,
Но их сердца безмолвны и глухи

Но их сердца…

Метаморфозы

лежала желтком в белке
зима с поволокой глаза
словно кто-то на велике
проверял тормоза
алой змейкой томатный сок
расплескал на снегу
белый как порошок
как невеста в пургу
в натюрморте жила душа
старомодного доброго пса
уходили созвездья туша
поезда глаза
уходя возникали прочь
козырьком картуза
как у мамаши скочь
как у папаши пузо
лежала желтком в белке
зима с поволокой глаза
карамелькой на языке
солнцем за…

Гамлет Второй

«Издалека,
из ниоткуда,
мы вглядимся друг в друга,
таясь…»

«И так вся жизнь: миг бытия
и годы медленного тленья…»

Сгореть?
Истлеть?
Пугающий вопрос,
нам всем поставленный,
в упор,
с размаха.
Пытаемся
Шекспира одолеть
сквозь перевод
Бориса Пастернака.

Нам хочется!
А сможем ли понять,
взрывающее строки
вдохновенье?
Ведь нам по сути
на Шекспира
наплевать.
Нас ра-
дует
сомненье,
самомненье.

Насыщены
усталостью,
враньем.
Напыщены
тщеславием
и злобой.
Подумать стыдно
для чего живем,
зачем в постели
голые
мы оба.

Мы тратим жизнь
на пошлость,
суету,
на тех,
кто нам
среди других
полезней.

Но вот ударит
правда
по хребту,
И с ног летишь
как от лихой
болезни.

Так почему,
собой же дорожа,
к другим
претензий
предъявляем много?
Идем во тьму по лезвию ножа,
смеясь над теми,
кто летит
под ноги?

Старость

Я ощущаю искренность людей
на близком и далеком расстоянье.
У одиночества немало злых путей.
Всех манит звезд неясное сиянье.

Общения ищу среди других,
таких же одиноких и несчастных.
Кричу во тьму, но замирает крик,
и все попытки сблизится напрасны.

Как странен мир не дружества людей,
в котором мы серы и неприметны…
Ты поделись со мной бедой своей!
Ты поделись со мной мечтой заветной!

Как труден первый шаг для нас с тобой.
Гнетет нас яростно усталости дремота.
Кивнуть не успеваю головой,
как ты уходишь, подавив зевоту…

И остаемся мы наедине
с пустой тоской, отчаяньем и злобой…
Не дай-то бог те дни топить в вине,
иль в наслажденье с молодой особой.

А время капает, как капельки воды,
но ничего они не заполняют.
Теряем медленно сознанье правоты
и жизни смысл сознанье извращает.

И, наконец, устав от праздных слов,
среди людей чужих и незнакомых,
замрут, чуть вздрогнув, стрелки у часов,
звонки умолкнут бойких телефонов.

Мгновенно вспомнишь одинокий путь,
которым шел упрямо, бестолково,
с которого мог сотни раз свернуть,
но не нашел ни сил в себе,
ни слова

«…И бродит наслаждение…»

…И бродит наслаждение
и бедрами качается,
и чьё-то наваждение
в желанье превращается.
Колышется упругостью
нетронутой сомнением
и подступает глупостью —
тоской грехопадения.
Влечет волна отчаянья
в глубины сладострастия.
Безмолвьем одичания
и ласкою участия.
Все струны сердца спутаны
непрошенною нежностью.
А на душе так муторно, так тошно
от поспешности…

Чёрно-белые розы

Я тебе подарил
ненавистные розы
в день отчаянной стужи
проклятой зимы.
Были розы нежны
неизбежны как грезы
Преисполнены жуткости
и новизны.

В сумрак липкий свечей
мы упали случайно.
Были стоны
нежны и слышны.
Черным пламенем стыли
на скатерти алой
Розы в жадных понятьях
ночной тишины.

Поцелуями.
Лепетом.
Жалостью.
Нежностью.
Животворною сладостью
девичьих тайн.
И моей неуемностью
и откровенностью
разлетелся январь
как истлевший букварь.

И, стояли они
черно-белые розы
непорочные розы мои
В аромате любви
Словно капельки слезы
Как колени
раскрыты твои

В гостях

Из небыли,
из зазеркалья,
паук,
не люстра,
камерой хрустальной
завис над лицами,
как астры.

Все суетились у стола.
От недоеденных речей
и недосказанных котлет
лечились музыкой.

Ничей,
общественный
слонялся пес
в колени нос
свой
тыча
то и дело.

Хозяин истый был Ромео
но пыжился сыграть Отелло
Хотела Дездемона спать —
Ей все на свете надоело,
Но телефон трезвонил обалдело

Мы расходились.
У дверей
я пса поймал
дрожащими руками

Желание

Платье хочет убежать
губы не велят.
И пружинами визжать
топчется кровать

Руки прячутся во тьму,
темнота пуста.
Ноги как из ваты пук
ищутся устами

Крик корячится в груди.
Груди слабость рук.
Тело тела позади.
Тел сплошной паук.

Запотевшие глаза
в раковине сна.
За глазами зона зла
и зола ума.

Маг наг

О, как стихи звучат,
когда я наг, один.
И мечется свеча
тенями вдоль стены.

Я маг поющих слов
в звучащей тишине.
И хлещет явь из снов,
таящихся во мне.

Но с волшебством своим
я навсегда один —
безмолвием раним
очарованья спин.

Детское

Из детских тайн я чту одну,
Раздвоенную разом.
Когда я с ней пошел ко дну —
Зашелся ум за разум.

Но в глубину не дала пасть
Холмов остроугольность.
И страсть свою, ощерив пасть,
Пришла в недоуменность.

Свой плен раскрыла красота
Безмолвно и мгновенно.
И сразу стала ты не та,
А та… инством Вселенной.

Пылали губы и ручьи
Струились слез невольных.
Доселе мы были ничьи,
А после стало больно.

Не разорваться, не унять
Сердец единый бег…
О, как, невыносимо стать
Тобой
За дрожью
Век.

«Каштановые волосы…»