Александр Образцов - Европа – полуостров России (сборник)

• Название: Европа – полуостров России (сборник)
• Автор: Александр Образцов
• Жанр: Русское современное

«То, что в Северной Америке к концу 15 века почти не осталось людей (1 млн. человек, в Южной Америке в то же время – 13 млн., С. Брук, Население мира, М. 1986), говорит о том, что в обозримом прошлом массы прарусских переплыли Тихий океан по маршруту Калифорния – Алеутские острова – Камчатка – Курилы – Япония и прошли, ассимилируя языком и мечом, всю Азию и Европу. Это был забег тысячелетий. Китайцы, индусы, персы были подхвачены вихрем переселения и начали развитие самостоятельно…»

---

Они заполняют воздух квартиры распирающими их событиями. Недочитанный «Чевенгур». Тщательный собиратель времени Флобер. Бесконечно читаемый с любой страницы Чехов. Тацит. Кальдерон (до второй страницы). Ивлин Во. Кафка (уже скучный). Варлам Шаламов. Мандельштам, всеми своими словами родной.

Наступает пристальный день, осенью, только что гремели трубы отопления и уже тепло, уютно, ветер бестолково носит косяки мокрого снега за синеющим окном, а в руки ложится невзрачный первый том Лермонтова за 1957 год и первое же «Когда волнуется желтеющая нива…» наполняет сердце таким уже мало знакомым чувством умиления и по коя, что оно просит печали и горечи. Почему? Как сказано «сила жаждет, и только печаль утоляет сердца».

И дальше, по волнам немыслимых русских шедевров, через 1839, 1840, 1841 годы, до смерти: «… и смерть пришла: наступило за гробом свиданье… Но в мире новом друг друга они не узнали». Неужели и они были так же суетливы, вспыльчивы, поверхностны, как мы? Да, так же. Летит уже нешуточный снег в конце сентября, качается седьмой этаж, торгуют люди.

Книги стоят смирно, вовеки веков.

Бес разрушения

В нас сидит бес разрушения. Надо это понять и попытаться изгнать его.

Обычно кивают на окружающих: вот, мол, какие они нетерпимые и злые. Я буду ссылаться на себя самого. Так ближе и удобнее.

Во времена Брежнева я гордился одной своей непримиримой чертой характера: я не поддерживал полезных знакомств. Как только мне казалось, что знакомство таит для меня какую-то выгоду – возможность где-то на печататься или поставиться, получить выгодный договор или отхватить без очереди что-то по номиналу – я ощущал в себе некое сопротивление и, всячески его культивируя, не звонил, не приходил, не переписывался. В чем-то, как я теперь понимаю, я был прав. И нищета, сопутствующая моей жизни, благородна, хотя и противоестественна.

После 85 года все больше и больше открывается возможностей жить общественной жизнью, не боясь испачкаться. Но все больше и больше растет раздражение. Хочется все разрушить, все, все! И всех разогнать. Чтобы остались только чистые люди. Такие, как я, к примеру. Это в нас говорит бес разрушения.

Человек в условиях серости не стал лучше. Но гибкая человеческая природа нашла такие формы приспособления к жизни вопреки системе, что не считаться с этим нельзя. И уничтожать ее, наивно представляя тоталитаризм некими путами на свободном человеке, самоубийственно. Система вросла в нас надолго, навсегда. Жить надо, учитывая это.

Так же как дерево обтекает в своем росте камень, железо, бетон, не утрачивая своей пленительности, а лишь приобретая опыт и своеобразие, так и мы неизбежно должны обойти или вместить в себе чужеродное тело.

Бес разрушения толкает нас на путь уничтожения камня, железа, бетона. Попытка эта безнадежна.

Да, мы уроды. Мы лживые, циничные, наглые люди. Но мы и страдающие, предельно усталые, страстно желающие тепла, нежности.

Мало о ком из живущих можно сказать: он совершенен. Все мы уроды. Но лишь до определенного предела. И этим пределом, порогом истинной жизни является осознание каждым самого себя. А первым, решающим шагом к осознанию себя является изгнание беса разрушения.

Наши убогие дома не приспособлены для жизни. Они разбиты, грязны, лишены удобств. Но таких домов, как в Германии, нам не иметь никогда, если мы позволим окончательно рухнуть нашим городам.

Наша почта служит не объединению, а разъединению людей. Но другой у нас нет. Не надо ломать почтовые ящики и орать на почтальонов.

Наши знакомства делятся на выгодные и невыгодные. Не надо их де лить. Только тогда мы перестанем бояться соседей по лестничной клетке.

Наши власти некомпетентны, как мы сами. Не надо их ненавидеть, вопрос почти снят с повестки дня.

Бес разрушения изгоняется рассудительностью и постоянной гигиеной души. Бес этот, как микроб, живет в немытых углах. Для него смертельна улыбка.

Бог разрушения

Когда отец жестоко наказывает какого-то из своих сыновей за проступок, который у других и не считался бы проступком, и делает это осознанно и беспощадно, не надо искать оправдания его действиям и не надо защищать обиженного: бессмысленное занятие. Можно сказать – время рас судит. Но оно-то как раз и не рассудит. Оно построит историю семьи уже с учетом сделанного. Только отец, с его пониманием правоты и необходимости способен обосновать наказание. Да и то лишь самому себе. Это его история, история его семьи и он не враг ей, если только не сошел с ума.

Видимо, сын излишне возгордился и обнаглел. Бог разрушения вступает в свои права. И останется лишь то, что устоит от цепной реакции разрушения. Может быть, вместе с норовом сломается хребет. Может быть, об летит только то, что и не представляло ценности в дальнейшей жизни. Может быть, наступившее смирение сделает любимого сына и самым надежным, прямым наследником отца.

А пока буйствует бог разрушения. Пока сын туп и злобен от обиды. Пока он всячески распаляет себя мыслями о своем былом избранничестве. Он неуправляем. Родные сторонятся его. Только сестры тайно ему сострадают – но и их он гонит в слепоте нетерпимости и отчаяния.

Но приходит день, когда бог разрушения уходит.

Британия против России

Цели британской внешней политики неоднократно и открыто обсуждались в английской прессе перед Крымской войной 1854 го да. С тех пор прошло полтора века, но последовательность бри танцев вызывает не столько восхищение, сколько ужас: ни один нормальный человек не способен так долго и упорно ненавидеть.

Неугасимая и целенаправленная враждебность лорда Джадда или Мэри Робинсон к новому русскому государству получает свое объяснение, если мы вспомним цели британской короны в отношении России, наиболее полно изложенные Пальмерстоном, инициатором Крымской войны, статс-секретарю по иностранным делам лорду Росселю. Насколько они злободневны, судить читателю: «Аландские острова и Финляндия должны быть возвращены Швеции; Прибалтика отходит к Пруссии; королевство Польское должно быть восстановлено как барьер между Россией и Германией; Молдавия и Валахия и все устье Дуная отходят к Австрии; Крым и Кавказ отбираются у России и отходят к Турции, причем часть Кавказа, именуемая „Черкессией“, образует отдельное государство, находящееся в вассальных отношениях к Турции».

То, чего не смогли сделать английские солдаты и диплома ты, с чудовищной последовательностью довершили большевики: они сдали немцам практически выигранную первую мировую войну и вы полнили тем самым первую половину плана Пальмерстона, а затем умудрились проиграть холодную войну сытым и трусливым американцам, имея под ружьем полмира. И выполнили, таким образом, план британцев на девяносто девять процентов: Чечня («Черкес сия») пока еще в составе России. Здесь можно говорить о КПСС как о коллективном английском шпионе.

Представляется, что наиболее действенным «ответом Керзону» должно стать возвращение Думы и иных государственных институтов власти в Петербург хотя бы для того, чтобы доказать покойному Пальмерстону: мы великая страна, оступившаяся на крутом повороте истории, и мы никому не позволим строить в от ношении нас планы расчленения или подавления! Мы же к вам не суемся в Кардиффсити с планами реанимации валлийского языка. Как бы ничтожны не были и сам валлийский вопрос, и сам остров.

А о возвращении Думы хорошо думается на Троицком мосту в середине апреля, когда по недвижной стальной толще реки шустро гонит ладожский лед и перспектива во все концы такая изуми тельная, такая имперская, что хочется пригласить на этот мост лорда Джадда и спросить у него: как, хорошо? И если лорд действительно лорд, он уже никогда не станет кривить рот при слове «Россия».

Бродскизм и Кушнеровщина

Я предлагаю читателю самому сделать выводы из приводимых мною сведений: в 1914 году в Петербурге одновременно проживали и работали следующие поэты – Блок, Ахматова, Мандельштам, Кузмин, Гумилев и многие другие. Пожалуй, этого небольшого списочка достаточно, чтобы перевесить всю современную мировую поэзию.

На сегодняшний день в Петербурге официально числятся два имени – Кушнер и тень Бродского.

Не только в поэзии такая картина. В театре уже не первое десятилетие господствуют безоговорочно Додин и тень Товстоногова. В прозе – Гранин и тень Гранина.

Не станем дальше составлять хилые сегодняшние ряды. Попробуем разобраться с поэзией.

Известный городской башибузук Топоров прославился тем, что безбоязненно рубит в капусту средние, но известные литературные имена. На представителей высшего ранга рука Топорова секиру подымать не могёт. Потому что Топоров тоже хочет кушать, а на подступившую пенсию кушать мало чего можно.

Еще двадцать лет назад легко объясняли литературную хилость большевистским зажимом. Однако и в эмиграции что-то не слышно было высоких голосов – одни проклятья и сарказмы. За двадцать лет после зажима должно было появиться хотя бы одно крупное имя. Ну, не самое крупное. Хотя бы уровня Гитовича или Владимира Соколова. Нет, не появляется.